Болото (СИ), стр. 14

А над Лагерем неожиданно расчистилось небо. Еще утром весь мир был затянут гадким серым туманом, но во второй половине дня туман стал редеть и скоро стал таким жидким, что сквозь него можно было видеть пронзительную синеву. Почти все ребята высыпали на площадку Лагеря, радуясь внезапному подарку природы.

Вернувшись в Лагерь, мы разложили на длинном деревянном столе свою добычу. Завхоз Саня, матерясь и скрипя больными суставами, начал ее сортировать:

— Так, золото, ага… Это по весу пойдет, это (он подбросил на руке изящную золотую сережку) пожалуй сойдет за историческую ценность. Так, серебро… Ну, тоже ничего… А это вы на хрена приперли? — указал он на шкатулку из черного дерева.

— Там украшения золотые.

— Так отодрать не могли?

— Жалко отдирать, красивая шкатулка.

— Ладно, сойдет. Так, пять дисков, ага… Этот, кажется, с фильмами.

После катастрофы, когда был уничтожен центральный сервер страны, любая частица информации из прошлого ценилась на вес золота. Дурацкие комедии и малобюджетные боевики, которые прежде никто и задаром не стал бы смотреть, теперь отрывали с руками.

— Значит, все вместе это будет, ага… это будет сто двадцать очков, или тысяча двести два кредита. Как возьмете?

— Кредитами. — за всех ответил Толик.

Саня протянул ему стопку бумажек и добавил к ней две монеты. Монеты Толик сунул в карман, а тысячу двести двадцать кредитов бумажками протянул обратно:

— Обменяй на очки.

— Вот засранец! — одобрительно ухмыльнулся Саня.

Две сотни очков давали право на эмблему отряда, о которой мы спорили до хрипоты на протяжении всего обратного пути к Лагерю. Наш спор не смогла прервать даже стайка юных и потому наглых крыс…

…Толик пальнул в сторону особо наглого крысака из огнемета, опалив тому усы, и вновь повернулся к Игорю:

— Ну чем тебе череп с костями не нравится?! Раз уж вышло так, что отряд называется "Покойники"!

— Во первых, это банально. Во вторых… (Игорь выстрелил из арбалета, не целясь, и один крысак с визгом ускакал на трех лапах)…Западные название себе придумали, «Пираты», эту эмблему уже, можно сказать, себе взяли!

Мишка прильнул к оптическому прицелу и плавно потянул спусковой крючок. Одна из крыс словно споткнулась и упала, стрела вошла ей точно в глаз. Мишка взвел арбалет движением рычага и внес свои пять копеек:

— А если типа гроб? Ну или там могила?

— Бее. — моментально отозвалась Саша. — не нравится. Давайте лучше того смешного скелетика изобразим, которого тогда кто-то к нашей двери приклеил.

— Это Женька нарисовал и приклеил. Будет потом ходить хвастать.

Игорь поднял арбалет вслед убегающим крысам, но передумал стрелять. Он снял очки и почесал дужкой переносицу:

— Давайте изобразим латинские буквы "R.I.P.".

— И что это за фигня?

— Это по латыни. Что-то вроде "Покойся с миром", раньше так на могилах писали.

— Ага, круто. И главное, никто не поймет, что это значит, вот это самое крутое. — недовольно пробурчал Толик. Я поддержал Игоря:

— Вообще-то ничего… мне нравится.

— Ну и ладно, — сдался Толик. — тем более ничего более умного в голову не лезет. Пусть будет "R.I.P."

Шесть часов спустя Саша сидела на койке и старательно пришивала к нагрудным карманам наших курток отпечатанные на твердом пластике эмблемы — мерцающие белые буквы на угольно-черном фоне. Игорь читал найденную в одной из квартир старинную бумажную книгу, стараясь не повредить ветхие страницы, Толик сосредоточенно высчитывал на бумажке наши финансы, а Мишка лежал на спине и бесцельно крутил в пальцах арбалетную стрелу. Потом он повернулся ко мне:

— Максим! А, Максим?

— Чего? — повернулся я к нему.

— Как думаешь, что если в арбалетную стрелу пороху набить? Она ж пустая внутри.

— Ну, и?

— Запал вставить, чтобы взрывалась при ударе. Такой стрелой медведя можно будет завалить!

— Игоря спроси, он умный. — Я встал и открыл дверь.

— Ты надолго? — Поднял голову Толик.

— Да так, погуляю пока…

— Опять, небось, к Лизе… — хихикнула Саша.

Не ответив, я вышел в коридор. Спустя несколько секунд меня догнал Толик.

— Максим, ты это… извини, конечно, что лезу я не в свое дело, но лучше бы не ходил ты к ней.

— К кому это — к ней?

— Ну… я думал, ты к Лизе опять собрался.

— Да нет же! Правда просто погулять хотел по Лагерю!

Я сам не понял, зачем солгал Толику. Смеяться надо мною он бы точно не стал.

Толик словно прочитал мои мысли. Он поковырял носком ботинка бетонный пол и произнес тоскливо, как будто это была его беда, а не моя:

— Я понимаю, она хорошая. Она всем нравится. Но и ты пойми: она не такая, как мы. Дело ведь совсем не в возрасте. Для нее этот Лагерь — работа, вот стажировка у нее закончится, и она уедет, на ее место пришлют другого медика. И она все равно уедет, понимаешь? Даже если что-то и получится у вас.

— Не надо, Толик. Ты иди, ладно?

Я подошел к двери медблока, коснулся ручки двери и тотчас отдернул руку. Я простоял там несколько минут, абсолютно ни о чем не думая, а потом повернулся и пошел прочь.

Внезапно дверь за моей спиной открылась.

— О! Максим! Как удачно, что ты мимо проходил!

— Чего тебе, Лиза? — мягко спросил я.

— Да вот хирургический блок закончила наконец тестировать, теперь проверить бы его… на ком-нибудь…

— Чего?! - я слегка обалдел от такой просьбы. Не каждый день любимая девушка спрашивает разрешения покопаться в твоих внутренностях.

Лиза звонко засмеялась, ее смех был похож на журчание ручья.

— Да ты чего испугался-то? Я ж тебя резать не собираюсь, сканером просвечу и все. Я сначала дядьку Петро попросить хотела, да нужен кто-то вашего возраста. Лечить-то мне вас…

— Ну ладно… — с притворным недовольством вздохнул я и прошел в медблок. Лиза заперла за мной дверь и указала на кушетку, над которой зависло устрашающее металлическое сооружение, более всего напоминающее скорчившегося дохлого паука.

— Раздевайся до трусов и ложись. — велела Лиза. Она скинула белый халатик, оставшись в светлых джинсах и футболке, и села в кресло-компьютер. Мило засмущавшись, она отлепила от поясницы маленький плэйер в виде бабочки и откинулась, закрыв глаза.