Дело Джен, или Эйра немилосердия, стр. 40

Затрещал телефон. Звонил из морга Виктор – просил меня немедленно приехать, они нашли какое-то тело.

– А я тут при чем? – спросила я.

Пока Виктор объяснял, я смотрела на доктора Спуна, который изучал жирные пятна на своем галстуке.

– Нет-нет, напротив, – медленно произнесла я – Учитывая то, что только что случилось, мне это вовсе не кажется странным.

Морг, старое викторианское здание, отчаянно нуждался в ремонте. Внутри было сыро, воняло формальдегидом и плесенью. Служащие выглядели больными и шаркали по закоулкам маленького здания, как похоронная команда. Сразу вспомнилась известная шуточка насчет суиндонского морга: здесь обаятельны одни лишь трупы. Великолепным подтверждением тому служил мистер Туп-н-Филей, главный патологоанатом, мрачный человек с тяжелой челюстью и кустистыми бровями. Я нашла его и Виктора в анатомичке.

Мистер Туп-н-Филей не заметил моего прихода, продолжая наговаривать заключение в свисавший с потолка микрофон. Его голос монотонно и гулко отдавался в облицованной кафелем комнате. Стенографисты под это гудение нередко засыпали на месте. Он и сам с трудом удерживался, чтобы не заснуть, когда держал речь перед ежегодным праздничным собранием судебных патологоанатомов.

– Передо мной труп мужчины. Белый, около сорока лет, волосы седые, зубы плохие. Рост примерно пять футов восемь дюймов, одет в костюм, который я описал бы как викторианский…

Кроме Босуэлла и Виктора, присутствовали еще два детектива из убойного отдела, что допрашивали нас прошлой ночью. Вид у них был угрюмый и усталый, и на литтективов они смотрели с подозрением.

– С добрым утром, Четверг, – радостно приветствовал меня Виктор. – Помнишь «студебеккер» парня, который убил Арчера?

Я кивнула.

– Ну так вот, наши коллеги из убойного отдела нашли этот труп в багажнике.

– Уже выяснили, кто это?

– Пока нет. Посмотри-ка.

Он показал поднос из нержавеющей стали, на котором лежало имущество покойного. Набор небогатый: сточенный наполовину карандаш, неоплаченный счет на крахмальные воротнички и письмо от матери, датированное 5 июня 1843 года.

– Можем мы поговорить наедине? – сказала я.

Виктор вышел со мной в коридор.

– Это мистер Кэверли.

– Кто?

Я повторила то, что рассказал мне доктор Спун. Виктор даже не удивился.

– То-то мне показалось, что он выглядит как книжный персонаж, – сказал он наконец.

– Вы хотите сказать, такое бывало и прежде?

– Вы читали «Укрощение строптивой»?

– Конечно.

– Значит, вы помните, что в прологе участвует пьяный медник, которого убедили в том, что он лорд и, собственно, для него и играют спектакль?

– Конечно, – ответила я. – Его зовут Кристофер Слай. Произносит пару реплик в конце первого акта и больше не упоминается…

Я осеклась.

– Вот именно, – сказал Виктор. – Шесть лет назад близ Уорвика нашли необразованного пьянчугу в совершенно невменяемом состоянии. Он говорил лишь на елизаветинском английском и называл себя Кристофером Слаем. Требовал выпивки и очень интересовался, чем закончилось представление. Мне удалось полчаса проговорить с ним, и я понял, что он не притворяется, а вот он так и не смог дотумкать, что находится уже не в своей пьесе.

– И где он сейчас?

– Никто не знает. Его забрали два каких-то ТИПА-агента вскоре после нашей с ним беседы. Я, конечно, пытался выяснить, что с ним случилось, но вы же сами знаете, какие параноики в Сети!

Я вспомнила, что случилось в Хэворте, когда я была маленькой девочкой.

– А как насчет обратного варианта?

Виктор бросил на меня острый взгляд:

– Что вы имеете в виду?

– Вы никогда не слышали о ком-нибудь, кто перескочил бы в противоположном направлении?

Виктор уперся глазами в пол и потер нос.

– Очень уж радикально, Четверг.

