Нападение голодного пылесоса, стр. 12
– Вот он! – сказал Алешка. – Миллион в мешке.
Глава VIII
Иван-царевич на сером волке
– Кто он? – раздраженно спросил я. Я уже этими тайнами по горло сыт.
– Это его брат, – объяснил Алешка.
– Чей брат? – безмерно изумился я. – Тимофеева? Этого Серого Волка?
– Да ну тебя! – всерьез обиделся Алешка. – Хватит дурачком прикидываться. – Но тут он взглянул на меня и понял, что я не прикидываюсь. – Это Топаз, брат Алмаза.
– Рассказывай! – решительно приказал я.
– Дома расскажу! – так же решительно отказал мне Алешка. – А ты все подробно запишешь в своем дневнике. Твоим детям будет интересно потом почитать.
– Пошли домой! – обрадовался я. – У меня руки замерзли. И уши.
– У меня тоже. И еще нос. Но мы должны убедиться, что не ошибаемся. Посидим в засаде.
Обнаглел парнишка! И я сказал:
– Мама очень расстроится, если мы замерзнем в сугробе.
– Конечно! – засмеялся Алешка. – Кто же ей двадцать кошек достанет.
Алешка предложил зарыться в сугроб.
– Там тепло, Дим, я точно знаю.
А я точно знаю, что холодно. И мы спрятались между двух боксов. И по очереди вели наблюдение за въездом на территорию гаражей.
Пока мы не начали дрожать мелкой дрожью и стучать зубами мелкой дробью, Алешка рассказал мне, как он «обаял» охранника.
Оказалось, очень просто. На жалость взял. Мне б ни за что не додуматься. Он наврал, что наш сосед по квартире наконец-то достиг своей мечты – купил машину. И каждый час бегает сюда, в свой гараж, чтобы ее погладить и под ней полежать. Есть такие любители. Им и ездить-то не надо. Главное – что-нибудь покрутить. И вот этот автомобилист-романтик умчался в гараж, захватив ключи от квартиры. И теперь вся наша семья (еще и три девочки грудного возраста) мерзнет на улице или отогревается в подъезде...
Тут Лешка прервал свой рассказ:
– Идет, Дим! Тихо!
Я осторожно выглянул из-за гаража. От въезда к нам приближался настороженной походкой молодой человек средних лет. Когда он приблизился, Алешка отпрянул за гараж и шепнул мне в замерзшее ухо:
– Он! Серый Волк! Я его узнал!
Мы затаились.
Вскоре послышался скрип снега под чужими ногами и заскрежетал ключ в замерзшем замке. Скрип отворяемых ворот. И голос:
– Здравствуй, мой хороший. Соскучился? Сейчас я тебя покормлю, почищу. А вот гулять нам пока нельзя. Кругом враги.
В ответ – тихое ржание и перестук копыт. Зашуршало сено.
– Кушай, кушай, мой хороший. А водичка у тебя еще есть? Вот и славно. А я пока приберусь.
Заскрипела по полу лопата, потом зашуршала метла.
– Ничего, – приговаривал Волк Тимофеев, – перезимуем. А как зазеленеет травка, мы умчимся с тобой в далекие поля. Никакой Пферд нас не найдет. Чтоб ему споткнуться на обе ноги. На самом финише.
Стало темнеть. Пошел снег. И было так тихо, что мы даже слышали, как хрустит, пережевывая сено, таинственный Топаз, брат Алмаза.
– Ну, не скучай, дружок, – снова ласково заговорил Тимофеев. – А завтра я тебе целый мешок овса принесу. Любишь овес-то? То-то. Ну, ну, не балуй. Пошел я. До свидания, дружок.
Нам было слышно, как фыркнул и вздохнул Топаз, как переступил своими копытами и как Тимофеев закрыл и запер ворота.
Алешка вышел из-за угла и негромко сказал:
– Руки вверх!
В общем, опять мы с Алешкой попали в историю. Серый Волк оказался вовсе на таким уж преступником. Да, он украл коня, очень дорогого. На международном аукционе за такую лошадь любой владелец конюшни заплатил бы, не раздумывая, целый миллион долларов...
Но все по порядку... Откроем мой дневник на двадцатой странице под заголовком «Пятое января». Вот что там записано для потомков:
«Жили-были два брата. Одного звали Алмаз, другого Топаз. Красавцы жеребцы ахалтекинской породы. Однако Алмаз имел небольшой недостаток во внешнем виде: у него была звездочка во лбу – белое пятнышко шерсти и чулочки на передних ногах были разного размера. Казалось, что один чулочек немного сполз вниз. И специалисты-коневоды считали это отклонением от породных признаков.
Поэтому Алмаз большим спросом не пользовался, переходил из одних, не очень добрых, рук в другие, потом его совсем забросили, и он скучал на маленькой конюшне в далеком селе. Его хозяин – фермер – хотел сделать из него рабочую лошадь. Чтобы Алмаз таскал телегу, груженную мешками с картошкой или бидонами с молоком. Но Алмаз был скакун чистых кровей, ему нужно было брать призы на международных скачках, а не месить своими стройными ногами грязь сельских дорог. Поэтому он капризничал и в упряжке ходить не желал. Фермер махнул на него рукой, скудно кормил и плохо за ним ухаживал.
Тут-то его и нашла наша Галина. И забрала в свою школу конно-спортивного мастерства. Она очень долго за ним ухаживала и очень долго тренировала. И Алмаз стал таким, каким и должен был быть – красивым, умным и послушным.
А вот у его брата Топаза судьба сложилась вначале очень неплохо. Один коммерсант по фамилии Ершиков вдруг решил возродить былую славу российского коневодства. Он купил на окраине города небольшой заброшенный ипподром с конюшнями, набрал на работу всяких хороших специалистов. И конюхов, и жокеев, и наездников, и ученых-коневодов, и ветврачей и зоотехников. И разослал самых лучших знатоков по всей России скупать породистых скаковых лошадей. И покупал он очень дешево, иных лошадей ему отдавали даром. Потому что люди очень радовались, что теперь снова в России станет развиваться коневодство. И Топаз тоже достался Ершикову даром. Его все это время содержали сотрудники обедневшего института коневодства за свои деньги. И Топаз стал украшением ершиковского „табуна“. И тот уже потирал руки, рассчитывая, за какие деньги станет продавать Топазовых детей – жеребят.
Однако дело возрождения былой славы российского коневодства оказалось очень трудоемким, медленным и на первых порах совсем не прибыльным. Ершиков в нем разочаровался. Откровенно говоря, ему было совершенно наплевать на российское коневодство, его интересовали только деньги, которые оно могло дать. Но не очень-то пока давало.
Ершиков вскоре забросил коневодческие дела и стал устраивать на ипподроме всякие рекламные акции. Он устраивал скачки, бега. Поставил повсюду торговые киоски со всякой ерундой. И на все на это с грустью смотрел гражданин Тимофеев, который был очень хорошим специалистом по племенным лошадям.
Лошадей стали постепенно продавать в разные руки. Их покупали такие же бизнесмены вроде Ершикова. Кто-то держал лошадь в своем загородном имении для верховых прогулок, а кто-то делал из них самых настоящих извозчиков. Многим людям нравилось кататься в коляске, запряженной парой красивых буланых коней.
А Тимофеев ухаживал за Топазом. Холил его и лелеял. Он знал, что это очень ценный конь. И если от него пойдут жеребята, тогда несомненно вернется былая слава российского коневодства.
Топаз был очень красивый и гордый конь. Он, наверное, сам прекрасно знал себе цену. И вот эта цена неожиданно определилась.
Совершенно случайно, когда Тимофеев чистил соседнее стойло, он услышал очень неприятный разговор.
К стойлу, где находился Топаз, подошел Ершиков с каким-то важным иностранцем. Иностранец (Ершиков называл его с почтением – господин Пферд) остановился напротив Топаза и издал звук восхищения.
– О, я! – выдохнул он в восторге. – Это есть классный лошадка. Я его брать в Германия за любой денег!
– Нельзя его брать в Германия, господин Пферд, – огорченно проговорил Ершиков, подделываясь под его русский язык. – Это есть достояние России. Это есть племенной жеребец.
– О, колоссаль! Он будет жить в Германия. И его детки будут делать для моей страны славу и гордость. Сколько господин Ержиков хотел брать за этот конь денежек?
– Этот конь нельзя продавать. Это генофонд, говоря по-русски.
– Мне совершенно наплевать на ваш русски генофонд. Сколько денег?