Моя тайная война, стр. 8

Чистка подошла вплотную и ко мне, но на мне и прекратилась. Навестив меня однажды вечером, Гай был необычно молчалив. В конце концов выяснилось, что он пал "жертвой бюрократической интриги". Его уволили. Естественно было предположить, что мои собственные дни, а может, и часы тоже сочтены, и Гай, очевидно, ожидал меня в товарищи по несчастью. Но па следующий месяц и месяц спустя я по-прежнему получал конверты с жалованьем. Управление специальных операций, видимо, во мне нуждалось, а возможно, я был слишком незначительной фигурой, чтобы почтить меня увольнением. Гай не унывал. Он вскоре нашел желанное убежище в министерстве информации и даже начал с презрением поговаривать о моей затянувшейся связи с "выгребной ямой" (начальные буквы английского выражения "Slop and offal", означавшего "выгребная яма", совпадают с начальными буквами английского названия УСО - Special Operations . - Прим. пер.).

Глава II.

Работа в управлении специальных операций.

Провал нашего первого учебного заведения подействовал на меня угнетающе, но это принесло мне известную выгоду, поскольку я вернулся в Лондон, где почувствовал себя, по крайней мере, ближе к коридорам власти и источникам больших решений. Практически же непосредственной пользы от этого мне было мало. У меня не оказалось никаких конкретных обязанностей, и потому я не мог претендовать на рабочее место. Я слонялся по учреждению на Бейкер-стрит, стараясь запомнить новые лица и сколько-нибудь связно представить себе организационную структуру УСО. Это было самой трудной задачей в то время. Все казались очень занятыми, даже если только передвигали мебель. В обстановке столь бурной деятельности меня тяготило безделье. Такая ситуация напоминала мне прием с коктейлем, где все друг друга знают, а ты - никого.

В то время это казалось неправдоподобным, но фактически я был свидетелем родовых мук будущей внушительной организации. И если я описал первые дни ее существования так, как воспринимал все это тогда, в несколько легкомысленном стиле, то, по-видимому, такой стиль объясним. В период между войнами разведывательная служба пользовалась мифическим престижем, однако этот миф не имел реального основания. К такому заявлению многие могут отнестись с недоверием, тем более что на этот счет не опубликовано никаких материалов. Но разве это более невероятно, чем известный случай, когда британский флот, тоже пользовавшийся престижем, будучи послан в Александрию, чтобы отпугнуть Муссолини от Абиссинии, оказался не в состоянии что-либо сделать, потому что не имел снарядов? А правда заключалась в том, что секретная служба, так же как и вооруженные силы Англии, потихоньку увядала. Помимо финансовых проблем мало внимания уделялось укомплектованию службы и ее организации. Если в армии задавали тон офицеры, которые спустя двадцать с лишним лет после сражения при Камбре (в сражении при Камбре 20-30 ноября 1917 года впервые в истории в массовом количестве были применены танки. - Прим. авт.) все еще считали конницу главной ударной силой, то в секретной службе (лишь потому, что ее начальником был адмирал) оказалось полно людей, просто-напросто не нужных флоту. Нельзя особенно осуждать за это адмирала Синклера (начальник разведки ВМС до 1921 года. Начальник СИС с 1936 года и до своей смерти в ноябре 1939 года. - Прим. авт.), так как, вынужденный рассчитывать только на свои весьма скромные ресурсы, он, естественно, подбирал подчиненных из тех кругов, которые знал лучше.

Что касается системы и организации, то их фактически не было. Когда под влиянием страхов, навеянных "пятой колонной" в Испании, понимание потенциального значения тайных операций начало проникать и в так называемую британскую военную мысль, результатом явилась лишь жалкая импровизация. Скептически настроенной СИС была придана секция "Д", в задачу которой входило планировать шумные акты отчаянной храбрости. В то же время тема "черной пропаганды" (подпольная, или подрывная, пропаганда. - Прим. авт.) стала игрушкой в руках ряда смежных государственных организаций, которые метались в потемках, мешая друг другу. Неудивительно поэтому, что в первые годы войны результаты были минимальными. Дабы не подумали, что я преувеличиваю, приведу выдержку из книги полковника Бикэма Суит-Эскота, одного из самых способных и восприимчивых офицеров, прослужившего в УСО всю войну.

