Отцеубийца, стр. 18

ГЛАВА 5

Земли, по которым шли путники, были по-прежнему безлюдны и разорены татарами. За все время только два или три раза натыкались они на небольшие лесные поселения, в которых бедовали спасшиеся жители окрестных деревень и городков. Вполне возможно, их было и больше, но путники старались не отходить далеко в сторону от дороги, чтобы не сбиться с пути, а люди, спасавшиеся от татар, напротив, уходили как можно дальше в лес, чтобы не повторить участи своих соплеменников.

Люди всюду встречали путников с оружием в руках, но, признав в черноризцах своих, русских, радовались от души, угощали, чем могли, и просили в обмен рассказать о том, что происходит на земле Русской. Главный вопрос, мучавший всех людей без исключения, был: «Не прогнали ли еще проклятых татар?»

К сожалению, ничего сколько-нибудь утешительного ответить монахи не могли. Татары по-прежнему хозяйничали на Руси, и избавления от них не было. Русские войска были слишком слабы и малочисленны, чтобы справится с несметною татарскою ордою. Каждый из князей готов был воевать лишь за свой удел, вместе же выступать не хотели и выгоды друг в друге не ведали.

Такова была печаль земли Русской, и, слыша о ней, жители лесные также огорчались и, прикидывая, сколько еще им в лесах горе мыкать, лишь тяжко вздыхали и проклинали ворогов.

Дорога нынешняя казалась Роману вдвое легче прежней, хотя за день путники проходили столько же, если не больше, чем когда Роман шел один. Даже старец Феофан, несмотря на всю свою кажущуюся немощность, в пути оказался весьма крепок и резв.

Ничего необычного по дороге не приключалось. До Переяславля осталось совсем уже немного, когда Роману предоставился случай еще раз подивиться военному умению своих спутников, столь странному для монашеского сана.

Произошло это ввечеру, когда уставшие путники уже устроились на ночлег на небольшой лесной поляне, поросшей со всех сторон березами да осинками.

Разложили снедь, принялись за трапезу. Роман даже не понял толком, что произошло. Увидел только, как из-за ближайшего пятнистого березового ствола выглянула плоская рожа с раскосыми глазами. Прямо над головой Романа, чуть не задев волосы, просвистело что-то – стрела? Тут же раздался крик, и татарин упал на землю с ножом в груди.

Не было никакого сомнения в том, что нож бросил Федор. Роман этому и не удивился вовсе. Поразился он позже, когда, поднявшись, Федор извлек окровавленное лезвие из тела татарина и, уверенно пройдя еще несколько шагов, склонился над чем-то.

Роман поспешил приблизиться и увидел еще одного мертвого ворога. Этот был пришпилен длинным охотничьим ножом к дереву и смотрел перед собой невидящими раскосыми глазами.

«Кто же второй нож бросил?» – пронеслось в голове у Романа, – «не с двух же рук Федор бросал, не в разные же стороны! Значит, Василий... Странные какие-то монахи, небывалые совсем!"

Роман все еще раздумывал над случившимся, когда уже на поляне Федор подошел к дереву, под которым сидел мальчик во время прерванной трапезы, и тихонько присвистнул. Что, кстати, для монаха тоже было очень странно.

– Гляди-ка, отрок, да ты в рубашке родился! – воскликнул он. – Еще бы немного, и не гулять тебе более по лесам!

Действительно, острая татарская стрела воткнулась в дерево чуть повыше того места, где находилась Романова голова.

– Значит, повезло мне, – буркнул мальчик, недоверчиво глядя на Федора. – Ты скажи мне лучше, монах, где ты так выучился ножи метать? И кто второй кинул?

Лицо Федора вмиг стало невероятно серьезным.

– Все-то тебе знать надо, отрок! Ну, да тайны тут нет – в наше время всяк за себя постоять уметь должен, хоть ты монах, хоть кто! Кроме силы да ловкости, хитрость тоже в цене – иной раз приходится соколу вороньи перья примерять... Больше я тебе ничего сказать не могу. Вот придем в Переяславль – может, что и прояснится для тебя. А пока давай-ка, как и прежде, в согласии бытовать, и ничему более не удивляйся! – Федор усмехнулся, – служители Божии, они, знаешь ли, тоже разными бывают!

– Это я уже понял! – ответил Роман.

Более к этой теме путники не возвращались, и вели себя так, будто ничего и не произошло на той укромной поляне, будто не было никаких острых ножей, отправивших в мир иной двух молодых да быстрых татарских воинов.

Осень уже вступила в свои права. Ночи стали совсем холодными, и приходилось по очереди поддерживать огонь костра до утра, чтобы не замерзнуть.

Однажды, рано утром, увидел Роман с высокого холма город, озаренный первыми лучами солнца. Это и был Переяславль – заветная цель, к которой так долго шли путники.

– Ну вот, почитай что дошли, – будто читая мысли Романа, сказал у него за спиной незаметно подошедший Федор. – Завтра поутру будем уж в городе. Ты дядьку своего искать отправишься, а мы к князю Александру Ярославичу пойдем челом бить. Только запомни, отрок, если что с тобой приключится, если беда какая, найди меня. Я в Переяславле теперь, верно, долго буду. Для того, чтобы сыскать меня, пойди к княжьим охранникам, что у ворот терема стоят, и проси позвать тебе отца Федора – вмиг меня сыщут! Все ли понял?

– Понял, – коротко ответил Роман, не переставая вглядываться в раскинувшийся вдалеке город.

– Ну, коли судьба велит – встретимся.

«Как же так – встретимся?» – подумал тогда Роман. —«Так бы и сказал: прощай, мол, отрок, не по пути нам дальше, иди ты своей дорогой, а я своей. А то: стражникам скажи! А нешто они насмеются, да по шее навешают за такие вопросы? Ну да ладно, довели до Переяславля, и на том спасибо. Далее я уж сам как-нибудь».

Роман даже и не думал тогда, стоя на холме и глядя на раскинувшийся вдалеке город, что отец Федор не кривил душой, и им суждено будет скоро встретиться еще раз...

В город вошли они вместе, и вместе же дошли до княжьих палат. Тут и попрощались чернецы с Романом – Федор обнял да ободряющее словечко шепнул, Василий, как всегда угрюмый, просто кивнул, да по плечу потрепал. Лишь Феофан все улыбался своей безмятежной улыбкой, полной тихой, небесной святости.

Роман быстро разузнал у прохожего люда, где размещаются дружинники князя Александра Ярославича, и направился туда. По пути он не переставал удивляться тому, как быстро отстроился город. Федор рассказывал ему, что два года назад Батый сжег Переяславль дотла. Чудом уцелел лишь княжий терем, стоящий немного поодаль от остальных построек.