Лесной бродяга, стр. 11

— Я так же полагал! Сколько же вы желаете получить за ваше открытие?

— Немного! Если вы согласитесь отдать мне десятую часть сокровищ, для меня это будет достаточно. Затем я надеюсь, что ваша милость вознаградит меня за выход в поход, заплатив мне пятьсот песо! [18]

— Вы оказались благоразумнее, чем я предполагал, Кучильо. Идет, пятьсот пиастров и десятая часть добычи!

— Какова бы она ни была?

— Какова бы ни была! Теперь я дал вам слово; но мне остается еще задать вам несколько вопросов. Ваше сказочное Вальдорадо расположено в той стороне, куда направляется моя экспедиция?

— Залежь недалеко от Тубака; а так как экспедиция отправляется оттуда, вам даже не придется менять маршрута!

— Прекрасно! Вы говорите, что видели Вальдорадо своими собственными глазами?

— Да, видел, но не мог дотронуться до него! Я смотрел на него, скрежеща зубами, как грешник, который сквозь пламя ада видит уголок потерянного рая! — проговорил Кучильо с исказившимся от душевной муки лицом.

Де Аречиза слишком хорошо изучил выражения лиц, чтобы сомневаться в правдивости слов бандита. Да и пятьсот песо являлись для него ничтожной суммой. К тому же разве честолюбец не обязан рисковать? Он встал и, вынув из шкатулки слоновой кости замшевый мешочек, зачерпнул из него горсть квадруплей [19]. Отсчитав тридцать две монеты, он передал их Кучильо, который тщательно пересчитал золотые, прежде чем спрятать в карман, затем, приложив, по испанскому обычаю, большой палец правой руки к указательному, сказал:

— Клянусь крестом, что я говорю правду, только одну правду! Пройдя десять дней от Тубака к северо-западу, мы подойдем к цепи гор. Их легко узнать, так как вершины гор днем и ночью окутывает густой туман. Вдоль гор протекает речка, надо следовать за ней вверх по течению до ее слияния с другой рекой. В том месте, где, сливаясь, реки образуют узкую полосу земли, возвышается крутой холм, на вершине которого находится могила индейского вождя. Если бы меня даже не было с вами, то вы и сами легко узнали бы ее по пространным украшениями. У подножия холма находится озеро, а рядом с ним узкая долина. Это и сеть Вальдорадо.

— Маршрут вполне ясен! — проговорил дон Эстебан.

— Но добираться дьявольски трудно! Бесплодные пустыни, по которым придется идти, еще меньшее из зол. По этим пустыням кочуют племена индейцев. Могила одного из вождей, к которой они относятся с суеверным благоговением, является целью их регулярного паломничества. Во время одного такого паломничества они и напали на нас с Арельяно.

— А сам Арельяно, — спросил испанец, — никому, кроме вас, не разболтал о залежи?

— Вы знаете, сеньор — ответил Кучильо, — что гамбузино, прежде чем отправиться в путь, клянутся на Евангелии, что откроют нахождение залежи, которую найдут, только с разрешения своего товарища. Арельяно дал такую клятву, и смерть помешала ему нарушить ее!

— Вы говорили мне, что после своей первой экспедиции он возвратился к себе домой и что вы случайно познакомились с ним в Тубаке? Не рассказал ли он своей жене о чудесной залежи? Это было бы вполне естественно!

— Вчера один прохожий сообщил мне, что жена Mapкоса Арельяно только что скончалась. Если она знала секрет, то могла передать только своему сыну…

— Разве у Арельяно остался сын?

— Приемный сын, поскольку этот молодой человек не помнит ни отца, ни матери!

Дон Эстебан едва сдержал возглас изумления.

— Верно, сын какого-нибудь бедняка из здешних мест? — спросил он равнодушно.

— Ошибаетесь, сеньор, он родился в Европе, и по всей вероятности в Испании!

Де Аречиза задумался, его голова склонилась на грудь, как будто он старался найти нить событий.

