Тайна Обители Спасения, стр. 34
XVI
РУКОПИСЬ РЕМИ Д'АРКСА
Лекок взял тетрадь и приступил к чтению.
«Доклад Его Превосходительству господину министру юстиции Господин министр! Прошу извинить меня за то, что предлагаю Вашему вниманию труд еще не вполне завершенный, однако обстоятельства вынуждают меня обратиться к Вам за безотлагательной помощью: дело, переданное на рассмотрение суда присяжных департамента Сена и получившее уже огласку под названием „Черные Мантии“, способно завести на ложный путь общественное мнение и, что гораздо опаснее, само правосудие.
Я отказался вести следствие по этому делу, ибо считаю его всего лишь тенью, вознамерившейся отвлечь меня от раскрытия правды.
Факты, которые я предлагаю рассмотрению Вашего Превосходительства, столь значительны, что требуют особого внимания. Речь пойдет о Черных Мантиях, но не о той мелкой рыбешке, что попала в сети закона и сама себя окрестила этим громким именем, а о Черных Мантиях, которые действительно существуют: по моему мнению, это cамая опасная ассоциация злоумышленников из всех доселе известных.
Господин министр, вы вращаетесь в сферах, куда бытующие в предместьях клички не проникают, а чиновники, которым полагалось бы прояснить этот вопрос, пребывают в незыблемом убеждении, что Черные Мантии – всего лишь легенда, страшная сказка, одна из тех, что в изобилии фабрикуются в социальных низах парижской жизни. Господин префект, к которому я поначалу обратился, был со мною отменно вежлив, но никакой помощи не оказал, видимо, посчитав меня фантазером.
Причина этого недоверия весьма проста, и я спешу разъяснить ее, чтобы Ваше Превосходительство не впало в ту же ошибку: для правосудия Черные Мантии и вправду не существуют, ибо они никогда не представали перед судом. Сила этой ассоциации – в неуязвимости: злодеи изобрели механизм, безотказно спасающий их от возмездия.
Действие этого механизма, породившего неверие в реальность их существования, я постараюсь вскрыть в своем докладе.
Только однажды, насколько мне известно (а этим вопросом я усиленно занимаюсь долгие годы), тайна ассоциации подверглась риску разоблачения: трое ее членов оказались на скамье подсудимых. Я имею в виду дело Кватрополли, стоившее жизни моему отцу.
Позволю себе кратко изложить историю этого дела.
30августа 1816 года господин Матье д'Аркс был назначен главным прокурором королевского суда в Аяччо, а в октябре того же года он произнес обвинительную речь на процессе, в котором оказались замешаны некоторые высокопоставленные лица из Сартена и прилегающего к нему района.
Мэру столицы кантона вменялось в вину соучастие в убийстве, совершенном братьями Кватрополли, состоявшими в банде VesteNere, что было фактом общеизвестным...»
Прервав чтение Лекок спросил:
– Что означают пометки, сделанные красным карандашом?
– Они означают «пропустить» и касаются исторической части доклада. Нашу собственную историю мы знаем достаточно хорошо, потому я пометил параграфы, которые можно перескочить, иначе наш совет не кончится до завтрашнего дня.
Доклад Реми д'Аркса и вправду обстоятельно рассказывал о Каморре итальянского юга и о происхождении первых Черных Мантий.
Лекок, пролистав две-три страницы, продолжил:
«...Им был вынесен оправдательный приговор. После обжалования прокуратуры дело было передано суду присяжных в Аяччо, где братья Кватрополли были оправданы во второй раз, несмотря на множество отягчающих обстоятельств. Соответствующие документы я могу предоставить в распоряжение Вашего Превосходительства.
При ведении этого дела Матье д'Аркс постоянно наталкивался на неожиданные и трудно преодолимые препятствия.
Двое молодых людей из города Сартена, невиновность которых была для него совершенно очевидна, оказались втянутыми в это дело: улики, доказывающие их вину, были сфабрикованы чрезвычайно ловко и уводили следствие на ложный путь.
