Черные Мантии, стр. 139

В Париже ни для кого не было тайной, что директор театра Мерсимон-Дье, словно заядлый игрок, поставил все на этот спектакль. Изворотливый и неглупый директор, ухитрявшийся долгое время поддерживать на плаву свой убыточный театр, рискнул пойти на непомерные расходы; в случае, если бы они не окупились, директору пришлось бы объявить себя банкротом. Помимо ангажемента для мадемуазель Тальма-Россиньоль, он заполучил шесть еще незнакомых публике клоунов, трех дикарей с берегов Рио Колорадо, питавшихся мясом своих поверженных врагов, некую даму, виртуозно глотающую шпаги, и юное дарование, обладавшее великолепным сопрано; дарованию предстояло исполнять песенку о грязи.

В третьем акте зрителям были обещаны волнующие картины заснеженных просторов полярных морей, оживляемые появлением настоящих белых медведей. В четвертом акте им" сулили балет охотников, убивающих тигра, гальванические огни и запуск воздушного шара. В седьмой картине – доподлинный лесной пожар.

Серьезные критики готовы были держать пари, что представление ждет грандиозный успех, и театр сразу же затмит славу своих соседей по бульвару. При этом они сетовали на те гиблые дебри, где приходится плутать искусству после преждевременной кончины Вольтера.

II

ПЕРЕД ПОДНЯТИЕМ ЗАНАВЕСА

Места в оркестре были заняты людьми, кои вели себя столь шумно, словно находились в собственной гостиной.

– Не знаю, не знаю, – сомневался удачливый аферист Кабирон, – как это они сумели втиснуть индейцев-антропофагов в высшей степени парижскую пьесу.

– Если хорошенько поискать, в Париже можно найти все, – отвечал Алавуа. – Как подумаешь, что мы раз двадцать обедали у этого полковника!..

– Фра Дьяволо! Дерзкий обманщик!

– Честное благородное слово! – воскликнул Котантэн де ла Лурдевиль. – Я лично видел знаменитую удавку в руках милейшего господина Мэйнотта. Там было написано разборчивыми буквами: Фра Дьяволо. И даты… Когда этот мошенник хозяйничал в Апеннинах, он захватил в плен самого папу! Его настоящее имя Мишель Поцца или Боцца; в 1806 году как главарь Каморры он был приговорен к повешенью в Неаполе. И я вовсе не раскаиваюсь, что произнес на его могиле несколько слов, ибо, в сущности, только такие личности и остаются в истории.

– Фра Дьяволо! Улица Терезы! – вздохнула госпожа Тубан, покачивая головой в шляпке с роскошным плюмажем. – О, это невероятно!

Санситив принялся насвистывать:

– Он совсем не был похож на разбойника, – промолвил Алавуа.

– Марсельезу! – закричали с галерки.

– Если бы банкирский дом Шварца разорился, – заметил господин Туранжо, адъюнкт, вместе со своей компанией занимавший место в галерее, что огибает по периметру партер, – это нанесло бы большой ущерб всей стране.

– Разорился! – воскликнула госпожа Бло. – Неужели? Я слышала, что барон получил пулю, защищая свою кассу… по крайней мере так говорят, хотя, конечно, бывший муж его жены имел достаточно оснований искать с ним ссоры…

– Позвольте заметить, что с тех пор как господа Мишель и Морис взяли дела в свои руки, – раздался добродушный голос достойного Шампиона, – банкирский дом Шварца процветает с каждым днем.

– Ах, вот уж кто действительно осуществил свои мечты, – робко подала голос Селеста Шампион, – так это господин Мишель.

О! Какое разочарование испытала эта женщина в ту памятную ночь. Ах, эта сентиментальная поездка в Версаль! Тем же, кто забыл, напомним, что Селеста нашла мэтра Леонида Дени в полном здравии, но отныне господину Шампиону было известно о предосудительном увлечении его жены. Ловкий и осторожный, как всякий опытный рыбак, Шампион не стал устраивать скандала, но дома стал обращаться с женой со всей возможной строгостью. Часто плача, Селеста говорила себе: «Если бы я хотя бы была виновна!»