— Вот что рассказывал о нем командир одного английского брига, стоявшего в Гвиамасе в 1811 году. Этот ребенок говорил по-испански и по-французски; он попал в плен после кровопролитного сражения с одним из французских судов. Последний уцелевший матрос, должно быть его отец, был убит или тоже попал в плен. Командир не знал, куда девать мальчика. Тогда Арельяно взял его к себе и, право, сделал из него человека, так как, невзирая на его молодость, он славится как замечательный растреадор [20] и укротитель самых норовистых мустангов.

Казалось, испанец не слушал Кучильо, а между тем он не пропустил ни одного слова из его рассказа. Но вследствие того, что он узнал все, что ему требовалось, или же ему этот разговор был слишком тягостен, он вдруг прервал бандита:

— И вы полагаете, что этот знаменитый растреадор и укротитель, если он знает секрет, нам не опасен как конкурент?

Кучильо гордо выпрямился.

— Я знаю человека, ни в чем не уступающего Тибурсио Арельяно. Тем не менее этот секрет в его руках бесполезен, раз он решился продать его вам за десятую часть стоимости!

Последний аргумент вполне убедил дона Эстебана в очевидной истине, что в окруженную враждебными индейскими племенами золотую долину может проникнуть лишь такой многочисленный и хорошо вооруженный отряд, каким он один располагал в данный момент.

Испанец задумался. Составив только что услышанные от Кучильо сведения о сыне Маркоса Арельяно с информацией, которой располагал сам, он неожиданно пришел к выводу, что приемный сын покойного гамбузино вполне может оказаться пропавшим двадцать два года тому назад Фабианом де Медиана. Неужели это действительно молодой граф?

Кучильо, со своей стороны, припоминал кое-какие факты из прошлой жизни Арельяно и его приемного сына, но умолчал о них по многим причинам. Бандит, как мы уже говорили, часто менял свое имя. Когда он познакомился с злополучным гамбузино и сговорился вместе с ним отправиться в Вальдорадо, его звали иначе. По возращении из первой экспедиции Маркое зашел к себе повидаться с женой и молодым человеком, которого любил, как родного сына; он рассказал лишь жене о цели вновь предпринимаемой экспедиции и сообщил ей подробно маршрут, которым намеревался отправиться. Кучильо же ничего не знал об этом.

Но бандит старался во что бы то ни стало скрыть, что, увидев золотую долину, он собственноручно убил Арельяно, чтобы сделаться единственным обладателем сокровищ.

В свою очередь ему самому пришлось спасаться бегством от индейцев, но он хранил свой секрет, как зеницу ока, опасаясь за собственную шкуру.

— Однако мне хотелось успокоить себя! — начал опять Кучильо, прерывая молчание. — Возвратившись в Ариспу, я разыскал жилище Арельяно и зашел к его вдове сообщить о смерти бедного Маркоса. Мое известие повергло женщину в большое горе; больше я ничего не заметил, что бы мне дало повод подозревать, будто она знает об открытии мужа.

— Легко верится тому, чего желаешь! — усмехнулся испанец.

— Послушайте, дон Эстебан, я могу похвастаться смело двумя вещами: чувствительной душой и удивительной проницательностью!

Испанец не возражал, он, казалось, убедился, разумеется, не в наличии совести у бандита, а в его проницательности.

Что же касается Тибурсио Арельяно, то читатель, наверно, уже догадался, что молодой человек действительно являлся Фабианом, последним представителем рода де Медиана. Кучильо объяснил, каким образом английский бриг доставил его на чужую землю. Там, окончательно потеряв надежду найти свою семью, лишившись прежнего великолепия знатного дома, лишившись к тому же дорогих людей, заменявших ему родителей, бедняга остался один-одинешенек, и все его достояние заключалось теперь в лошади и бамбуковой хижине.

III. ПОСЛЕДНИЙ ИЗ РОДА ДЕ МЕДИАНА

Когда Кучильо вышел из хижины, где происходил переданный нами разговор, солнце уже начало спускаться к горизонту. От накаленной дневной жарой земли парило. Сгущенные охладившимся воздухом испарения казались издали озерами, расположившимися вдоль опушки леса, будто природа старалась вознаградить людские взоры за однообразие печального пейзажа. Из лесу доносилось сухое потрескивание деревьев, расправлявших ветви как бы в ожидании благодатного часа — наступления ночной прохлады.