Ориноко, стр. 16

В минуты, свободные от вылазок в лес и на реку, мы не пренебрегали занятиями и с другими видами оружия, такими, как лук, копья, палицы и дотоле неведомая мне «воздуходувка» — бамбуковая трубка восьми-девяти футов в длину, из которой с силой выдувались небольшие отравленные стрелы, летевшие на значительное расстояние. Всех нас охватил азарт соревнования, и некоторые стрелки добились поразительного мастерства.

Конесо и пособник его Пирокай с самого начала пытались расколоть нашу группу, сманивая людей всяческими посулами, но добились они немногого.

Все их старания, кроме двух случаев с душами неустойчивыми, окончились неудачей. Наши люди хотели жить вместе, чувствовали себя поистине одним племенем, единой семьей. Их изобретательность и предприимчивость оказывали магическое влияние и на многих жителей Серимы. Не приходилось удивляться, что близкие родственники членов племени Белого Ягуара перебрались к нам и поселились в. наших шалашах. Но и другие индейцы, не состоявшие в родстве, также тянулись к нам. Они искали нашей дружбы, порой совета, а то и просто задушевной беседы и вообще охотно поселились бы поблизости от наших костров. Но Манаури решительно этому противился, стремясь не разжигать зависти старейшин, и без того глядевших на нас косо.

Охотиться в лес мы ходили по двое или по трое; я, как правило, с Арнаком или Вагурой, а порой и с Ласаной, особенно после того, как в хижину к ней переселилась ее мать. Лишь теперь я по-настоящему стал ощущать неописуемую, просто ошеломляющую прелесть окружающего нас леса. В северных лесах моей родины множество всяких деревьев, но в какое сравнение это могло идти с буйной пышностью, со сказочным богатством здешней растительности? В вирджинских лесах немало непроходимых чащ, но разве сравнить их со здешними чащобами, с буйным неистовством зелени, с невообразимым хаосом неукротимых ветвей, листьев, лиан, колючек, среди которых трудно ступить шаг, где все сковывает человека, гнетет его тело и даже мысль его и душу? На первый взгляд безумный, ошеломляющий хаос, но стоит опытному охотнику всмотреться пристальней, и в кажущемся беспорядке он начинает примечать мудрость природы, разумные закономерности ее бытия, начинает постигать дикую ее красу, и более того — находить в ней пленительную терпкую прелесть. И в то же время никогда не ведомо, чем для человека станет непроглядная чаща: добрым другом или коварным врагом.

Кроме ягуара, на охотника могли выскочить тут и другие хищные кошки, из которых одну, сплошь желтую, как лев, называют пумой. Могли попасть на мушку в густых лесах и олени-мазамы, и дикие свиньи-пекари, а по берегам рек водосвинки и тапиры — могучие животные с прочным, как щит, кожным покровом и удлиненным, словно у диковинного слона, носом, и, конечно, бесчисленные стада всевозможных обезьян. Мог здесь охотник встретить и броненосца — животное, сплошь покрытое панцирными щитками, и другое диво — муравьеда, пожирателя муравьев, с нелепо длинной мордой и такими мощными передними когтями, что они могли бы легко надвое разодрать человека; мог встретить здесь охотник и еще большую диковину — ленивца, четвероногое, до беспредельности кроткое существо, постоянно висящее на ветвях головой вниз, и что самое удивительное — почти без движения.

А всевозможные водяные и лесные черепахи, а ящерицы, из которых игуана — по виду и повадкам сущий дракон — уступает им разве лишь по размерам, а бесчисленное племя ядовитых змей и громадных удавов, а вероломные крокодилы-кайманы, подстерегающие добычу в тихих заводях, и в этих же водах, кроме множества съедобных рыб, — настоящие чудовища: плоские сипари с ядовитым шипом на хвосте, небольшие рыбы пирайи, отличающиеся поистине дикой прожорливостью, а яринга, рассказы индейцев о которой казались мне сказочным домыслом: эти крохотные чудовища, совсем небольшие по размерам, коснувшись купающегося человека, будто бы поражали его ударом молнии, вызывая полный паралич! А неисчислимый красочный мир тысяч птиц на земле и в воздухе, мир щебечущий, мир прелестный и радостный, над которым высоко в небе царственно парит мрачный властелин — гигантский орел с хохлатой головой — полумифическая гарпия, безжалостный пожиратель обезьян и всякой прочей живности, которому под силу, пожалуй, поднять в воздух даже пятнадцатилетнего подростка.