"Перечень наших достижений (летом 1940 года) был невнушительным. На нашем счету было всего лишь несколько успешных операций. Была у нас даже некоторая, с позволения сказать, организация на Балканах, но даже там нам не удалось достичь чего-либо выдающегося... Попытки подрывных действий на Балканах вызывали лишь раздражение у нашего министерства иностранных дел. Что касается Западной Европы, то в силу ряда объективных причин наши успехи были просто плачевными, так как между Балканами и Ла-Маншем мы не имели ни одного агента. Странно, но факт".

Таков был фон, на котором происходили перемены, описанные в предыдущей главе. Впрочем, это была лишь малая частица обширной программы реформ. В июле 1940 года Черчилль предложил министру экономической войны доктору Дальтону взять на себя ответственность за все тайные операции против врага. Реализуя это поручение, Дальтон создал организацию, которую назвал управлением специальных операций. Первоначально оно было разделено на три отдела: СО-1 - для "черной пропаганды", СО-2 - для саботажа и диверсий и СО-3 - для планирования. СО-1 впоследствии переименовали в управление политической войны, а СО-2 получил название, принадлежавшее первоначально всей организации, то есть УСО. Для краткости я буду называть их в дальнейшем УПВ и УСО, хотя некоторые описываемые события происходили до изменения наименований. СО-3 можно больше не упоминать, поскольку эта организация очень скоро потонула в бумагах собственного производства и бесславно закончила свое существование.

Я уже начал было удивляться, сколько же можно получать деньги не работая, как вдруг меня вызвал к себе Колин Габбинс. Наряду с другими обязанностями ему поручили подготовить учебную программу. Он, видимо, слышал мою фамилию в связи с неудавшимся опытом в Брикендонбери. Габбинс к концу войны стал весьма известной личностью, и мне приятно думать, что на той первой беседе я распознал в нем человека с будущим. Все в его кабинете свидетельствовало об энергии хозяина. Говорил Габбинс кратко, дружеским, благожелательным тоном. Один мой друг прозвал Габбинса Вилли Вихрь - по имени героя популярного комикса того времени.

Габбинс начал с того, что спросил, разбираюсь ли я в политической пропаганде. Догадываясь, что Габбинс любит односложные ответы, я ответил: "Да". Затем он сообщил, что намечается создать новое учебное заведение большого масштаба. Там будут организованы курсы для подрывников, радистов и так далее. Кроме того, Габбинс собирался создать центральные курсы для обучения общим методам саботажа и подрывной деятельности. Одним из таких методов являлась подрывная пропаганда, и Габбинс подыскивал подходящего преподавателя. Габбинс предложил мне подготовить проект программы по этому предмету. Проводив меня до двери, он сказал: "Сделайте ее покороче".

Приступив к составлению программы, я понял, что мои познания в области подрывной пропаганды оставляют желать много лучшего. У меня не было непосредственного опыта работы в современной рекламе, и я не знал ее методов, которые широко применяются в пропаганде. За несколько лет журналистской деятельности я научился лишь сообщать о происходящем, а это нередко роковая ошибка в работе пропагандиста, задача которого - убеждать. Я пытался утешить себя мыслью о том, что мир видел немало хороших пропагандистов, которые ровно ничего не смыслили в методах рекламы, скажем, таких товаров, как мыло. Однако все это было неубедительно, ж я взял на себя труд проконсультироваться с некоторыми своими друзьями из мира рекламы. Вскоре я набрался столько знаний об основных принципах рекламы, что мог бы прочитать об этом несколько лекций. А главное, я установил, что на работников рекламы можно полагаться лишь в двух вопросах: во-первых, когда они предостерегают вас от этого занятия и, во-вторых, когда они самым подробным образом распространяются о грязных методах своей работы.