Операция «Бременские музыканты», стр. 1
Валерий Гусев
Операция "Бременские музыканты"
Глава I
МРАЧНЫЙ ДОМ НАД ОВРАГОМ
Лето выдалось очень жаркое. И грозовое. Но от этих гроз никакой свежести не прибавлялось. Пронесется горячий ливень и тут же от палящих солнечных лучей превращается в удушливый пар над асфальтом. И становится еще жарче.
– Нет, – сказала мама, – мы в этом климате не выживем. Нужен свежий воздух. – И она строго посмотрела на папу: – В конце концов, у нас есть дача или нет?
– Она как бы есть, – ответил папа, выглянув из-за газеты, – но ее как бы и нет.
И он был бесконечно прав. Еще несколько лет назад ему дали на работе садовый участок. Мы туда съездили, и нам очень понравилось. На участке росли три маленькие березки и зеленая трава.
Мы немного помечтали под березками: вот здесь построим дом, вот тут выроем пруд, и у нас будет своя купальня с карасями и лягушками, а вот здесь вырастет кружевная беседка, и мы будем в ней теплыми дружескими вечерами пить чай из самовара. А вокруг будут щебетать птицы, и мелькать ласточки, и гудеть тяжелые майские жуки...
Шли годы, а на участок мы не ездили. И ничего там не строили. То не было времени, то не было денег. И когда мама вдруг вспомнила, что у нас «как бы есть дача», то оказалось, что на даче нет ни дома, ни беседки, ни даже карасей в пруду, потому что и пруда тоже не было. А были все те же три березки, только уже очень большие, трава по пояс и жуки с лягушками. А вокруг участка возвышались заборы соседей и разные дачные строения. То есть нашей дачи «как бы и нет».
– Ну и что? – бодро сказал папа. – Построим шалаш, самовар возьмем у бабушки, а карасей Алешка в карьере наловит. – И посмотрел на маму: – Согласна? Здесь очень много свежего воздуха.
Мама вздохнула. Тяжело и безнадежно.
– Я лягушек боюсь.
– Ничего, привыкнешь, – сказал Алешка. – Постепенно. Я тебе их полный салаш наловлю.
Но обошлось без «салаша». Папа принес с работы здоровенную армейскую палатку. Мы установили ее под березами. Получилось очень красиво и романтично. Будто какие-то бродяги поселились. В цыганском шатре.
Мы расставили раскладушки, застелили их матрасами и одеялами – и готова дача. Соседи в своих деревянных теремах и каменных особняках все время нас жалели. Но они горько ошибались. В такое жаркое лето наша палатка – лучший дом. Днем мы поднимали ее боковые стенки, и она продувалась насквозь сквозняками. Папа даже ухитрился в такую жару простудиться и подхватить насморк.
Когда насморк у него прошел, он привез с работы маленький холодильник.
Мама ему очень обрадовалась. Особенно когда дачный сторож Пал Данилыч провел в палатку электричество.
А потом папа привез с работы маленькую газовую плитку с баллонами, и мама обрадовалась еще больше, потому что до этого мы готовили пищу на костре под березами.
– Если бы я не знала, что ты служишь в милиции, – сказала мама, – я бы подумала, что ты заведуешь вещевым складом.
– У нас в милиции все есть, – похвалился папа.
– Мне бы еще стиральную машину, – несмело пожелала мама, – небольшую.
– Я поищу, – пообещал папа, разворачивая газету. – Где-то в столе завалялась.
Устроившись на своей прекрасной даче под березами, мы стали знакомиться с окрестностями и их достопримечательностями.
Самой главной достопримечательностью был дачный сторож Пал Данилыч. Он был очень интересный человек. Он жил на самом краю нашего дачного поселка и каждый вечер делал его обход со своей командой. А в команде было три собаки неимоверных пород, толстый сурок Ганя и три пестрых кота.
Впереди всегда шли собаки. Гуськом, морда в хвост. За ними шагал сам сторож с Ганей на руках, который, сложив передние лапки на брюшке, строго и задумчиво заглядывал в чужие огороды. А сзади, замыкая торжественное шествие, маячили над густой травой, как перископы подводных лодок над волнами, три задранных драных кошачьих хвоста.
