Зигмунд Фрейд, стр. 37

Исследователи считают этот сон творческим актом, который может поведать нам об авторе больше, чем любое лирическое стихотворение. В нем рассказывается о половой жизни, рождении и смерти, собственных желаниях Фрейда, беременности жены и приближении смерти его отца, о смертельном заболевании которого ему стало известно (как Фрейд сказал одному пациенту) именно в этом июле. В знаменитом толковании Эрика Эриксона, сделанном в 1954 году, Фрейд предстает перед нами как мечтатель средних лет, стоящий перед неизвестным, уставший от одиночества. Он создает для себя сон, призванный «успокоить его совесть и сохранить лицо». Юнг утверждал, что в этом сне Фрейд признается в собственном неврозе.

Многие из интерпретаций этого сна убедительны, особенно сделанная Юнгом. Некоторые (например, Эриксона) представляют достаточно реальную фигуру Фрейда — человека, борющегося за свое существование. Правдоподобны почти все, поскольку сны, как подчеркивал сам Фрейд, слишком глубоки, чтобы понять их. Эта точка зрения, правда, опасна: у аналитика может разыграться воображение, и он истолкует сон так, как ему вздумается.

Самое важное в сне об инъекции Ирме, возможно, всего лишь то, что он произвел на Фрейда большое впечатление. Может, этот сон был исполнением желания о том, чтобы ему приснился значительный сон? Почему бы человеку, особенно психологу, не попытаться извлечь из своего сна такую пользу?

В трудный период жизни, когда ничто не говорило о предстоящем успехе, бессознательное Фрейда любезно предоставило ему источник вдохновения. Его идеи об исполнении желаний оформились четче, а работа получила мощный толчок в нужном направлении.

Глава 13. Совращение

Время шло. Фрейд все реже посещал своих больных, предпочитая принимать их у себя на Берггассе. Это место было уже довольно многонаселенным там жили он и женой, шестеро детей, няня и гувернантка. В декабре 1895 года к ним вскоре после рождения Анны приехала Минна Бернейс — и осталась там навсегда. Климат в этой темной и тесной квартире на втором этаже нельзя было назвать очень здоровым: если дети заболевали, инфекции не проходили неделями. «В нашем доме, — говорил Фрейд, — живет какая-то болезнь, которая отказывается проявиться полностью». Возможно, виною всему была канализация — в доме был всего один туалет с ванной.

В личном пользовании Фрейда была приемная, начинавшаяся сразу от парадного входа, а также соединенные с ней коридором врачебный кабинет с кушеткой и кабинет для научных занятий. В 1896 году семейству Фрейдов стало немного полегче: в квартире часовщика на первом этаже произошел газовый взрыв. Часовщик переехал, а Фрейд после ремонта стал принимать пациентов внизу, возвращаясь наверх по вечерам и допоздна засиживаясь над научной работой. В мае того года ему исполнилось сорок лет, но он все еще не достиг большой известности.

О том, как он лечил своих пациентов в то время, известно мало. Возможно, он все еще прикладывал им руки ко лбу, чтобы очистить от вредных мыслей, — это немногим отличалось от использования хрустального шара «экстрасенсами». Он мог прибегать и к гипнозу, хотя считал, что у него есть лучший план. Со времен Анны фон Либен и других ранних пациенток он разрабатывал новый метод «свободной ассоциации», согласно которому больные должны были, не сдерживая себя, рассказывать о своих снах или реальной жизни. Предполагалось, что (с небольшой помощью аналитика) эти мысли помогут найти главную причину расстройства. Это впоследствии стало общепринятым способом анализа бессознательного, где, по словам Фрейда, скрывается давно забытая личность ребенка. «И я вытаскиваю его на свет божий, — пишет он Флису в 1897 году, — он упирается, а человек, который сначала был таким хорошим и благородным, становится подлым, лживым или упрямым симулянтом — пока я не указываю ему на это и таким образом даю возможность преодолеть эти качества».

