Скелеты в тумане, стр. 21
Надрав побольше досок, я принялся ладить костер. Выбрал доску и аккуратно расщепил ее на тонкие лучинки. Дерево было влажное, и я боялся, что мне не удастся его разжечь. Тем более, что спичек у меня оставалось немного. Штук шесть.
Я достал гильзу, аккуратно сколупнул восковую пробку, вытряхнул спички и «чиркалку» на пол. И тут меня осенила великая мысль. Отобрав несколько лучинок потоньше, я старательно натер их воском и сложил шалашиком, а на них пристроил щепочки потолще.
И, затаив дыхание, чиркнул первую спичку... А она не загорелась, противопожарная оказалась: головка ее отскочила, даже не дав хоть малой искорки.
Вторая спичка послушно вспыхнула, я дал ей разгореться, повернув головкой вниз, и осторожно поднес к самой тонкой лучинке. Она затрещала и весело, с готовностью загорелась. Ясный огонек перескочил на другую, быстро занялась третья, и получился костер.
Я осторожно стал подкладывать в него все более крупные щепки и, наконец, положил целую доску. А потом снова взялся за ящик. Когда я выломал его переднюю стенку, внутри не оказалось никаких сокровищ, а лежал обычный, какой-то неровный, булыжник почти черного цвета. С трудом я сдвинул его с места, чтобы освободить от него ящик. И сделать из ящика дрова. Они, правда, были не очень хорошие, почти гнилые. Горели неохотно, давали мало тепла. Но никогда я еще так не радовался простому костру.
Немного согревшись, я пошел дальше в поисках топлива. И действительно, мне стали попадаться обломки досок, сучья. Я таскал их к костру и наваливал в огонь.
А потом сел рядом и, подставляя то один, то другой бок, стал основательно сушиться. Костер сильно дымил, от моей одежды шел пар. Щипало глаза, першило в горле. Заболели босые ноги. Но как же я был счастлив!
Постепенно я впал в какое-то забытье, лег рядом с костром, но даже в тяжелой дреме не забывал подставлять огню то живот, то спину.
А иногда вставал, бродил по подземелью и подбирал все, что годилось для костра.
Больше мне ничего не было нужно – только тепло и покой.
Потом я крепко уснул. А когда проснулся, костер прогорел, в нем остались угли, жарко рдевшие в полумраке.
Я поднялся – почти сухой и отдохнувший. И пошел туда, где было круглое пятно света.
Оно становилось все больше и ярче. И я понял, что нахожусь в колодце. Точнее – в одном из его боковых ходов.
Сейчас я высуну из него голову и стану орать на весь белый свет, пока не доорусь до кого-нибудь.
Я так и сделал. Лег на живот у самого края, заглянул вниз, где плавали дрова, пожалел, что никак не смогу их достать, и поднял голову наверх, чтобы осуществить свое намерение – заорать так, чтобы бандиты разбежались, а добрые люди и мои родные и близкие – сбежались.
Но я не успел. Заорал кто-то другой, наверху:
– Дима!
На самом краю стояли рядышком папа, мама, Алешка и участковый.
И орали как сумасшедшие.
Потом вдруг папа и участковый куда-то исчезли, а мама и Алешка остались орать.
И я тоже стал орать в ответ на их вопросы типа: что, где, когда? И как я себя чувствую?
Но в самый разгар нашего ора снова появились участковый и папа, и настала тишина. И сверху стала спускаться толстая веревка с привязанной на конце палкой, вроде цирковой трапеции.
Она спустилась и повисла перед моим носом.
– Садись на палку, – крикнул папа, – и держись покрепче.
Я поймал ее, втянул в отверстие, сел на нее верхом и вцепился в веревку. И крикнул:
– Вира помалу!
Веревка натянулась, и я повис над пропастью. Не хватало еще сорваться напоследок. После всех испытаний.
Веревка, перекинутая наверху через здоровый сук, медленно и осторожно поползла вверх. Я сидел на палке и видел над собой крайне заинтересованные лица. А вниз не смотрел. Как же – семиэтажный дом.
У самого края колодца меня подхватили сильные руки, рванули наверх и поставили на ноги.
И тут все набросились на меня и стали душить и ломать ребра в своих объятиях.