– Но вы считаете такое возможным?

– Держите идею при себе, Четверг, но – да, я начинаю думать, что это возможно. Барьер между реальностью и вымыслом куда тоньше, чем нам кажется. Это как замерзшее озеро. Сотни людей могут пройти по нему, но однажды вечером лед проломится и кто-то провалится, а наутро полынья уже замерзнет. Вы читали «Домби и сын» Диккенса?

– Да.

– Помните мистера Глабба?

– Рыбака из Брайтона?

– Верно. «Домби» завершен в тысяча восемьсот сорок восьмом году, а в пятьдесят первом был составлен список персонажей. Мистера Глабба там нет.

– Может, просто упустили?

– Возможно. В тысяча девятьсот двадцать шестом году коллекционер старинных книг по имени Рэймонд Балг исчез во время чтения «Домби и сына». Об этом инциденте широко сообщалось в прессе, в частности повторялось высказывание его помощника. Тот был убежден, что Балг «превратился в дымку и улетучился».

– А Балг подходит под описание Глабба?

– Почти точно. Балг коллекционировал романы о море, а Глабб как раз об этом и любит рассказывать. Даже если читать «Балг» задом наперед, то получим Глаб, почти Глабб. Так что напрашивается вывод, что это он сам и есть. – Виктор вздохнул. – Наверное, вы думаете, что это невероятно.

– Вовсе нет, – сказала я, думая о своей встрече с Рочестером. – Но вы абсолютно уверены, что он «провалился» в «Домби и сына»?

– Он мог прыгнуть туда по собственной воле. Просто там ему было лучше – и он остался.

Виктор смотрел на меня как-то странно. Он не осмеливался никому рассказывать о своих теориях, чтобы не подвергнуться остракизму, но перед ним стоял литтектив вдвое его моложе, который в своих предположениях зашел куда дальше. И тут его озарило.

– Вы тоже переходили эту грань, правда?

Я посмотрела ему прямо в глаза. За этот разговор нас обоих могли уволить.

– Один раз, – прошептала я. – Когда была маленькой девочкой. Не думаю, что у меня снова получится. Много лет я считала, что это была просто галлюцинация.

Я уж хотела продолжить и рассказать ему о том, как после перестрелки в квартире Стикса появился Рочестер, но в этот момент в коридор выглянул Безотказэн и попросил нас войти.

Мистер Туп-н-Филей закончил первичный осмотр.

– Один выстрел в сердце, очень точный, очень профессиональный. Во всем остальном тело нормальное, за исключением следов перенесенного в детстве рахита. Сейчас это редкость, так что опознание не составит труда, если только он не провел юность в другой стране. Очень плохие зубы, вши. Вероятно, не мылся по меньшей мере месяц. Мало что могу добавить к сказанному, кроме того, что в последний раз он ел баранину, тушенную с почками, и пил эль. Когда возьмем пробы тканей и отправим в лабораторию, можно будет сказать больше.

Мы с Виктором переглянулись. Все верно. Тело принадлежало мистеру Кэверли.

Больше здесь делать было нечего. По дороге я рассказала Безотказэну, кто такой Кэверли и откуда он взялся.

– Не понимаю, – пробормотал Безотказэн, когда мы шли к машине. – Как Аиду удалось устранить Кэверли из всех изданий и экземпляров «Чезлвита»?

– Потому что он начал с оригинала, – ответила я. – Для нанесения максимального вреда. Все издания этого романа на планете в любом виде происходят от первого акта творения. Когда изменяется оригинал, меняется и все остальное. Если бы кто-то мог вернуться в прошлое на сто миллионов лет назад и изменить генетический код первого млекопитающего, все мы стали бы совершенно другими. Аналогичный процесс.

– Хорошо, – медленно размышлял Безотказэн, – но зачем это Аиду? Если он хотел получить выкуп, зачем он убил Кэверли?

Я пожала плечами:

– Может, это предупреждение. Может, у него другие планы. В «Мартине Чезлвите» есть рыбка покрупнее мистера Кэверли.

– Тогда почему он до сих пор не вышел с нами на связь?

21. АИД И «ГОЛИАФ»