Жители поселка к этому времени всегда собирались у своих штакетников и калиток и провожали веселыми взглядами эту невозмутимую команду.
А через два дня, как мы сюда приехали, к ней присоединился и наш Алешка, заняв свое место в строю сразу за Пал Данилычем. Потому что Лешка очень любил животных – жить не мог без них. И наоборот.
И вот что получилось из этих безобидных прогулок и дружеских отношений.
Как-то вечером мама приказала нам собрать на участке накопившийся мусор и безжалостно сложить из него костер.
Мы сидели возле огня, болтали о всякой ерунде и не заметили, как стемнело.
Костер догорел. Посвежело. Все кругом стихло. Только иногда в каком-нибудь доме звенела посуда или взлаивала собака.
Алешка их всех узнавал по голосам:
– Это Шарик. Это Гвоздик. А взвизгнул Зонтик. Ему Петюня опять на хвост наступил.
Этот шестилетний Петюня тоже своего рода достопримечательность. У него будто в жизни всего две цели: кому-нибудь на хвост наступить и в чужой огород залезть.
И тут вдруг, когда смолк обиженный Зонтик, раздался в тишине зловещий вой.
– А это кто? – привстал Алешка и предположил с надеждой в голосе:
– Может, волк?
– Какие здесь волки? – огорчил его я.
– У старого дома воет, – шепнул Алешка.
Мы пригляделись. На краю поселка, прямо над глубоким оврагом, высился недостроенный каменный дом. Он был почти трехэтажный и походил на развалины старинного замка. Наверное, потому, что у третьего этажа было только две неровно сложенных стены.
Сейчас его мрачные руины были хорошо видны на светлом фоне закатного неба.
– Это плохой дом, – таинственно сказал Алешка, когда затих загадочный вой. – Мне Пал Данилыч говорил.
– А чего в нем плохого? – удивился я. – Недостроенный только. Ну и что? Приедут новые хозяева и достроят.
– Не получится, – уверенно заявил Алешка. – У этого дома уже три хозяина было. И он им всем несчастье принес.
– Будет глупости болтать! – рассердился я на правах старшего брата.
– Смотри! – Алешка опять вскочил и схватил меня за рукав.
Вот это да! В развалинах третьего этажа вдруг появился слабый свет, будто от карманного фонарика. Он пометался туда-сюда, погас на мгновение и снова появился, но уже в окнах второго этажа. А потом спустился на первый и исчез, наверное, в подвале.
Все это было немного жутковато, но я беззаботно махнул рукой:
– Подумаешь! Новый хозяин приехал. Дом осматривает.
– Ага! – усмехнулся Алешка. – Дом осматривает. Ночью, с фонарем. Что-то тут подозрительное. Сбегаем, посмотрим? И Пал Данилычу надо сказать.
Мне очень не хотелось на пороге полночи подкрадываться к этому мрачному дому, где неизвестно кто бродит с фонарем, и я опять махнул рукой:
– Бомжи какие-нибудь ночлег ищут. Вот и все!
– Боишься? – прямо спросил меня младший брат. – Так и скажи.
Так я не сказал. А сказал совсем наоборот:
– Пошли!
Мы предупредили маму, что идем прогуляться перед сном.
– Только недолго, – сказала она. – Сегодня папа должен приехать.
И мы пошли к мрачному дому. Поселок уже готовился ко сну. Становилось все тише, все меньше светилось окон. Звякнет ведро, стукнет дверь – и опять тишина.
Мы подкрались к самому оврагу, из которого поднимался холодный туман, и спрятались за большим деревом.
Вблизи этот дом казался еще мрачнее. Зловещие в темноте стены, черные провалы окон, узкие щели подвала, в которых то и дело мелькал огонек.
– Привидение какое-нибудь, – прошептал мне в ухо Алешка.
Любит он побояться! И других попугать.
А туман между тем тихонько и коварно подползал все ближе. И даже начал заволакивать первый этаж. И полз все выше.
– Вон оно! – прошептал Алешка. – Привидение!
И точно. Из низкой подвальной двери вышел человек. С фонариком. Фонарик он погасил и сразу же растворился в тумане. Но я все-таки успел его отчасти разглядеть. Он был высокий и немного прихрамывал. И что-то в его силуэте показалось мне знакомым.