Лесной бродяга, стр. 85
В оглушительном реве водопада Ороче чудились какие-то подземные голоса, звавшие его к себе, маня в бездну. Голова его начинала кружиться, но чувство непреодолимой алчности преодолело эту минутную слабость, и он упорно продолжал начатое дело.
В порыве охватившего гамбузино экстаза ему казалось, что мрачная бездна уже не ревет и не стонет, а тихонько журчит и напевает, как светлый лесной ручеек, навевая сладостные мечты.
Вот скрюченные пальцы гамбузино коснулись желанной глыбы золота, вцепились, впились в нее! Сначала она не поддавалась его лихорадочным усилиям, но затем вскоре стала в своем каменном гнезде. Двух жадных рук, по-видимому, было недостаточно, чтобы обхватить и удержать эту драгоценную глыбу; малейшее неосторожное усилие могло, отделив от скалы, заставить ее скатиться в пропасть. Ороче старался даже не дышать, Бараха, склонившись над обрывом, в одинаковой мере разделял его опасения и лихорадочный страх, — словом, все чувства, волновавшие в этот момент его приятеля.
Еще мгновение — и горное эхо повторило два непосредственно последовавших один за другим крика, два крика, торжествующих победу. Это были громкие возгласы Ороче и Барахи, раздавшиеся почти одновременно в тот момент, когда наконец эта масса чистого золота засверкала в дрожащих руках отважного похитителя.
— Поднимайте меня скорее, Бога ради! — воскликнул Ороче голосом, дрожавшим от волнения. — У меня в руках груз не менее тридцати фунтов по весу. Право, я не предполагал, что так силен!
Бараха сначала с конвульсивным усилием начал тянуть вверх веревку, затем тянул все слабее и наконец вовсе перестал, а руки Ороче еще не доставали до уровня тропинки.
— Ну же, Бараха! Еще немного! — крикнул ему гамбузино. — Всего пара футов, и я весь к вашим услугам!
Но Бараха по-прежнему оставался недвижим: в мозгу его вдруг родилась дьявольская мысль.
— Передайте-ка мне эту глыбу, которая истощает ваши последние силы своим непомерным весом, тем более что и я сам уже выбился из сил! — проговорил он.
— Нет, нет, тысячу раз нет! — завопил гамбузино, на лбу которого мгновенно выступил крупными каплями холодный пот. Он судорожно прижимал свое сокровище к груди и, не будучи в силах совладать с собою, воскликнул: — Скорее я расстанусь со своей душой, чем с этим золотом. А… а, понимаю, как только я передам вам самородок, вы бросите лассо, чтобы я сорвался!..
— А кто вам говорит, что я не отпущу его и сейчас? — глухо пробормотал Бараха.
— Кто говорит?! Да ваша собственная выгода ручается мне за это! — ответил гамбузино, голос которого теперь заметно дрожал.
— Ну, так слушайте же: я не выпущу лассо, но только с одним условием. Я хочу, чтобы это золото принадлежало одному мне, чтобы оно было все мое! Слышите? Мое! Отдайте мне его сейчас же… не то я брошу лассо, — и вы сверзнитесь в бездну!
Смертельная дрожь пробежала по всему телу Ороче, он содрогнулся до мозга костей и, взглянув на мертвенно бледное лицо Барахи, проклял свою глупую доверчивость и свой безумный выбор.
Он попытался было сделать усилие и без посторонней помощи взобраться на вершину утеса, но громадная тяжесть, которую он держал в руках, парализовала его движения. И он остался недвижим, как и Бараха, который теперь держал в руках его жизнь.
— Я хочу, я требую это золото, слышите, черт бы вас побрал! — продолжал немного погодя Бараха. — Или вы отдадите его мне, или же я брошу лассо… Нет, я перережу его!
С этими словами негодяй вытащил из ножен кинжал.
— Я скорее согласен умереть! — крикнул Ороче. — Пусть меня поглотит бездна, а вместе со мною и самородок!
— Ваша воля выбирать, — презрительно уронил Бараха, — или все это золото, или ваша жизнь, вот и все!
— Вы прикончите меня, даже если я отдам его вам!
— Пусть так! — решил Бараха и стал перерезать лассо не спеша, как бы давая понять обреченному, что у него еще есть время одуматься и спастись.
