Большая медведица смотрит на город, стр. 11
— Я больше не буду, — сказал Бориска. — Честное слово. Не веришь? Я даже клятву придумал!
— Я тебе верю и без клятв.
Бориска пообещал всегда говорить правду.
— Ладно, — сказал папа, — верю. Хочу, чтобы и ты помнил: мы с мамой всегда поймем тебя.
— Его обещания на один день! — крикнула из соседней комнаты мама. — Совсем от рук отбился… И вообще… Сорока трещит без конца, Бук скорлупки разбрасывает по всей квартире. Я скоро с ума сойду!
— Мама… — умоляюще попросил Бориска.
— А ну вас! — сказала мама и ушла на кухню. Бориска знал, что, разволновавшись, мама может иногда под горячую руку сказать что-то и слишком резкое. Знал он и другое: через несколько минут она остывает, чувствует себя неловко и сама готова попросить прощенья за излишнюю резкость. Но Бук и Сорока этого не знали!
Когда через некоторое время мама с обычной приветливостью позвала всех ужинать, Бориска с папой сели за стол, а Бук и Сорока не шевельнулись.
— Вы что, гости дорогие, особого приглашения ждете? — задетая их молчанием, спросила мама.
Бук произнес что-то, но мама ничего не поняла.
— Почему я ничего не понимаю? — растерянно обратилась она к Бориске. — Он что, ответил мне на своем лесном языке?
Бориска промолчал, а папа сказал:
— По-моему, все понятно. Бук говорит как обычно. Он ответил: «Какие же мы дорогие гости, если мешаем, если из-за нас можно сойти с ума»…
Мама вдруг покраснела, залилась ярким-преярким румянцем. И тогда Бориска сказал ей:
— Помнишь, после того, как мы выручили Бука, он объяснил: звери и птицы разговаривают только с теми, кто им нравится. Только эти люди их понимают. Ты перестала нравиться Буку, поэтому перестала и понимать его.
— О господи! — сказала мама. — Да у меня и в мыслях не было их обидеть. Объясни им, Бориска, пусть они простят меня.
— Значит, мы по-настоящему дорогие гости для вас? — недоверчиво спросила Сорока.
— Ну, конечно! — ответила мама, обрадованная тем, что поняла вопрос.
Бук и Сорока переглянулись. Потом заняли свои места на столе.
Бук развязал мешочек с кедровыми орехами, а Сорока принялась склевывать с тарелки жареную рыбу.
Через несколько минут она уже развеселилась и сказала маме:
— Вкусно, очень вкусно приготовлено. Ваша рыба намного сочнее и ароматнее тех пескарей, которрых я находила на речном берегу и сама себе приготавливала.
— Дай-ка попробовать, — попросил Бук.
Он откусил маленький кусочек, не торопясь пожевал его, проглотил.
— Действительно, — подтвердил он, — вкуснее такой рыбы редко что бывает.
Бориска засмеялся. Улыбнулись и мама с папой. Всем стало ясно, что обида забыта.
— Положить тебе рыбы? — спросила мама.
— Нет, нет, — загородился лапкой Бук. — Орехи все-таки вкуснее самой замечательной рыбы…
— Слушай, Бориска, — сказал папа, — может, тебе нужна моя помощь для спасения Машеньки?
— Да, — подумав, ответил Бориска. — Нам понадобится твоя помощь. Сегодня я понял это. Только я еще не знаю, какой она должна быть. Как только пойму — сразу скажу.
— …Тебе здорово попало, — пожалела Бориску Сорока, когда после ужина друзья остались одни. — Как папа взял тебя за ухо, я сразу поняла, что тебе ого-го как попадет! Но мы с Буком не виноваты. Твой папа подошел к полке за какой-то книгой и сам увидел часы. Ты плохо их спрятал.
— Да, — сказал Бук, — так и было. Ты очень плохо спрятал часы. Стоило взять с полки книгу, и они оказались на виду.
— Лучше бы я их вовсе не прятал! — с досадой сказал Бориска.
Робот Флакс меняет имя
На улице было еще довольно светло, когда Сорока попросила:
— Открой-ка мне, Бориска, окно. Я слетаю в гости к голубям.