Араваки, уже два года жившие на берегах Итамаки, не утаивали от меня того, что знали о тайнах джунглей, и я немало наслушался рассказов о разных диковинах. Порой в этих повествованиях трудно было отличить правду от вымысла, ибо с одинаковым выражением подлинного страха меня предостерегали как от встречи с ягуаром, так и с Канаимой — духом мести, одинаково подробно описывали как облик и повадки хищной ящерицы-игуаны, так и внешний вид лесных гебу — мохнатых существ с выпученными глазами, существ, оказывавшихся просто злыми духами умерших. Сообщая мне о случаях нападения на людей большой змеи комути (анаконды), действительно обитавшей в прибрежных зарослях, столь же детально мне описывали и водяных чудищ маикисикири, которые показывались якобы только женщинам и никогда мужчинам и вообще были злейшими врагами женского пола, и только позднее я узнавал, что маикисикири — это не что иное, как лишь водяные духи. Таким вот причудливым образом сплетался в единый клубок мир реальный и мир вымышленный, и, отправляясь в бескрайний лес, ты никогда заведомо не знал, где подстерегает тебя опасность реальная, а где лишь мнимая, и это чувство неопределенности вселяло сладостный трепет, непостижимый и волнующий, как и все в этих джунглях.

ЯДОВИТЫЕ ЗМЕИ

Вокруг нашей хижины было на удивление много отвратительных змей, и притом змей ядовитых, особенно возле тропинки, ведущей от нас к джунглям. На ней мы ежедневно убивали по нескольку гадин, но их не убывало, и утром следующего дня появлялись все новые и новые.

— Чем мы им так понравились? — воскликнул я с шутливым негодованием.

— Или они падают с неба?

Друзья мои озабоченно переглядывались, словно испытывая вину или стыд за такую явную немилость природы. Они горячо меня уверяли, что в здешних местах порой так бывает: в целой округе не найдешь ни одной змеи, а в каком-то месте их тьма-тьмущая. Манаури припомнил, как однажды, несколько лет назад, наткнулся на место, где грелось на солнце сразу десятка два змей, и притом сорораима, самых ядовитых из ядовитых. Он тогда убежал, но долго еще при воспоминании об этой встрече у него мурашки бегали по коже.

Мне не оставалось ничего иного, как примириться с высокими испанскими сапогами и носить их для вящей безопасности — змеи не могли прокусить толстую кожу. А мать Ласаны, женщина необычайно заботливая, помогла по-своему: из прежнего своего жилья она привела ручного туюи — громадного аиста с черной головой и таким же клювом, ярого искоренителя всяческих пресмыкающихся гадов. И впрямь с этих пор ядовитых тварей у тропинки как будто поубавилось.

У меня вошло в обычай посещать по утрам шхуну я проверять трюмы, где у нас хранились бочонки с порохом. По бревнам, которые я перебрасывал с берега на борт, вместе со мной вбегала и пятнистая собачонка, веселый страж нашего жилища.

Однажды собачонка, вскочив, как обычно, в трюм, как-то жалобно вдруг заскулила и стремглав в испуге выскочила обратно. Преследуя ее, за ней выползла небольшая темная змея в желто-коричневую крапинку. Ядовитая — сразу определил я по сердцевидной форме головы и едва успел отпрянуть в сторону. К счастью, в руке у меня был железный прут. Я ударил змею по голове раз, потом второй, и она испустила дух. Однако в трюме затаилась еще одна змея, тоже ядовитая, а у руля обнаружилась и третья. Эта, свернувшись в клубок, вытянула голову и готовилась к прыжку. Крохотные глазки ее светились яростью. Мне без труда удалось обезвредить всех трех тварей — по палубе они не могли быстро ползать и были опасны, лишь когда человек неосмотрительно оказывался совсем рядом с ними.

Появление змей на судне не поддавалось никакому объяснению. Шхуна со всех сторон была окружена водой и не соприкасалась с берегом, за исключением тех минут, когда на нее перекидывались бревна. Откуда же взялись здесь три страшные твари? Не подбросил ли их кто-то знающий, где я обычно бываю, чтобы от меня избавиться?