Это тоже было опасно.
И на меня сыпались вопросы. Но я врубился только на Лешкином:
– Золото нашел? Делим по-честному.
И все захохотали. Только мама заплакала. Очень логично. По-женски.
Потом мы сели вокруг костра, папа отдал мне свои сапоги. И меня стали кормить и опять расспрашивать. Но сначала я от души напился – выдул целую флягу воды.
И стал рассказывать.
Когда я рассказывал про подводную дверь, Алешка вдруг сказал:
– Дим, ты чем-то белым голову испачкал.
Мама пригляделась, ахнула и прижала меня к себе, а папа и участковый переглянулись.
И участковый тихонько сказал папе:
– Когда я его задержу, то сначала набью ему морду. Пусть меня разжалуют.
Забегая вперед, скажу, что через несколько дней эта седая прядь бесследно исчезла.
Но появилась у мамы. Навсегда...
Глава XIX
Золото!
После еды и разговоров меня неудержимо повалило в сон. Мне соорудили постель, укрыли куртками – и как же сладко я заснул. Я, наверное, даже в самом раннем детстве так хорошо и спокойно не спал.
Когда я проснулся, уже стемнело. Посоветовавшись, папа и участковый решили переночевать здесь. Папа вместе с участковым соорудили шалаш, а мама приготовила ужин.
За ужином я продолжил свой рассказ.
– Постой, постой, – перебил меня участковый, – что за камень?
Я показал руками: вот такой.
– Я его еле сдвинул с места. Тяжелый, как железный.
Папа с участковым опять переглянулись. И больше меня не перебивали. Только, когда я стал рассказывать, как меня вытаскивали из колодца, все засмеялись...
Луна уже поднялась над лесом, а мы все сидели. Теперь Алешка рассказывал, как он разделался с бандитами и как им удалось удрать.
– Ничего, – сказал участковый, – завтра я их возьму. Как миленьких. Все море обойду, а достану.
Потом мы забрались в шалаш и улеглись спать. А Лешка успел мне шепнуть:
– Давай не проспим. Они завтра хотят зачем-то в колодец лезть. И мы с ними.
– Я не полезу, – твердо сказал я. – Ни за какие деньги. Ни за золото, ни за брильянты. Я лучше просплю...
Но не проспал. Проснулся я от того, что рядом с шалашом громким шепотом спорили папа и участковый дядя Андрей.
– Полезу я, – сказал участковый, – как представитель власти.
– Нет я, – не согласился папа, – ты должен охранять моих людей...
Я не дослушал и опять уснул. Но ненадолго, Лешка меня растолкал:
– Пошли скорей, самое интересное проспишь. Начинается. Сейчас кто-нибудь в колодец шлепнется.
И мы пошли к колодцу. У его края стояли наши взрослые и опять спорили:
– Нет – я, – стучал себя в грудь участковый.
– А вот и я, – наступал на него папа.
– Никто не полезет, – сказала мама. – Хватит с нас подземелий.
Мы подошли поближе. Оказывается, они уже поработали: ввязали в веревку палки – получилось что-то вроде лестницы, – опустили ее в колодец, а верхний конец накрепко привязали к стволу дерева. На нижнем конце веревки болталась толстая короткая доска – как полочка.
– Боишься, что тебя в долю не возьмем? – кричал папа. – Возьмем. По-честному.
– Нужна мне твоя доля, стыдись!
Тут мама бросилась к колодцу и успела перехватить Алешку, который уже вцепился в лестницу.
Папа и дядя Андрей бросились к ней на помощь.
– Ну, семейка, – выдохнул участковый. – Лезь, – сказал он папе. – С вами не совладаешь.
И папа полез. Мы все легли на край колодца и свесили головы. Папа переступал со ступеньки на ступеньку босыми ногами, веревка дрожала и моталась, а дядя Андрей вцепился в нее и старался, чтобы она не очень раскачивалась.
Вот папа добрался до места, оттолкнулся ногой от стенки колодца и, когда его понесло обратно, выпустил веревку и влетел в дыру.
Его долго не было. Наконец, из дыры высунулась его рука, поймала полочку и втянула ее внутрь.
Через некоторое время она появилась, а на ней лежал мой булыжник.