Королева-Малютка, стр. 102
Незнакомец, одетый в черное, вместо ответа зажал ей рот рукой – да так ловко, что она и крикнуть не успела.
– Дай платок, Медор! – сказал он тихо. – И поскорее! Надо в два счета заткнуть ей рот.
Мадемуазель Гит попробовала сопротивляться, но эти двое были крепкими мужчинами. Платок во рту заставил ее онеметь. Хозяин поднял ее на руки.
– Найди открытую дверь, – приказал он Медору. Тот ринулся на поиски и легко обнаружил домик в саду, дверь которого мадемуазель Гит оставила приоткрытой.
Хозяин переступил порог и сказал крестьянину:
– Оставайся в саду, последи за домом, а особенно – за окрестностями.
Он положил на диван девушку, которую до сих пор держал на руках. В комнате было светло: мадемуазель Гит перед уходом не погасила лампу. Незнакомец вгляделся в девушку, и невольное движение выдало его удивление.
Это не помешало ему оборвать шнуры занавесок с явным намерением связать пленницу.
Но прежде чем приступить к этой работе, он снова взглянул на лицо девушки, которая все еще слабо сопротивлялась, и вновь разволновался.
– Эти черты похожи на те, что я себе представлял… – прошептал он. – Такой я ее видел в снах… Если бы это была…
Не закончив начатой фразы, он резким движением выдернул кляп.
– Кто вы, дитя мое? – дрожащим голосом спросил незнакомец.
Мадемуазель Гит выпрямилась в горделивом гневе и бросила ему в лицо:
– Я? Я – госпожа маркиза де Розенталь, так что вы теперь – берегитесь!
Незнакомец вздохнул так, словно с его души свалился тяжелый груз.
И, одним движением руки снова заткнув рот мадам де Розенталь, он обвязал ее веревкой, словно пакет.
Положив пленницу на диван, незнакомец погасил лампу, вышел и запер дверь на ключ.
Снова полил дождь, и ветер, завывая среди деревьев, обещал, что вскоре шквал налетит с удвоенной силой.
Незнакомец тихонько свистнул: подбежал Медор.
– Вон там есть открытая дверь, – показал он в сторону главного дома, где находились апартаменты госпожи де Шав, в окнах которых горел яркий свет.
– Что ты видел? – спросил хозяин.
– Снаружи – ничего, но внутри… Я видел, как открылась эта дверь. Вышли четыре человека с фонарем, и лицо одного из них показалось мне знакомым: это был тот самый человек, кого я видел с господином герцогом на сцене театра мадемуазель Сапфир. Эти люди крадучись прошли вдоль дома и вошли вон туда.
Он указал пальцем на часть первого этажа, отведенную под контору Бразильской компании.
– Я прокрался за ними, – добавил Медор, – и слышал звук, какой бывает, когда дверь открывают отмычкой.
– И все?
– Нет. Этот шут гороховый, тот что был тогда с герцогом, сказал: «Поторопитесь и не бойтесь: господин герцог слишком занят, чтобы услышать нас».
Разговаривая, они дошли до открытой двери, которая располагалась под окнами апартаментов господина де Шав.
Спутник Медора минутку колебался, а потом вошел в дом со словами:
– Покарауль тут. И как следует. Я не знаю, куда иду, но что-то, что сильнее меня, заставляет меня действовать.
Он стал на цыпочках подниматься по черной лестнице.
На площадке, которой эта лестница заканчивалась, он остановился и прислушался – и услышал где-то поблизости звуки, похожие на шум борьбы.
Шаря взглядом по сторонам, он обнаружил тонкую, едва различимую полоску света в двадцати шагах от себя: свет шел через щель между порогом и дверью.
В момент, когда он двинулся, направляясь в ту сторону, из-за этой самой двери послышался душераздирающий крик. Кричала женщина.
XX
ПИСЬМО МЕДОРА
Мы вовсе не забыли о том, что той же самой ночью, около одиннадцати часов, любовное свидание графа Гектора де Сабрана и мадемуазель Сапфир было прервано внезапным и подлым нападением на улице, идущей вдоль набережной от площади Инвалидов к Марсову полю. Сапфир потеряла сознание, как только ставший для нее тюрьмой фиакр тронулся с места. Последнее, что она услышала, был приказ:
– В особняк де Шав!