Как только Сороке показалось, что крыло уже поправилось, ей захотелось полетать, пошнырять на улице.
Она вспорхнула с подоконника и легко перелетела на крышу соседнего дома.
— Как хорошо стало без сорочьей трескотни, — заметил Бук. — Пока она летает, почитай мне книжку про птиц, я вижу ее на твоей полке.
— Ты хочешь побольше узнать о Сороке? — спросил Бориска, достав книжку.
— О Сороке я и так знаю больше, чем надо, — сказал Бук. — Я даже знал ее бабушку. Она была такой старой, что издали уже не могла отличить березу от сосны. И такой глухой, что надо было три раза крикнуть, чтобы она один раз поняла. Когда над лесом пролетал самолет, Сорокина бабушка поднимала голову и говорила: «Кажись, моя внучка летит. Ишь, баловница, на какую высоту забралась!» Вот что я знаю. Про это нигде не написано. Ты лучше раскрой книжку на середине. О какой птице там будет, о той и прочти.
Бориска раскрыл книжку.
— Тебе повезло, — заметил он, — о такой птице ты, наверное, ничего не знаешь. Ее зовут Оляпкой.
— Странное имя, — сказал Бук. — Действительно, с такой птицей я никогда не был знаком. А что она умеет делать?
— Вот слушай, как здесь написано: «Оляпка живет на берегах речек, которые не замерзают. Она ловит в воде личинок разных насекомых и мелких рыбок. А если Оляпку пугают, она иногда кидается с места в воду, как лягушка. Подводой она может пробыть десять-пятнадцать секунд». Здорово?
— Я тоже могу десять-пятнадцать секунд просидеть под водой, если меня напугать, — сказал Бук. — Хотя, признаться, это не доставляет удовольствия, потому что вода наливается в уши и попадает в нос. Но я запомню эту птицу. Как только мне представится случай, я обязательно познакомлюсь с ней…
— Ха! — вскрикнула прилетевшая Сорока. — Они читают книжку. Стоило мне отлучиться на несколько минут, как они, вместо того, чтобы заняться делом, читают спокойно книжку. А кто, я вас спрашиваю, станет ломать голову над планом спасения Машеньки?
— Мы ждали, — сказал Бориска. — Не могли же мы совещаться без тебя.
— Как живут голуби? — спросил Бук. — Наговорилась ты с ними?
— Да ну их! — махнула крылом Сорока. — Они все воркуют. Сидят на крыше и воркуют. Мне надоело с ними. Давай, Бориска, рисуй план…
Бориска долго пыхтел и ерзал на стуле, стараясь нарисовать понятнее и красивее. Наконец, он закончил работу и друзья склонились над планом.
— Вот, — сказал Бориска, — здесь нарисовано все, что нам нужно: дом Ёкалы-Мокалы, сарай, где сидит Машенька, забор, пустырь, дорога, поле и, наконец, лес.
Значит, во-первых: кто-то должен пробраться к Машеньке в сарай и освободить ее от цепей. Потом надо тихонько открыть дверь сарая и отвлечь собаку. И еще — самое главное: надо убежать так, чтобы Машеньку не нашли потом в лесу.
— Я возьму напильник и перепилю им все цепи, — сказал Бук. — А вообще-то Машенька и сама перепилит их, надо только передать ей напильник.
— А я, — сказала Сорока, — замечу место, куда Ёкало-Мокало прячет ключ от сарая, и утащу его.
— Это легко сделать, — сказал Бук. — Я видел, что Ёкало-Мокало вешает ключ от сарая на гвоздь около двери дома.
— Урра! — крикнула Сорока. — Мы — да не справимся!
— Е-рун-да… Ничего у вас не получится, — сказал вдруг кто-то странным металлическим голосом, да так громко, что Сорока даже вздрогнула, а Бук прижался к столу.
— Кто, кто это сказал? — спросил ошеломленный не меньше Бука и Сороки Бориска.
— Это я сказал, — ответил Бориске робот и к общему удивлению ловко соскочил с полки и пошел.
Он шел уверенно. Глаза его светились зеленоватым светом. Подойдя к столу, робот не менее ловко вспрыгнул на него, будто его подбросила какая-то невидимая сильная пружина, и спросил: