Сердце льва, стр. 52

Шёл трамвай девятый номер,
А в трамвае кто-то помер,
Тянут, тянут мертвеца.
Лаца-дрица-ацаца.

Не страшно, что на всю катушку — на базе только свои, а Варвара Ардальоновна даром что сделалась глуховатой, так ещё принимала на ночь снотворное. Пушкой не разбудишь.

Утром Тим отправился учиться, учиться и учиться, а Андрон с головой окунулся в хозяйственные хлопоты, стараясь не думать о предстоящем вечере. Тот ещё предстоял вечерок, полный страсти, сюсюканья и ненужных разговоров. Предстояло ехать трахать Анжелу и при этом быть ещё начитанным, галантным и влюблённым до гроба. Да, Анжела, Анжела, хваткая девушка, у такой не сорвётся. Тогда, в феврале, она заманила-таки Андрона в постель, была как следует оттрахана и утром сказала торжественно и влюблённо:

— Это судьба. Мы созданы друг для друга. Ты из всех мужчин самый лучший. Ну иди же сюда, поцелуй свою маленькую девочку!

В общем, втюрилась словно кошка. И пристала как банный лист. Презентовала на 23 февраля настоящий французский парфюм «Ван мэн шоу», затаскала по выставкам и театрам, по субботам завела поздние обеды в кругу семьи. С коньячком, под рыбку и буженинку. Папа, Иван Ильич, принял Андрона как родного.

— Орёл, весь в батю! А знаешь, Андрюха, сколько мы с ним фашистов положили? И не узнаешь! Давай наливай! Ну что, споёмте, друзья? А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер…

Мама, Катерина Васильевна, гостеприимно улыбалась, бросала оценивающие взгляды и утирала счастливую слезу — молодец-то каков. И умен, и пригож, и не закладывает за воротник. Может, Анжелка угомонится, перестанет вешаться мужикам на шею… А Андрон ел себе со вкусом буженину, помалкивал и чувствовал себя бугаём-производителем, благословляемым в торжественной обстановке на случку. Ничего у него не было к Анжеле, единственное их связующее — это койка…

А в городе вовсю бушевала весна. На день рождения Ленина кто-то зашвырнул круг «краковской» на его памятник у Смольного, и с поздравлениями вождю собрались все окрестные собаки. При выпуске моряки-курсанты одели на бронзового Крузенштерна огромную, специально сшитую тельняшку а свежеиспечённые военные инженеры надраили до блеска муди медного коня, хорошо хоть не добрались до всадника. А из-за пивного ларька на проспекте Горького скоммуниздили трафарет Звезды Героя, при помощи которого обновляли портрет генсека, вывешенный на стене соседнего дома. Искало КГБ с собаками, но не нашло. Собаки те убежали к Смольному, к памятнику Ленина… Весна…

Хорст (1966)

Касатки были белобрюхи, до жути зубасты и вели себя как-то странно. Слишком уж организованно. Синхронно, всей стаей, кружились вокруг, делали боевые развороты, выписывали спирали и с каждым витком приближались все ближе и ближе. Вот, перегруппировавшись, они сбились в клин, и головная, пятиметровая рыбина устремилась прямиком на Хорста. Промахнулась, расшвыряла Ганса и Фрица и по инерции, живой торпедой, пронеслась вперёд. С боевым ножом Хорста в боку. Ганс с Фрицем застыли рядом, спина к спине, образуя треугольник, в руках их сверкали длинные боевые ножи. Точнее, дрожали… Такие дела. Атлантика, дно маленькой уютной бухты, что у Багамов, когорта разъярённых рыб и треугольник людей. Пока ещё живых.

И черт знает, откуда они взялись, эти касатки. Уже с месяц Хорст сотоварищи тревожил ластами сии прозрачные воды и ничего, только водоросли, стайки рыбёшек да плавучие, в виде буйков, гидрофоны — американцы поставили, чтобы враг не прошёл. А тут вдруг разъярённые пятиметровые чудовища. Стаей, и, похоже, дрессированной…

Раненая касатка развернулась, поддала хвостом и стремительно понеслась на Хорста. Мерзкая пасть её кривилась не то от боли, не то в презрительной ухмылке… «Значит, на таран? — Хорст отнял губы от металлического наконечника вентиля и, не задумываясь, инстинктивно, выбросил баллоны акваланга вперёд. — На, жри!» Страшный удар кинул его через головы Фрица и Ганса, резкая боль иглой пронзила левую руку. Мелькнули в пасти касатки вентили баллонов, и она, дёргаясь всем телом, исчезла в глубине.

