Отцеубийца, стр. 61

ГЛАВА 21

Роман воротился домой под вечер. Подъезжая, едва мог сдержаться от довольной ухмылки – он был уверен в том, что Пелагея выполнила все правильно, и вероломная, бесстыжая жена уже проливает свои лживые слезы в отдаленном монастыре. А войдя в дом, понял, что не ошибся – как-то даже легче стало дышать. Но он не должен подавать вида, что знает об отъезде жены. Едва дотерпел до вечерней трапезы, и за столом спросил у прислужницы:

– Подавали госпоже ужинать?

Девушка остановилась и всплеснула руками.

– Так ведь госпожа еще не возвращалась!

– Как так не возвращалась? – Роман нахмурил брови, а самому стоило труда сдержать радостный смех. – Куда же она подевалась на ночь-то глядя...

– Про то мне неведомо, – скромно объявила служанка. Она, конечно, знала все, но предпочитала не соваться, куда не просят. Без вины виноватой станешь! – Марфа ее провожала, ей и ответ держать!

Улыбаясь в усы, Роман приказал кликнуть Марфу. Та прибежала и, узрев «разгневанного» хозяина, заревела во всю глотку, безобразно распялив рот.

– Цыц! – прикрикнул на нее Роман, сопроводив свой окрик ударом кулака по столу. – Перестань вопить, дура! Отвечай толком – куда госпожа уехала? Когда?

Сквозь слезы Марфе удалось выговорить, что за госпожой заехала неведомая женщина, и с ней госпожа поехала в монастырь, надо думать – молиться Богу, а служанки с собой не взяла, потому что в возке места не было, и до сих пор ее нет...

Все остальное потонуло в потоке слез, и Роман махнул рукой на глупую девку.

Все вышло, как он и задумывал. Теперь все могут думать, что жена покинула его, Романа, с целью тайно удалиться в монастырь. Можно даже поискать ее для виду, пошарить по окрестным обителям – клетка закрыта крепко, птичке не вырваться!

Но следовало немедля оповестить весь честной люд об исчезновении возлюбленной супруги – ведь иначе подозрение может пасть на него, Романа! Состроив встревоженное лицо, он решительно встал из-за стола и пошел к выходу, приказал подавать коня и, не мешкая более ни минуты, поехал к князю.

Князя Александра немало удивило явление бывшего милостивца. В последнее время легкий холодок пробежал между ними – князь, неведомо отчего, уже не так благоволил к своему любимцу. Знал ли он о том, как слюбились Ксения и Феофан? Надо думать, знал. Строгий и богобоязненный, князь Александр не спустил бы кому другому такого поведенья и встал бы на сторону оскорбленного супруга, но тут что-то произошло в душе его, и не смог он искренне осудить любовников. В то же время долг чести призывал его не показать никому, а тем паче Роману, своего сочувствия к согрешившей жене.

Так что Роман, сам того не зная, выручил князя из мучительного положения. Услышав весть о бегстве Ксении в монастырь, Александр вздохнул с облегчением. Слава Богу, значит, не нужно ничего решать! Грешница сбежала, а уж куда подевалась она – удалилась ли в монастырь, или сговорилась со своим ладой – до того никому дела нет!

Князь был так обрадован благополучным исходом дела, что не приметил даже неумелого Романова притворства. Плохой из него вышел лицедей! Как ни старался, а все равно в глазах светилась радость, только что руки не потирал от удовольствия. Все это припомнил ненаблюдательный князь только тогда, когда вслед за Романом пришел к нему Феофан.

Князь Александр был сколь богобоязнен, столь и добродушен, и позволил себе на сей раз пошутить.

– Что, сговорились с ладушкой? – мельком спросил он в беседе с Феофаном.

Тот вздрогнул и потупился.

– Да не бледней, не бледней! Весь Новгород об этом гудит. Почто сам ко мне не пришел, не рассказал? Неужели бы я не понял? Авось, и помог бы чем... А ты все втихую! Так родственники не поступают.

– Опасался я, светлый князь, – наконец вымолвил Феофан. – Всем известно – ты у нас строгой жизни, заповеди строго блюдешь.

– Но не монах же я! Понимаю – в жизни всяко бывает. Да вижу, вы и без меня все уладили...

– Да как сказать, – вздохнул Феофан. – Уж и не знаю, что делать. Просил его, ирода, – отпусти Ксеньюшку ко мне, не будет у них жизни! Не пускает, и сам ее видеть не хочет. Ксения запиралась от него, за себя боялась и за младенчика. Раз уж завел ты разговор, княже, помощи у тебя прошу! Разреши ты нас, властью тебе данной!

– Как так разреши? – князь даже привстал от удивленья. – Нешто вы уж не обошлись без меня? Аль ты и не знаешь ничего?

– А что я знать должен? – В свою очередь переполошился Феофан.

Наступило молчание, и, наконец, князь смог высказаться.

– Так ведь только что перед тобой Роман прибегал. Жалился, мол, сбежала от него женушка. Служанки говорили – уехала в монастырь с какой-то не то девкой, не то бабой, и по сю пору не вернулась. Я и подумал, что вы с ней уговорились вместе сокрыться, да и придумали такую отговорку...

– Не было промеж нас уговора, – потемнев лицом, молвил Феофан. – Я ее и не видал с того самого проклятого дня, как Роман из Орды воротился, и сговориться с ней не мог. Да и как она могла в монастырь поехать? В тягости ведь она была, чуть ли не последние дни дохаживала...

– Вот так оказия! – вздохнул князь. – Что ж теперь делать, как ты себе мыслишь? И Роман тут волосы на себе рвал, по пропавшей супруге убивался...

– Ему-то что убиваться, извергу? Поди, только рад, что жена пропала.

Князь погрузился в раздумье.

– А может, и правда рад, – сказал он через некоторое время. – Глаза у него блестели, губы дрожали, и вся рожа перекошена. Вот и думаю – с горя то или от радости. Горевать ему, и правда, не с чего, вроде бы. С глаз долой – из сердца вон. Да и что обрадовался он – на то суда нет. Опозоренную жену с рук сбыл легко, и себя не опорочил...

– Да не могла она никуда уехать! – горячо воскликнул Феофан. – Говорю же тебе: последние дни она дохаживала, поопасилась бы в путь пускаться, тем более без своей служанки, с какой-то девкой чужой! Уж не сам ли Роман ее с рук сплавил?

Помолчали.

– Люба она тебе? – тихо спросил князь.

Феофан, не поднимая головы, кивнул.

– Сам, видишь, княже – я почитай что до седых волос дожил, а лады у меня и не было никогда. Попадались красные девушки на пути, да мимо проходили, ни одна сердца не зацепила. А как увидел ее – и покой, и сон забыл, сам себя потерял. Знаю теперь – не жить мне без Ксении, без ребенка нашего...