«Свободные ассоциации» — это первый неправильный перевод, который тем не менее прижился Фрейд имел в виду не «ассоциации», а «неожиданные идеи», хотя на практике разницы между ними почти незаметно. Этот подход, при котором в кажущихся бессвязными фразах ищут закономерности, позволяя пациентам безостановочно говорить все, что им вздумается, стал чем-то вроде революции и оказал влияние на современную психотерапию.

В 1895 году Фрейд, все еще нащупывавший верный путь, использовал в «Этюдах по истерии» выражение «психический анализ». В марте следующего года в статье, опубликованной во Франции, этот метод был впервые назван «психоанализом».

В это время, весной 1896 года, новая система получила новое направление развития. Фрейд уже сделал секс ее основой, а теперь предложил простое и жестокое объяснение того, почему люди заболевают истерией и навязчивыми неврозами: все они в детстве подвергались совращению. У Флиса была универсальная теория биоритмов, а у Фрейда — универсальная теория совращений.

Идея о том, что жизнь человека делится на предсказуемые циклы (или влияния носа на половую жизнь), могла казаться верной или неверной, но особой эмоциональной реакции не вызывала. Но для того, чтобы заявить, что все психоневротики были жертвами совращения, требовались убедительные доказательства, потому что это не могло не возмутить многих.

В то время совращение малолетних не считалось серьезной проблемой. В Англии инцест был признан преступлением лишь в 1908 году; что же касается изнасилования, то чаше обвиняли жертву, чем насильника. Родители, а точнее, отцы среднего класса, были моральным каркасом общества. Если между ребенком и взрослым происходило половое сношение, это считалось отвратительным отклонением, которое старались замалчивать. Этот аргумент часто использовали для оправдания факта, что инцест и совращение малолетних вообще предпочитают оставлять за рамками закона.

В «Этюдах по истерии» уже затрагивается тема совращения малолетних. Брейер упоминает о двенадцатилетнем мальчике, у которого болело горло и которому было трудно глотать. Брейер считал, что это истерическая реакция на случай в общественном туалете, когда какой-то мужчина попросил его заняться с ним оральным сексом. Случай Катарины был связан с отцом-совратителем, в случае Девушки с зонтом тоже содержались намеки на совращение. Однако лишь в октябре 1895 года Фрейд сказал Флису, что напал на след «обязательной причины» истерии: она должна быть вызвана «первым сексуальным опытом (до пубертации), сопровождающимся отвращением и страхом». Если жертва вместо испуга испытывала удовольствие, это заканчивается навязчивым неврозом. В отличие от истерии это заболевание широко распространено по сей день. Жизни больных ломаются какими-то личными ритуалами — например, постоянным мытьем рук (пример наиболее известен, но есть и сотни других видов), — которые нужно выполнять, чтобы избежать страшных последствий. Фрейд был уверен, что психоанализ может вылечить оба заболевания, и писал Флису: «Это вызывает во мне чувство скромной радости: все-таки сорок лет я прожил не зря».

Идея плохих поступков по отношению к невинным детям была понятной. Как и физиологическая модель мозга, она была основана на физической реальности, как и хотел Фрейд. Пока он не рассказывал Флису ни о каких клинических деталях. Для того чтобы он мог сделать какие-то выводы, история болезней должны выли быть достаточно длительными и объемными. Ранние примеры психоанализа довольно кратки, но едва ли Фрейд мог увидеть истеричку в понедельник и объявить о ее излечении в пятницу. Такое отсутствие точной информации немного озадачивает. В письме о статье «Неврозы защиты», посланном Флису на Новый 1896 год, добавляются детали о теории совращения, но не о совращенных.

В период между Рождеством и весной 1896 года Фрейд написал три статьи. В первой, опубликованной во французском журнале в марте (посвященной «ученикам Ж.М. Шарко»), он дает некую фактическую информацию, «чтобы противопоставить ее скептицизму, с которым я, вероятно, столкнусь». Он сделал «Полный психоанализ» тринадцати случаев истерии и шести — навязчивого невроза. Некоторые были связаны с действиями старшего брата, некоторые — с неизвестными взрослыми. Эти факты не слишком убедительны, и их приходится принимать на веру.