Башня преступления, стр. 2
Комната номер 9, из которой доносился приглушенный стук, находилась на последнем этаже этой башни.
На господине Мегене был синий сюртук с черными пуговицами. Ну просто Дон Жуан, отдаленно напоминавший служащего бюро похоронных услуг. Месье Шопан был одет в наглухо застегнутый редингот военного покроя. Он был маленького роста, сухощавый, с болезненным лицом серо-желтого цвета и отличался спокойствием и очень низким голосом.
– Рад приветствовать прекрасную даму, – сказал Мегень, грациозно приподняв на два дюйма над головой свою шляпу. – Не знаю, почему вас заинтересовал генерал, граф Шанма, но могу сообщить, что его доставили из Мон-Сен-Мишеля в Париж, где он предстанет свидетелем по делу о политическом заговоре.
– Где он предстал свидетелем, – уточнил Шопан. – Суд уже начался.
– Генерал был очень добр к моей семье, – как бы вскользь заметила мадам Сула и продолжила: – Какие такие таинственные дела привели вас всех в движение?
– Ах, вот как! – возмутился Мегень. – Этот Бадуа уже успел что-то выболтать! Да нет никакого дела, ни начала, ни конца, ерунда, несколько слов, да к тому же подслушанных жандармом! А жандармы, они ведь мастера все переиначить.
Шопан рассмеялся. Всем известно, что в те времена ни о какой священной дружбе между жандармами и полицейскими инспекторами и речи быть не могло.
– Во время путешествия из Мон-Сен-Мишеля в Париж, – продолжил Мегень, – дай Бог памяти, на какой же почтовой станции… к генералу подошел какой-то мужчина в рабочей робе и что-то сказал ему. Ну, а наш бравый жандарм уловил, конечно, только обрывок фразы: «…Готрон, помеченный желтым мелом».
– Вот и угадай! – перебил Шопан. – Тут же все мудрецы из сыскной полиции бросились на поиски! «Готрон, помеченный желтым мелом»! Вот это ребус, так ребус!
– «Готрон, помеченный желтый мелом»! – повторил господин Мегень, пожимая плечами. – А может это условный сигнал?
– Или способ разделаться с Готроном? – вставил Шопан. – Кто-то хочет уничтожить Готрона.
– И вот наш драгоценный Бадуа спешит на дело! – подхватил месье Мегень. – Он везде хочет быть первым! Его осведомитель, малыш Пистолет, которому только котов душить да слоняться по городу, все утро проторчал у дворца! Рыщет наш Бадуа! А я так скажу: будь Готрон под желтым крестом или под белым соусом, мы должны правительству ровно столько, сколько оно нам дает. Нужно же уважать профессию! И главное – никогда не нервничать! Вот мое мнение.
Когда пробило шесть часов, пятеро гостей сели за стол. Два места пустовали, не было месье Бадуа и соседа из восьмой комнаты, Поля Лабра, которого уже несколько раз приглашали к столу.
На лестничной же площадке, где стало еще темней, что-то бесформенное зашевелилось в нише справа от лестницы, а в левом углублении безмятежно раскинулся кот, который к тому времени уже завершил свой туалет.
– На-ка, выкуси! – сказал кто-то скрипучим, но тонким голоском. – Чтоб я не разделался с кошкой, быть такого не может! Месье Бадуа мне ничего не даст за то, что я услышал здесь эти удары, рядом или чуть дальше, черт его знает, где это скребут. И никого, и ничего. А мне нужно двадцать су. Меш, моя албаночка, ждет меня в Бобино со своими красотками. Хоть бы любимчик мамаши Терезы пробежал! Я могу и потерпеть несколько дней, если есть настоящее дело. А так, впустую, зачем лишать себя удовольствий в моем возрасте.
Нескладная тощая фигура медленно выплыла из темноты. В сумерках уходящего дня еще можно было разглядеть под выцветшей рабочей блузой появившегося незнакомца его угловатое, костлявое тело; на его узкой голове красовалась пышная белокурая шевелюра.
Незнакомец сделал один шаг и потянулся. Это был Клампен по кличке Пистолет. Свободный, как ветер, юноша, но при деле: он работал на месье Бадуа, на трактирщиков острова Ситэ и на многих других.
Кот насторожился на своей куче хвороста. Он почувствовал врага.
Могло показаться, что Пистолет был босиком, так беззвучно обогнул он лестничную клетку. В руках он держал предмет, похожий на крючок старьевщика. Это была самоделка, он смастерил ее из толстой хворостины и гвоздя.
