Скелеты в тумане, стр. 13
Алешка слушал его, открыв рот, так что даже ему туда комар залетел. Папа посмеивался. А мама спросила:
– Акимыч, а как у вас тут с речным жемчугом? Водится еще?
– Не найдешь, милая, – огорчил ее дед. – Речка больно грязная стала от промышленности, не выживает раковина. – Помолчал. – Но, однако, если хорошо поискать...
Мама посмотрела на папу. Папа приложил руку к сердцу: поищу, мол, милая.
Мы очень устали за день и стали собираться спать. Дед ни за что не согласился лечь в палатке, сказал, что будет лечиться на свежем воздухе. И стал командовать: меня послал на «пароход» за одеялом, а всех остальных заставил ломать ему лапник.
Не соскучишься!
Потом дед разгреб угли, разложил на них камни, а на камни начал укладывать лапник. Навалил чуть не гору, а сверху постелил свое брезентовое одеяло и завернулся в него, покряхтывая:
– Ох, хорошо, завтра буду свежий. Как всегда.
– Жареный он завтра будет, – шепнул мне Алешка, – а не свежий.
И мы полезли в палатку к маме.
– Да, милок, – вдруг спохватился дед, – а друзья-то ваши где? На рыбалке?
– Какие друзья, – удивился папа. – Нет у нас здесь никаких друзей.
– А как же? На моторке. Двое. Один еще с бородой.
– Что, что? – заинтересовался папа и посмотрел на меня.
– А как же? Подходили ко мне, еще на Лесозаводе. Интересовались – куда это вы пошли? Сказывали, что знакомцы ваши. Да вот в пути разминулись... Ну я им все обсказал. Как вас, однако, найтить. В бескрайних просторах.
Дед явно ждал признательности.
Дождался.
– Спасибо, – сказал папа таким тоном, что дед юркнул головой себе под мышку. Как птичка. – Удружил...
Оказывается, это старый... дед навел на нас бандитов. То-то они так быстро нас разыскали...
Сидел бы уж лучше на дереве! Или на печке!
Папа взял из палатки свой спальник и сказал маме, что он ляжет у костра. Давно мечтал об этом.
– Что еще за новости? – проворчала мама. – Тебя комары съедят. Не выдумывай!
Но я сразу все понял и поддержал папу.
А сам почти всю ночь не спал. Ожидал нападения...
Глава XIII
Необитаемый остров
Утром мама погнала нас за рыбой. И все ночные страхи остались позади. Я даже успокоил себя тем, что бандиты заблудились в болоте. Или волки их напугали, у них же ружье без патронов...
Правда, у папы были усталые глаза. И когда мы собрались на рыбалку, он остался в лагере, не захотел, чтобы мама была одна.
Зато Акимыч вскочил бодренький, будто и не висел вчера на сосне. И вовсе не изжаренный. И тоже собрался с нами в море.
– За треской пойдем, – сказал он решительно. – А как же! Здеся, знаешь, она какая водится!
Дед научил нас добывать в мокром песке морского червя, до которого «треска сильно охоча». И под его руководством Алешка поймал такую рыбину, что она чуть не сдернула его с лодки в воду. Дед еле успел ухватить его за подол тельняшки.
Мама обрадовалась рыбе, а дед сказал, чтобы голову и печень трески она выкинула.
– Еще чего! – пожалел Алешка свою добычу.
– Оне плохие, – объяснил дед, – нельзя их кушать.
– Почему плохие?
– Видать, вода в море не та стала, не вовсе чистая.
А папа добавил:
– И звезды гибнут. Крабов почти не осталось. Да и тюленя, наверное, мы последнего видели.
– Кто это натворил? – Алешка даже вскочил с лосиного кресла, которое занял сегодня по праву. Из-за большой рыбы. – Браконьеры?
– Да и браконьеры. Вообще – мы плохо родную природу бережем. Загрязняем.
– И что, это все, такое красивое и полезное, – Алешка развел руками, – исчезнет без следа?
– Вполне возможно, – сказал папа. – Ведь не так давно здесь в реках мы жемчуг собирали. А теперь и рек этих уже нет...
– Кончились? – выдохнул Алешка.
– А как же, – сказал Акимыч. – Лесом их гнилым завалили, они и выдохлись.
Алешка завял. Этот разговор его сильно расстроил. Ему так здесь нравилось, а, оказывается, вся эта природа под угрозой полного истребления.