Суд присяжных охотно свернул на этот путь; туда же исподтишка направлялось и общественное мнение. Явственно ощущалось влияние какой-то могучей и загадочной силы, действующей наперекор правосудию.
Разумеется, Матье д'Аркс не сразу разгадал истину во всей ее странности и неправдоподобии, но он чувствовал действие враждебной силы и искал истоки – в его бумагах я обнаружил разрозненные заметки, видимо, составлявшие часть такого же доклада, какой я имею честь предложить Вашему Превосходительству.
Заметок этих немного, и они отрывочны: я сумел собрать только то, что осталось от злодейской жатвы – после гибели отца его секретарь подвергся нападению, и большая часть бумаг пропала. Что касается самого доклада, то он навряд ли попал в руки тогдашнего министра юстиции, во всяком случае в архивах я не обнаружил никаких следов.
С декабря месяца 1816 года по апрель 1820 на моего отца было совершено три покушения, а 22 июня того же года пол в его кабинете обрушился в то самое время, как он сидел за своим письменным столом.
Он добился перевода в другое место, но не для того, чтобы избежать своей судьбы – в моей семье всем хорошо известно, что отец был готов к насильственной смерти, вскоре последовавшей, – наоборот, он уехал с Корсики, чтобы продолжить борьбу более энергично, надеясь избавиться от помех, чинимых местными властями и обеспечить себе свободу действий.
По дороге из Марселя в Тулузу, где он должен был возглавить прокуратуру, на него было совершено еще одно покушение: стреляли средь бела дня, из-за ограды, пуля пробила окно почтовой кареты, где, кроме него, находилась моя мать с сестренкой грудного возраста и я, тогда еще совсем ребенок.
Меня отдали в королевский коллеж Тулузы. Прибыв в 1822 году на каникулы, я. нашел отца постаревшим лет на двадцать. Моя мать со слезами на глазах рассказала, что после официального обеда в префектуре, на котором отец внезапно чуть не умер, здоровье его сильно пошатнулось...»
Чтение доклада было прервано суховатым смешком, долетевшим из председательского кресла. Полковник, покручивая пальцами, самодовольно заметил:
– Мне тот обед хорошо запомнился. Старина Матье д'Аркс оказался слишком живучим. Лекок продолжал читать:
«...14 июля 1823 года меня взяли из коллежа. Приехавший за мной слуга не решился рассказать о катастрофе, разразившейся в нашем доме. Я застал мать сидящей в столовой; она меня не узнала – бедная женщина обезумела. Отец был задушен в своей кровати, возле которой стояла колыбель с маленькой сестрой – ей было тогда три с половиной года. Видимо, убийцы сперва не заметили ребенка, но девочка проснулась и закричала. Ее тоже убили – или похитили.
Я вошел в комнату отца первым. Письменный стол, секретер, шкафы – все было опустошено и разграблено. Забрали и деньги, хотя скромные сбережения известного своей строгостью судьи навряд ли могли быть целью подобного преступления. Нынешнее свое состояние я получил гораздо позднее, унаследовав его по материнской линии.
Последний эпизод этой мрачной истории, господин министр, изложен мною весьма кратко, поскольку он широко известен. Эта трагедия потрясла всю магистратуру, многие полагают даже, что она весьма способствовала моему продвижению по службе.
В совершении преступления заподозрили старого слугу нашей семьи. Он был обвинен, осужден и кончил жизнь на эшафоте. Однако я могу поклясться своей честью, что этот бедняга ни в чем не виноват...»
– Ну и ну! – раздраженно выкрикнул Корона. – Собрать нас для того, чтобы поведать эту допотопную историю!
– И правда, – поддержала его графиня де Клар, – все это нас нисколечко не касается.
По всей видимости, и остальные члены совета разделяли это мнение. Полковник обвел всех цепким взглядом, усмехнулся и саркастически промолвил: