Роковое наследство, стр. 94
Винсент сам зажег свечу со словами:
– Я хочу написать королевскому прокурору и сообщить ему об их делишках. Я составлю целый реестр! Мне известны имена всех этих людей!
В дрожащем свете свечи Ирен увидела, что глаза отца вновь бессмысленно блуждают по комнате. В душе своей девушка почувствовала безысходное отчаяние.
«А не закричать ли "пожар!"? – подумала Ирен. – Только бы поднять на ноги весь дом...»
На кладбище никого больше не было видно; оттуда не доносилось ни звука.
Винсент продолжал рассуждать все с тем же незыблемым спокойствием:
– Он? Для чего я стану о нем беспокоиться? Ренье убьет его: такова судьба. Как? Это ведомо одному Богу.
Ирен, молитвенно сложив руки, вскричала:
– Ренье! Я забыла о Ренье, отец! Он в особняке этой дамы. Он защитит нас! Он спасет тебя, я уверена!
Вокруг сумасшедшего все приобретает оттенок безумия: Ирен заторопилась к двери, словно особняк де Клар был отсюда в нескольких шагах.
Винсент остановил ее.
– Я не желаю звать Ренье, – произнес он властно. – Он придет сам, поскольку такова судьба. Будем же разумны и поговорим спокойно. Мне все ясно. У меня – важное дело. Ты мне мешаешь, я хочу избавиться от тебя. Почему бы тебе не пойти и не подождать меня в каком-нибудь храме?
– В такой час, отец? – изумилась Ирен.
– Да, правда, сейчас они все закрыты, – спохватился Карпантье. – И кафе тоже. А полицейский пост неподалеку отсюда? Впрочем, тебе не захочется оказаться в обществе солдат... К кому же обратиться? Есть ведь еще кто-то, только я вдруг позабыл... Да, вспомнил! Мать Мария Благодатная, где она? Ты знаешь?
– У себя в монастыре, – ответила Ирен, настороженно прислушиваясь к шуму, который почудился ей в коридоре.
В любом шорохе она слышала звук шагов.
– А где ее монастырь? – спросил Винсент. – Далеко отсюда?
– На улице Терезы, – откликнулась девушка. Карпантье не мог скрыть своего изумления.
– На улице Терезы? – переспросил он. – В мое время там не было никакого монастыря.
– Монастырь основали в доме, когда-то принадлежавшем полковнику, – объяснила Ирен.
Винсент вдруг захлопал в ладоши и вскричал с явным облегчением:
– В добрый час! Мне все ясно! Ничего не изменилось. Та же душа в том же теле! Мы уходим. Отправляйся, куда хочешь, девочка моя. Я больше не боюсь за тебя. Если понадобится, они спасут тебя ценой собственной жизни!.. В их глазах ты стоишь сотни миллионов. А у меня – важное дело. И эта ночь, возможно, последняя.
Карпантье резко отстранил дочь, взял в руку пистолет и решительно толкнул дверь.
– Я запрещаю тебе следовать за мной, – сурово проговорил Винсент. – Находиться рядом со мной опасно. Они собираются убить меня!
С этими словами Карпантье исчез в коридоре, оставив растерянную Ирен в полном отчаянии.
Сердце девушки сковал ужас. Она испытывала страх не только за свою собственную судьбу...
Невольно и даже не отдавая себе отчета в своих мыслях, она прикидывала, сколько времени понадобится для того, чтобы спуститься по Грушевой улице, свернуть на бульвар и подняться по улице Отходящих.
Люди с кладбища, должно быть, уже стоят внизу, преграждая путь Винсенту Карпантье.
Ирен не могла сказать, что обдумывает ситуацию, ибо чувствовала лишь смятение и отчаяние, но из хаоса обрывочных мыслей вдруг всплыло отчетливое имя: Ренье.
Девушка призывала Ренье всей своей душой, всем трепещущим сердцем. Этой ночью пелена спала с ее глаз.
Туман, окутывавший Ирен, развеялся; и ей казалось, что произошло это не час назад, а давным-давно. Да существовал ли этот туман вообще? Девушка даже не могла поверить, что когда-то он застилал ей свет.
Теперь Ирен и бледного обольстителя, смутившего ее детский разум, разделяла пропасть. Девушка разочаровалась в нем; да она никогда и не верила этому человеку. Но сейчас Ирен мучили угрызения совести.
Она ненавидела и любила со всем пылом, присущим ее страстной натуре.
Будто наяву видела Ирен и того, кого любила, и того, кого ненавидела; Ренье и графа Жюлиана – близнецов по сходству, сына и отца по годам...
Мысли эти заняли даже не минуту – считанные доли секунды.
Образы двух мужчин пронеслись перед внутренним взором Ирен с быстротой молнии.
И осталось одно только имя: Ренье! Ренье!
Ренье – первое воспоминание детства; именно о Ренье отец сказал ей: он любил тебя, как никто и никогда тебя не полюбит.
Девушка вновь видела перед собой ласковую улыбку, с которой ее прекрасный друг склонялся над ее колыбелью, вновь чувствовала, как он носит ее, крошку Ирен, на руках и разговаривает с ней, словно с маленькой женщиной, – с такой нежной добротой и горделивой мужественностью! О Ренье! Ренье! Брат и нареченный! Сердце и душа прошлых дней несчастной Ирен!
Есть ли бальзамы для сердца? И можно ли дать сердцу опиума, болеутоляющего опиума, чтобы погрузить его в целительный сон?
Ах, если бы Ренье оказался здесь, Ирен на коленях умоляла бы его о прощении!
Шаги отца, довольно громко звучавшие в коридоре, стали тише, когда Винсент свернул за угол.
Ирен, чувствуя, что должна, что обязана принять решение, шагнула к двери.
В этот миг Винсент заговорил, возвысив голос; тон его был мрачным и угрожающим.
– Кто здесь? Я вооружен! В каждой руке у меня по пистолету! Если вы хотите преградить мне дорогу, вас ждет смерть!
Ему ответил другой голос, заставивший затрепетать взволнованное сердце Ирен:
– Это вы, отец? А где она?
И девушка, обезумев от радости, бросилась вперед с криком:
– Ренье! Благодарю Тебя, Господи! Это Ренье! Мой Ренье!
XX
ГОСПОЖА КАНАДА ИДЕТ ПО СЛЕДУ
Это и в самом деле был Ренье, с которым Винсент Карпантье столкнулся за поворотом коридора. Юноша стоял возле двери Ирен; эта дверь выходила прямо на лестницу. Он постучал три или четыре раза, но не получил ответа и уже наклонился, как человек, собиравшийся приложить ухо к замочной скважине, чтобы послушать, что же творится внутри.
Вооруженный пистолетом Винсент узнал Ренье только тогда, когда тот выпрямился. Тут Карпантье не без юмора поприветствовал молодого человека.
– Гляди-ка, гляди, да это, оказывается, ты, мой мальчик! – воскликнул Винсент. – Добрый вечер! Как дела? Ты явился весьма кстати, ты займешься нашей малышкой. Она слегка чокнулась, понимаешь. Это у нас семейное. Посторонись, дай мне пройти. У меня важное дело, и я очень спешу.
Ирен обвила руками шею Ренье и шептала:
– Прости меня, прости, я и правда обезумела. Не оставляй отца. Нам всем грозит смертельная опасность.
Радость лишает человека сил точно так же, как и горе. Ренье пошатнулся, когда Ирен поцеловала его.
– Вы под моей защитой, Ирен, – сказал юноша. – Не проходит ночи, чтобы я не сторожил ваше жилище. И сегодня я все видел, все слышал.
– Ну, будет, будет! – прервал его Винсент. – Об этом мы знаем побольше тебя. Я предпочел бы, чтобы ты туда не совался, потому что... потому что... впрочем, неважно. Когда мы были в Италии, твоя добрая матушка, заболев, провела у нас в доме несколько дней. Моя жена, святое создание, научила ее молиться Богу. В горячечном бреду твоя несчастная мать говорила нам странные вещи и, когда упоминала твоего отца, всегда кричала: демон! Что не мешает тебе быть ангелом. Поцелуй меня, если хочешь, и дай пройти.
Ирен вступила в разговор.
– Что ты узнал, мой Ренье? – дрожащим голосом спросила она. – Умоляю тебя, не оставляй отца! Он собрался отправиться за сокровищами...
И тут же девушка громко вскрикнула, поскольку Винсент пребольно схватил ее за руку, желая заставить дочь замолчать.
– Никогда не произноси этого слова! – прошипел он. – Бог испепеляет своих детей, дерзнувших коснуться святыни! Это моя святыня. И не смей покушаться на нее!
– Те тоже говорят о сокровищах, спрятанных под стеной кладбища, – пробормотал Ренье. – Это слово то и дело звучит в ночи...