Ее первой мыслью, когда она пришла в себя в длинном темном коридоре, по которому ее несли на руках, было смутное воспоминание об ужасной боли. Она испытала ее, увидев, как Гектор упал под сразившим его ударом.
Что с ним стало? Кто пришел к нему на помощь? Была ли рана смертельной?
Вторая мысль была: я – в особняке де Шав.
Она была смелой девочкой и уже искала в своей разбитой душе силы, чтобы воспрянуть для надежды или для борьбы.
Люди, которые несли ее, разговаривали между собой.
– Потише! – сказал один из них, кажется, тот, кто командовал остальными и только что был с ней в фиакре. – Госпожа герцогиня больна, наверняка не может крепко спать и хорошо бы, по крайней мере, чтобы новая наложница-фаворитка не разбудила ее, едва появившись в особняке. Для господина герцога не существует ничего, кроме его прихотей. Он смотрит на предместье Сент-Оноре, как на дыру, затерянную в дебрях Бразилии, но я – человек светский, и потому хочу все-таки соблюдать приличия.
– Ну, уж если кто и зашумит, так не малютка, – ответил один из носильщиков, – она все равно что мертвая.
– Я тут ни при чем, – сказал виконт Аннибал Джоджа, которого читатель, безусловно, уже узнал в первом из собеседников. – Я бы предпочел, чтобы она была хоть немного поживее, потому что господин герцог вернется пьяный как сапожник и в отвратительном настроении из-за проигрыша. Но у нас нет выбора. Потише! Вот дверь госпожи герцогини!
Они поднялись по черной лестнице правого крыла и как раз проходили мимо апартаментов мадам де Шав.
Стало тихо. Они прислушивались: все в этой части особняка молчало.
Острым взглядом Сапфир, которую считали бесчувственной, попыталась рассмотреть места, по которым передвигалась таким странным образом.
Люди, которые доставили ее сюда, несли светильники. Она смогла увидеть убранство галереи и – среди прочего – античную бронзовую лампу, свисавшую с потолка. Лампа почти погасла.
В другом конце коридора находились личные покои господина де Шав. Именно туда и направились носильщики вместе с нашей бедной Сапфир.
Если бы существовал прибор с названием, кончающимся на «…метр», и предназначенный для измерения дикости привычных для господина герцога скотских оргий, мы могли бы увидеть, что последнее время тот докатился до низшего уровня; дальше падать было некуда. Он оставил прославленный кружок, где преуспевающие в свете люди истощали свои кошельки и прожигали жизнь, ибо дикарь в конце концов сожрал в нем дворянина. Так что Джоджа был прав, сравнивая его поступки с варварскими выходками авантюристов другого полушария.
Не станем утверждать, что во всем Париже не нашлось бы несколько равных ему и способных помериться с ним силами парижан, тем не менее можно с уверенностью сказать, что у большинства наших Ришелье иные повадки. Дома свиданий с мебелью и картинами на полмиллиона экю давно забыты, а наши пройдохи, более экономные, развлекаются в меблированных комнатах.
В Париже считается, что человек, осквернивший собственное гнездо, дошел до последней стадии вырождения.
Господин же герцог был в этом смысле не большим парижанином, чем мексиканские ягуары, запертые в клетках Зоологического сада.
Его апартаменты, очень богатые и убранные в креольском стиле, отличались экзотическими запахами и красками и напоминали о грубой роскоши, столь любимой латиноамериканскими искателями приключений.
Здесь было много оружия, главным образом мексиканского. Господин герцог не раз принимал участие в жутких играх, во время которых каждый защищает свое золото выхваченным из ножен ножом. Вы смогли бы увидеть у господина герцога все разновидности оружия, так хорошо известные по рассказам о Новом Свете: длинные охотничьи ножи, сделанные в Соединенных Штатах, равно как и длинностволые карабины, и револьверы-кольты, и тонкие португальские кинжалы, и такие гнусные инструменты, как кровавые мачете.
В момент, когда Джоджа и его спутники вошли в покои герцога, спальня была пуста, но за легкими занавесками главной галереи, напоминающей просторную веранду тропического жилища, можно было увидеть двух негров атлетического сложения, которые спали, растянувшись на циновках.