Делая руками и ногами отчаянные движения, Хорст пулей пронёсся сквозь пятиметровый слой воды, прикрыл глаза от радужного света и, с жадностью разевая рот, хватил живительного океанического бриза. Взглянул на вату облаков на ясном небе, ещё раз глубоко вдохнул и погрузился в воду ногами вверх — пусть уж начинают с головы. Чтобы сразу. Однако же касатки дружно, словно по команде, вдруг потеряли к людям интерес, сделали напоследок круг почёта и медленно ушли на глубину. Словно дрессированные звери с арены цирка.

«Интересно, а кто у них за Дурова? — Хорст снова вынырнул на поверхность, снова жадно вдохнул. — Ну все, вроде финита». Как в подтверждение его мыслей рядом булькнуло, и на свет Божий появился Ганс, он сорвал опостылевший нагубник и, тяжело дыша, сказал:

— Фрицу капут.

— Давай аптечку, мою касатка сожрала. — Не показывая вида, Хорст протянул ему раненую руку, глянул равнодушно на окровавленный рукав. — Акваланг остался?

Все эмоции потом, сейчас выживать.

— Остался. — Ганс с хрипом перевёл дыхание и указал на закипающие на водной глади пузыри. — Только… нагубника нет.

Понятное дело, откусили вместе с головой.

— Ладно, тащи его сюда. И дай-ка нож, мой прикарманила касатка. — Хорст подождал, пока Ганс скроется в воде, и принялся срезать резиновый рукав гидрокостюма — кожа на руке была пропорота от кисти до локтя. Рана была бы много глубже, если бы не часы, они взяли на себя удар касатки, и зуб только на полдюйма углубился в тело. Опасности — ноль, а вот дерёт в солёной-то воде на все сто процентов.

Ганс не задержался, вернулся скоро, в руках он держал акваланг с куцым, срезанным, словно бритвой, шлангом. Помог прицепить его Хорсту на спину, туго перебинтовал рану, глянул вопросительно, с тревогой:

— Ну как?

— Нормально. — Хорст, сплюнув, сунул обрубок в рот, двинул осторожно рукой и медленно погрузился в воду — неглубоко, на метр, но и то хлеб, плыть можно. Если, конечно, касатки не помешают.

Через полчаса они уже сушились на борту «Валькирии», квинтэссенции германской инженерной мысли, воплощённой в металл на одной из секретных верфей Ливерпуля. С первого взгляда, это была обыкновенная фешенебельная посудина, на каких бороздят океанские просторы эксцентричные миллиардеры: вертолётная палуба, теннисный корт, бассейн с опресненнойодой. А реально это был боевой, хорошо замаскированный, до зубов вооружённый корабль неограниченного района плавания. С торпедными аппаратами, глубинными бомбами, ракетными установками. Плюс современнейшие системы связи, мощнейший — с сонарами, радарами, гидрофонами и эхолотами — акустический пост, особое антитурбулентное покрытие корпуса. А скорость — куда там торпедному катеру! В кормовой части «Валькирии» был смонтирован секретный спуск для боевых пловцов и двух миниподлодок, подвешенных на кранбалках в трюме. И каждая субмарина несла самонаводящуюся торпеду, способную потопить линкор!

И все же «Валькирия» ещё и служила науке, правда, косвенно. Плавучая лаборатория херра Опопельбаума, находящаяся в районе мидл-шпангоута, была оборудована по последнему слову техники: и магнитометрами, и спектральными анализаторами, и электронными микроскопами, и мембранными хроматографами. Кембридж, Оксфорд и Академия наук СССР лопнули бы от зависти. Появление «Валькирии» в здешних водах было обставлено как часть кругосветного круиза, совершаемого любимым сыном султана Брунея, натурой похотливой, на редкость эксцентричной и необузданной в желаниях. Естественно, в компании визиря, евнуха и активисток гарема. Причём все было продумано до мелочей, и приятное крепко сочеталось с полезным — первая жена принца являлась радисткой-шифровальщицей. Вторая высококлассной фельдшерицей, третья дипломированной буфетчицей, четвёртая… Любвеобильное общество было совсем не по душе капитану «Валькириио Вильгельму Отто фон Ротенау, бывалому морскому лису. Женщина на корабле — к беде. А уж полдюжины… Однако что бы там ни думал Вильгельм Отто фон Ротенау, но до недавнего времени все складывалось великолепно — на дне океана у Багамских островов Хорст сотоварищи обнаружил древний, построенный тысячи лет назад город. С таинственными пирамидами, необозримыми криптами, какими-то непонятными величественными сооружениями. Со дна были подняты огромный рубин, подставка из светящегося металла, предположительно орихалка, внушительных размеров бронзовая колонна, заключающая внутри себя какой-то странный, напоминающий пропеллер предмет. Неподалёку от города был найден и испанский галеон, перевозивший некогда в своих трюмах золото. Все эти сундуки с пиастрами, реалами, эскудо и дукатами очень отвлекали, мешали археологическому процессу. Однако работа все же спорилась. И вот — дрессированные касатки, битва не на жизнь, а на смерть, трагическая гибель Фрица.