– Кис-кис-кис! – нежно позвал он, подражая голосу мадам Сула.
В куче хвороста послышался шорох: кот пятился, чтобы глубже запрятаться.
– Ты ни в чем не виноват, – сказал ему Пистолет. – Ни к чему волноваться. Ты даже и заметить ничего не успеешь. Я ведь выжидал, ты не можешь этого отрицать. Мамаша Сула, добрейшая душа, готова приютить любого подзаборного кота… Увы, такие вот дела. Не все коту масленица! А знаешь, какой шум бывает, когда опаздываешь в Бобино… Ни с места!
Глаза кота горели в темноте, как два уголька, и точно указывали местонахождение его головы.
О, эти великие охотники! И почти у каждого из них есть что-то от хирурга. Клампен по кличке Пистолет прицелился и нанес удар своим гвоздем. Угольки сразу потухли.
– Ну вот и все, – буркнул он. – Я же говорил, что это пустяки.
Он не успел договорить, как за дверью номер 9 послышался скрип. За несколько секунд до этого удары прекратились.
Пистолет забрался за кучу хвороста, не обращая внимания на еще теплый труп своей жертвы, и насторожился.
Дверь под номером 9 открылась и то, что увидел Пистолет, показалось ему очень странным.
В комнате было светло. Когда дверь полностью распахнулась, то на ее обратной стороне Пистолет заметил прибитый матрац.
«Чтобы не было слышно ударов кирки, – подумал он. – Не глупо!»
На пороге появился крупный мужчина. Он вышел и что-то написал на досчатой двери.
«Пишет свою фамилию, – решил Пистолет. – Потом посмотрим».
На этом все кончилось. Мужчина вернулся в комнату и задвинул засов изнутри. Но когда он разворачивался, чтобы снова войти в дверь, Пистолету удалось разглядеть его профиль. Потрясенный и несколько напуганный своим неожиданным открытием он прошептал:
– Месье Куатье! Лейтенант! Надо взглянуть, что он там нацарапал на двери своей конуры.
Вспыхнула спичка. Пистолет приблизил пламя к двери номер 9 и прочел: Готрон.
Фамилия была выведена желтым мелом.
II
УГОЛОК СТАРОГО ПАРИЖА
Клампен по кличке Пистолет задул спичку и стал размышлять.
«Эта новость уж точно заинтересует месье Бадуа», – подумал он.
Тем временем глухой шум возобновился. Теперь Пистолет уже знал, почему эти размеренные удары кирки или молота казались такими далекими. Все это – из-за матраца.
Пистолет продолжил свои размышления:
«С Лейтенантом шутки плохи. Он прикончит любого так же просто, как я разделываюсь с котами, что те даже и пикнуть не успевают. Что же он там делает этой киркой? Весь дом сотрясается. Странно, что внизу, в кабинетах, ничего не слышат. У этих всегда все продумано. Может быть, в кабинетах сейчас только друзья».
Пистолет прицепил свой крючок к помочам под блузой. Для этого охотничьего приспособления не нужно было иметь разрешения на ношение оружия.
Затем он опять погрузился в свои размышления.
«Нет уж, дудки, чтоб я не пошел сегодня вечером в Бобино, к своей Меш, албаночке! – сказав себе это, он забрал с хвороста труп несчастного кота. – Теперь-то уж двадцать су у меня в кармане!» – обрадовался Клампен.
Он ощупал со знанием дела свою жертву и прошептал:
– Потянет на целых двадцать пять су! Здоровый котяра, а шерсть-то какая шелковистая. В «Белом Кролике» его так приготовят, что милорды пальчики оближут. А месье Бадуа я и завтра успею все сказать и про Куатье, и про фамилию, которую он написал на двери, обитой матрацем.
Как фамилия-то?.. Ну как же? Ну и память у меня… Гудрон… Готрон! Только бы не забыть до завтра! Мне нужно завести записную книжку с карандашом. Я бы ее купил, да она стоит целых сорок сантимов, а то и больше. Это что ж, ни есть, ни пить, ничего Меш не платить.
Несмотря на свою простоту, одежда парижского оборванца имеет огромное количество самых различных карманов. Они набиты всякими штуковинами, правда, цена которым меньше стоимости одной поездки на омнибусе. Пистолет порылся в карманах, ища хоть какой-нибудь клочок бумаги. Но бумаги не нашлось. Пистолет поискал на полу, опять не обнаружив ничего, на чем можно было бы записать странную фамилию.