Ночь эльфов, стр. 39

Утер медленно поднялся и выпрямился, старясь унять дрожь в руках. Среди собравшихся были и люди, и эльфы, а их лагерь казался настоящим городом…

Когда лодка приблизилась к берегу, он узнал в толпе Мерлина в его синем плаще, потом Ульфина, Брана и многих своих товарищей прежних времен – королевских рыцарей и оруженосцев. Было такое ощущение, что они ждут его уже несколько месяцев…

Глава 13

Ночь Пендрагона

Дождь лил, не переставая, вот уже несколько недель, отчего проведение серьезных военных операций стало почти невозможным. В последние дни октября дождь сменился холодом. У кромки леса теперь постоянно слышался стук топоров и скрежет пил – люди запасались дровами на зиму, которая обещала быть долгой и суровой. Но, по крайней мере, не придется воевать…

В течение года королевское войско одержало несколько незначительных побед над восставшими баронами Севера. Этого было достаточно, чтобы устроить несколько благодарственных месс, но недостаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности… Пыль в глаза, вот и все… Настоящего сражения так и не произошло – ни с эльфами, ни с армиями баронов. Зима, весна и еще одно лето медленно прошли в ожидании апокалипсиса, который так и не наступил. Дни и недели чередой шли друг за другом, почти неотличимые, хотя каждый приносил свою долю сплетен и слухов. Поговаривали, что Лео де Гран де Кармелид остался жив (хотя это не было новостью – такой слух разнесся сразу после турнира, состоявшегося год назад) и собирает огромную армию, объединившись с варварами, живущими на Пограничных Землях. Другие утверждали, что эльфы выходят из леса целыми тысячами, словно река во время наводнения, и убивают всех, кто встречается им на пути,– и людей, и животных. Третьи рассказывали всем, кто хотел их слушать, о том, что восставшие бароны и эльфы объединились в единую армию, такую огромную, что если она подойдет к городским стенам, оттуда не будет видно горизонта.

Конечно, это были всего лишь слухи, но никто не оставался к ним равнодушным, даже регент Горлуа. Однако, поскольку ничего не происходило – ни нашествия эльфов, ни нападения армии баронов, – жители Логра в конце концов поверили, что мелких стычек с мятежниками было достаточно, чтобы полностью усмирить врагов.

В это поверили все – но не Горлуа.

Промокший насквозь, несмотря на тяжелый плащ, подбитый медвежьим мехом, регент расхаживал туда-сюда по дозорной дорожке, тянувшейся по верху крепостной стены, стискивая руки конвульсивным жестом, уже вошедшим в привычку. Один этот год измотал его больше, чем десять лет непрерывных сражений. Его седые волосы побелели, он отпустил бороду, которая еще больше его старила. Вдруг он остановился и взглянул в просвет между каменными зубцами стены. Над крепостным рвом множество солдат, собравшихся на учения, вяло и неохотно размахивали оружием.

– Мессир Эмерик! – закричал Горлуа сквозь шум дождя.

Огромного роста человек в белой тунике с красным крестом поверх доспехов, скорчившийся под низкой аркой одной из десяти башен, окружавших город, на расстоянии, примерно равном броску камня, поднялся с недовольным ворчанием и, надвинув на голову капюшон длинного ярко-красного плаща, рысью побежал к Горлуа.

– Ваши люди – бездельники! – резко произнес тот. – Заставьте их шевелиться!

– Но, монсеньор, – слегка улыбнулся рыцарь, – под дождем все размокает, даже боевой пыл… Без толку их заставлять…

Горлуа взглянул на него с такой яростью, что рыцарь опустил глаза и кивнул.

– Слушаюсь, монсеньор.

Он повернулся на пятках и побежал к башне. Нужно будет послать к солдатам одного из стражников, которому он даст свой собственный плащ, чтобы Горлуа убедился в том, что его приказ выполнен (к приказам регента все быстро научились относиться с должным почтением), а потом уйти в караульную – еще не хватало мокнуть целый день ради этого полоумного с его надоевшими до тошноты военными учениями…

Горлуа смотрел ему вслед, дрожа от озноба. Нужно возвращаться в замок. Если торчать на стене в такую собачью погоду, от холода и околеть недолго… Королева, должно быть, ждет его, сидя рядом с их дочерью Моргаузой…

Он быстрыми шагами направился к башне и торопливо спустился по лестнице, так что даже личная охрана не сразу догнала его. Трясясь от холода, оставляя на каменных плитах мокрые следы, он почти бежал по дворцовым коридорам, грубо отталкивая с дороги нерасторопных или зазевавшихся, все дальше углубляясь в лабиринт узких переходов, ведущих к королевским апартаментам. Бежал так быстро, что забыл о жене и дочери, – снова, уже в который раз, ноги сами привели его к тяжелой, плотно запертой двери в зал Великого Совета.