XIII. ДВОЕ ИЗ РОДА ДЕ МЕДИАНА
Возвратимся к главным героям повествования. Педро Диас не замедлил стряхнуть с себя то состояние горестного оцепенения, угнетенности и вместе с тем глубокого удивления, какое на мгновение овладело им.
— Я ваш пленник! — сказал он, медленно подняв голову. — А потому с полною покорностью ожидаю своей участи!
— Вы свободны, Диас! — проговорил Фабиан. — Свободны безусловно, без всяких оговорок или ограничений!
— Нет, нет! — живо вмешался канадец. — Напротив, мы ставим вам самые тяжелые условия!
— Какие?! — осведомился искатель приключений.
— Вам известна теперь, равно как и нам, одна тайна, о которой мы знаем уже давно. Я имею веские основания позаботиться о том, чтобы эта тайна умерла вместе со всеми теми, кому ее открыл злой рок. Вы один из всех, кому она была известна, кроме нас самих, будете исключением из этого правила: я уверен, что человек столь смелый и отважный, как вы, всегда сумеет сдержать данное слово. Итак, прежде чем возвратить вам свободу, я требую, чтобы вы поручились мне своей честью, что никогда никому не расскажете о существовании Золотой долины!
— Я надеялся, что эти сокровища помогут осуществить мою заветную мечту! — с тоской в голосе сказал благородный искатель приключения. — А я мечтал сделать мою родину независимой и могущественной. Это великое дело мог осуществить только дон Эстебан! Без него все мы превращаемся в слабых людей, без веры в успех дела. Но — увы! — печальная участь, грозящая человеку, на которого я возлагал все свои надежды и от которого ожидал осуществления своей мечты, навсегда лишает меня этой надежды и делает ее пустой мечтой… Пусть же все сокровища и богатства Золотой долины навсегда остаются сокрытыми в этой дикой пустыне, что мне до них теперь?! Клянусь вам своей честью, что никогда, в течение всей своей жизни, я ни единым словом не обмолвлюсь о существовании этих богатств; мало того, я забуду даже о том, что они находятся здесь!
— Прекрасно! — сказал на это Красный Карабин. — Теперь вы можете идти: мы не держим вас!
— Нет, нет еще, если вы позволите мне, то я хотел бы сказать вам два слова. Во всем том, что случилось сейчас на моих глазах, кроется какая-то тайна, которой я даже не пытаюсь разгадать, однако…
— Все это весьма просто, могу вас уверить! — перебил мексиканца Хосе. — Этот молодой человек… — продолжал он, указывая на Фабиана.
— Погодите! — торжественно воскликнул последний, сделав знак испанцу-охотнику, чтобы он повременил со своими разъяснениями. — На предстоящем суде, перед лицом верховного судьи, — при этом Фабиан указал на небо, — все станет ясно, как из обвинения, так и из защиты, и сеньор Диас все поймет, если только он пожелает остаться с нами. В пустыне каждая минута дорога, и мы должны приготовиться, сосредоточив свои мысли и обдумывая в глубоком безмолвии тот решительный поступок, который нам предстоит совершить!
— Я именно хотел просить вашего разрешения остаться с вами. Я не знаю, виновен ли этот человек, или нет, знаю одно, что он тот вождь и господин, которого я добровольно избрал и признал и которому я останусь верен до последней его минуты, до последнего моего издыхания, готовый защищать его против вас ценой моей собственной жизни, если он невиновен, и вместе с тем готовый согласиться с вашим приговором, если приговор этот будет справедлив!
— Прекрасно, вы сами все услышите и сами сможете судить о его правомерности, — сказал Фабиан.
— Человек этот — один из великих мира сего, а между тем вот он лежит в пыли и связанный, как последний преступник из подонков черни! — грустно продолжал Диас.
— Развяжите его, Диас, — сказал Фабиан, — но не пытайтесь защитить от мщения сына убийцу его матери и возьмите с дона Антонио слово, что он не сделает попытки бежать; в этом отношении мы всецело полагаемся на вас!
— Ручаюсь вам за него своей честью, что он и не подумает бежать! — воскликнул благородный искатель приключений. — Точно так же, как ручаюсь в том, что я не стану способствовать его бегству!