Над партером по обеим сторонам, друг напротив друга, были расположены две забранные решеткой ложи.

Во втором ярусе сидел бывший капитан речного флота господин Патю; он сопровождал королеву Лампион, на чье сверкающее фальшивыми драгоценностями платье было просто больно смотреть. Окончательно похоронив предприятие почтовых перевозок, Патю удалился на покой и принялся устраивать свои личные дела. Теперь он управлял трактиром «Срезанный колос» на правах принца-супруга. После небольшого потрясения вследствие полицейской облавы, последовавшей за катастрофой в особняке барона Шварца, посетители трактира «Срезанный колос» продолжили свои повседневные занятия, и сегодня сие превосходное заведение процветало более чем когда-либо. Господин Патю и королева Лампион едва успевали раскланиваться и приветственно улыбаться. Название пьесы привлекло в театр всех завсегдатаев трактира; они сидели всюду, от литерной ложи до галерки.

Так, например, на галерке вы могли бы увидеть Эшалота. Бедняга был один, без Симилора, а главное – без Саладена! О, какое несчастье! Голова Эшалота безжизненно болталась на груди, глаза были наполнены слезами.

Он попытался поделиться своим горем с соседями, но эти бездушные насмешники смеялись в ответ, принимались кричать петухом, орать, свистеть, грызть яблоки и с шумом втягивать в себя удушающие миазмы, заполнявшие забитый до отказа раек.

– Ребенок родился хиленьким, – жаловался Эшалот, – ростом с крысу, да к тому же раньше положенного срока, став при этом невинным виновником смерти своей матери. Он долгое время помещался в моей шляпе; она и стала его первой колыбелью. Ради этого младенца мне пришлось освоить ремесло кормилицы, хотя он был мне никто, так, внебрачный сын приятеля, который даже и не думал заботиться о нем и частенько оставлял его голодным. Теперь же, когда ребенок, достигнув трехлетнего возраста, проявил поистине феноменальное актерское дарование, Симилор пользуется всеми плодами его таланта. Он получает свои контрамарки и пятнадцать су за каждый выход малыша. Меня же выставили за дверь, словно бездомную собаку! Я вынужден платить за место, чтобы получить возможность хотя бы издали насладиться его игрой, не имея возможности в минуту торжества прижать к сердцу моего дорого малютку!

Эшалот расплакался, чем и вызвал дружный смех соседей.

Раздались три удара, и занавес дрогнул. Словно шпага, делающая параду, взлетела палочка дирижера. Раздались громоподобные звуки, кои с большим трудом можно было именовать музыкой.

– Долой шляпы! – закричали в партере.

– Убери голову, милорд!

И клака, набивая руку, принялась аплодировать.

ПРОЛОГ – ВЕНДЕТТА – БОЕВАЯ РУКАВИЦА

1-я картина: Гора.

Фра Дьяволо и его бандиты разбили лагерь в безлюдном уголке.

Не более сотни статистов, изображающих крестьян, крестьянок, солдат из свиты плененного папы, цыган и прочего люда мельтешат среди декораций, разрисованных неведомым живописцем.

Бандиты сожгли замок сеньора. Родольфо, лейтенант Фра Дьяволо приводит дочь сеньора, юную Жозефу; он грозится убить девушку, если та не уступит его притязаниям. Хор бандитов, музыка, сочиненная самим дирижером. С шумом входит Фра Дьяволо; он советует своим людям не забывать не только об отваге, но и о хитрости. Далекий выстрел. Приводят незнакомца; его оставили в живых по просьбе дочери Фра Дьяволо. Клянусь адом, восклицает Родольфо, не пришлось бы нам раскаиваться в нашем милосердии! Наступает ночь. Незнакомец, оказавшийся кузнецом, перепиливает свои цепи и бежит вместе с дочерью сеньора Жозефой: она его невеста! Пробуждение бандитов. Приготовления к погоне. Родольфо это предвидел! «Если вы хотите преуспеть, – заявляет потревоженный посреди сна Фра Дьяволо, – то помните, дети мои, что смелость не исключает осторожности».

2-я картина: внутренняя обстановка дома кузнеца в Пуатьe (названия изменены по требованию цензуры).