Некогда правители Свободных народов собирались здесь, вокруг талисмана людей – Фальского Камня, стоявшего на огромном бронзовом столе, украшенном искусной резьбой. Фал Лиа – священный камень, который издавал стон, когда к нему приближался законный король… Горлуа лихорадочно порылся в карманах своего промокшего кафтана, вытащил тяжелый ключ и просунул его в замочную скважину. Дверь отворилась со зловещим скрипом, и из зала пахнуло плесенью. Внутри был темно и холодно. Знамена, висевшие в простенках, медленно сгнивали. Деревянные резные панели разбухли от сырости. Вощеная ткань, затягивавшая окна, местами прорвалась и трепетала на ветру. Плиты пола были залиты дождем… Некогда великолепный зал пришел в полное запустение. Горлуа приблизился к круглому столу с лежавшим в центре темным камнем, но камень, как всегда, остался немым. Душу Горлуа затопила волна гнева, и он с яростным воплем обрушил на камень сжатые кулаки, отчего все тело пронзила боль.

Он не был королем.

Его жалкие вопли эхом разносились по коридорам дворца, доходя до самых отдаленных закоулков, до кухонь и подвалов. И всем, от скотников, готовивших свиньям пойло из овсяной муки, и до самых юных оруженосцев, задыхавшихся в слишком тяжелом для них вооружении и уставших за день от бесконечных упражнений с оружием, во время которых командиры вновь и вновь заставляли их рубить мечами толстые доски,– всем было стыдно за него.

Он не был королем.

Игрейна, молившаяся в часовне, почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Стоя на коленях перед алтарем, за которым брат Блейз служил мессу в честь Дня всех святых, она молилась о спасении своей души. Рядом с ней, в колыбельке, покрытой куньим мехом, мирно спала ее дочь Моргауза. Дочь Горлуа… плоть от проклятой плоти его…

Он не был королем.

К концу дня дождь прекратился. Несмотря на сырость, эльфам удалось найти достаточно сухих веток, чтобы разжечь костры вдоль всего берега. Ночь наступила почти незаметно – настолько мрачным был день с его бесконечными потоками дождя, от которого холод пробирал до самых костей, а берег стал напоминать болотную трясину. Но потрескивание сучьев в кострах и отблески пламени на промокших крышах шатров вызывали улыбки на усталых лицах многочисленного пестрого воинства, собравшегося у опушки леса. Вскоре все начали выходить из своих жилищ и собираться вокруг огня. Эльфы, люди и гномы сидели вперемешку. Да, здесь были и гномы – небольшие группки, оставшиеся от армии Красной Горы, охотники с холмов, а также редкие выжившие гномы Черной Горы, объединившиеся вокруг принца Брана, по своему обыкновению, недовольные и сварливые, – всего их было не больше двух сотен, и они почти затерялись среди вооруженных людей, носивших туники с гербами мятежных баронов и герцогов – Кармелида, Лионесса, Доммоне, – прибывших сюда с женами, слугами и даже домашним скотом. Здесь были и варвары с Границ – мощные, как дикие быки, и почти такие же заросшие, чей оглушительный хохот и впрямь напоминал бычий рев. Были и эльфы из Броселианда в своих муаровых одеждах, на которых вспыхивали красные и зеленые отблески в пламени костров, – слишком многочисленные, чтобы их сосчитать, не говоря уже о тех, которые прятались в кронах деревьев или обосновались чуть дальше в лесу и наблюдали оттуда за удивительным зрелищем. Пламя от костров казалось мощным заревом, освещавшим небо и озеро до самого Авалона, который сегодня видели все – правда, издалека и не слишком отчетливо, но все же видели… Было выпито достаточно вина и меда, чтобы мужчины захмелели, но пока еще никто не был пьян. Запах жарившихся целиком бычьих туш щекотал ноздри и вызывал урчание в желудках, но никто пока не начинал есть – даже гномы. Это была ночь Самайна, главного праздника в древнем календаре, чье название переводилось как «объединение». Это была ночь мертвых – единственная в году, когда был открыт проход между земным и потусторонним мирами, и каждый должен был вспомнить своих умерших близких, чтобы они сами не явились и не напомнили о себе. Эльфы, гномы и люди – даже те из них, кто обратился к новой религии, – верили в потусторонний мир и загробную жизнь души, даже если у них были разные представления о рае. Однако, как бы ни называли сегодняшний праздник – Самайн, Ночь всех святых или Хэллоуин, – это была жуткая ночь, когда каждый ощущал на своем лице леденящее прикосновение Смерти, когда ушедшие в мир иной забирали у живых силу, необходимую им для того, чтобы продолжать свое долгое путешествие из мрака к свету.