– Я больше звезды собирать не буду, – тихо сказал он, – я их буду обратно в море выбрасывать, пусть живут. У меня десять штук есть, и хватит.
После завтрака Акимыч собрался домой. Папа проводил его до лодки и о чем-то с ним пошептался. Дед потряс бородой в ответ: «А как же?»
Когда он уплыл, папа сказал:
– Бродяги мы или нет? Долго мы будем сидеть на одном месте? Не наскучило?
Я-то сразу понял, что он хотел. Он хотел сменить место нашей дислокации. Чтобы снова затерялся наш след.
– Точно! – завизжал Алешка. – Поплыли на необитаемые острова! Где руины!
– Где руины – не поплыву, – сказала мама. – Я змей боюсь.
Папа подмигнул Алешке, и тот успокоился. Понял, что его любимых змей везде полно. И без руин.
И мы стали собираться.
Было даже немного грустно расставаться с этим местом. Мы как-то уже прижились к нему. Все здесь было знакомо, каждый пенек. Мы даже успели за это время тропинку к морю протоптать. Теперь-то я понимал папу.
К полудню мы погрузились в лодку и отчалили. Ветерок был хороший, ровный. Казалось, что лодка тоже радуется, что вышла в море. Она легко и плавно взбиралась на волны, мирно покачивалась на них. И скоро папин любимый берег стал оставаться все дальше позади.
А острова стали приближаться к нам.
Особенно те два, между которыми исчез «Летучий голландец». Папа правил именно туда, гусей ему захотелось...
Мы вошли в узкий пролив между островами. А за проливом был залив, с песчаными берегами, возле которых плавали сотни уток. Или тысячи.
– Прямо зоопарк, – сказал Алешка.
Утки с шумом и паникой разбегались по воде, поднимались на крыло, но далеко не улетали, вскоре снова плюхались в море и продолжали свою кормежку.
Мы высадились на Волчий остров и сразу разбрелись по нему. Здесь тоже было настоящее царство Лоухи. Кривые мшистые деревья, сцепившиеся корявыми ветвями, заросли черники, стаи куропаток, которые неожиданно, с треском, взлетали из-под ног и снова скрывались в траве.
Алешка тайком выслеживал змей, которых здесь не оказалось, мама собирала грибы, а папа неожиданно поднял стрельбу и принес к костру, который я разложил на уютной полянке, двух белых куропаток.
С водой только было плохо – одни лужи. Но мы ухитрились набрать ее и для чая, и для грибов. А куропаток папа зажарил прямо на огне.
– Хвойные, – подмигнул он Алешке, – с корочкой.
– Пригорелые, – не остался в долгу тот и похвастался: – А я медвежье логово нашел.
– Где? – насторожился папа.
– А там, – махнул рукой Алешка, – на дальнем берегу.
– Пойдем, посмотрим, – сказал мне папа, забирая ружье.
Мы пересекли островок и осторожно вышли на тот его край, который был ближе к материку. Отсюда хорошо виднелся наш прежний лагерь.
– Вот она, – сказал папа и показал мне на впадину в скале, в которой был постелен лапник. – Берлога?
Аккуратный медведь, подумал я.
– Курящий, – добавил папа, разглядывая разбросанные по камням окурки. – Странно. Непонятно.
И тут я рассказал ему про «Летучий голландец».
– Ах, вот оно что! – догадался папа. – Они отсюда наблюдали за нами. Пошли к нашим.
Мы бегом вернулись к костру.
– Кто за вами гонится? – спросила мама с испугом.
– Медведь? – спросил Алешка с надеждой в голосе.
– Змей Горыныч, – сказал я с гордостью. – От медведя мы бы не побежали.
– Ладно, ребята, – сказал папа, – нужно устраивать лагерь, ночь близится.
И мы спустились на берег, чтобы забрать наши вещи из лодки.
Но лодки у берега не было...
– Опять полнолуние не учел? – рассердилась мама, еще не понимая – что все это значит.
– Ага, – вздохнул папа, указывая на здоровенную корягу, к которой он привязывал лодку.
На этой коряге шевелился от ветра только обрезок веревки.
Не обрывок и не огрызок. Именно – обрезок.
– Ну и что все это значит? – мама уперла руки в боки. – Объяснитесь, господа!