Дорога доблести, стр. 102

И вот я снова вернулся к своему старому кульману, снова гнул вечерами спину над учебниками, иногда смотрел телевизор, а по субботам занимался фехтованием.

А ночами мне снился сон…

Впервые я увидел его, когда поступил работать, а теперь он являлся каждую ночь…

Я ехал по длинной, длинной дороге, потом она круто изгибалась и вдали вырисовывался замок, стоящий на возвышенности. Он был великолепен, флаги развевались на его башнях, извилистая тропа вела к подъемному мосту. Но я знал - непонятно откуда - что в подземелье замка томится прекраснейшая из принцесс.

Эта часть сна была всегда одинакова, варьировались лишь детали. А потом на дороге появлялся маленький спокойный человек из Налогового Управления и заявлял, что надо оплатить дорожный сбор, который всегда на десять процентов превышал сумму, которой я располагал.

В другой раз это был полицейский, который, прислонясь к моей лошади (иногда у нее было четыре ноги, иногда - восемь), выписывал мне штраф за нарушение правил движения, за появление с просроченной лицензией на право езды, за проезд на красный свет и дерзкое неповиновение власти. Он хотел знать, есть ли у меня разрешение на ношение копья, и сообщал, что я должен нацепить бирку на каждого убитого мной дракона, согласно закону об охоте.

Иногда, и это было самое неприятное, я за поворотом попадал в мощный транспортный поток, несшийся прямо на меня по пяти полосам дороги.

Писать то, что я пишу сейчас, я начал после появления этих снов. Я понимал, что пойти к специалисту по мозгам и сказать ему "послушайте, док, я герой по профессии, а жена моя - Императрица другой Вселенной", нельзя, а еще меньше мне улыбалась перспектива лечь на его кушетку и рассказывать, как мои родители плохо обращались со мной в детстве (чего не было) и как я узнал все про маленьких девочек (а это уж никого не касается).

И я решил рассказать все своей пишущей машинке.

Самочувствие от этого улучшилось, но сны остались. Зато я узнал новое слово - "окультуривание". Это то, что происходит, когда представитель одной культуры попадает в другую и переживает крайне печальное время, ощущая себя чужим. Например, индейцы в городах Аризоны, которые бездельничают и проводят все время, глазея на витрины магазинов. Окультуривание. Не вписываются.

Я садился в автобус, чтобы повидать врача по уху, горлу и носу - Стар обещала мне, что ее лечение плюс процедуры, полученные на Центре, навсегда освободят меня от насморка, что и произошло, но даже терапевты, обеспечивающие Долголетие, не могут защитить человеческие ткани от ядовитых газов. Лос-анжелесский смог меня достал. Глаза жгло, нос заложен - дважды в неделю мне приходилось проходить чудовищные процедуры из-за этого носа. Обычно я парковал свою машину и ехал автобусом до Уилтшира, так как там места для парковки не найти.

В автобусе я подслушал разговор двух дам: "…и несмотря на то, что я их совершенно не переношу, я не могла устраивать вечеринку, не пригласив Силвестеров…"

Это было похоже на какой-то экзотический язык. Я прокрутил фразу в мозгу несколько раз и наконец уловил ее смысл.

Но тогда зачем приглашать этих Силвестеров? Если она их не переносит, то почему бы просто не перестать их замечать или даже не уронить им на башку кирпич? Почему, во имя Господа Бога, надо устраивать вечеринки с коктейлями? Люди, которые не очень любят друг друга, стоят (стульев обычно не хватает), говорят о вещах для них неинтересных, пьют напитки ими не любимые (зачем вообще выделять специальное время для выпивки) и напиваются так, что даже не замечают, как им смертельно скучно. Зачем?

И тут я понял, что идет процесс окультуривания. И что я в него не вписываюсь.

Тогда я стал избегать автобусов, в результате чего заплатил пять штрафов и поломал бампер. Учиться я тоже бросил. В книгах я никак не мог докопаться до смысла. Нет, не таким способом обучался я на старом добром Центре.

А за работу чертежника я держался. Я всегда хорошо чертил, и вскоре мне стали поручать важные заказы.

Однажды меня вызвал начальник отдела и сказал:

– Послушайте, Гордон, вот этот узел, который вы делали…

Я гордился этой работой. Я вспомнил кое-что, виденное мной на Центре, и начертил это, уменьшив число трущихся деталей и улучшив первоначальный проект, придав ему компактность. Я был доволен. Работа сложная, пришлось добавить еще одну проекцию.

– А, что такое?

Он отдал мне чертеж:

– Переделать! Сделать как надо!

Я объяснил ему те изменения, которые внес, сказал, что улучшил проект, чтобы… Он оборвал меня:

– Мне не надо, чтобы вы улучшали, мне надо, чтобы вы работали, как того требую я!

– Ваше право, - согласился я и проголосовал за свою отставку, громко хлопнув дверью.

В этот час рабочего дня моя квартира показалась мне какой-то странной. Я начал читать "Сопротивление материалов", но отбросил учебник в сторону. Потом встал и взглянул на Леди Вивамус…

"Dum vivimus, vivamus!" Посвистывая, я пристегнул ее к поясу, обнажил клинок и почувствовал, как вверх по руке пробежал ток.

Потом вложил клинок в ножны, собрал кое-какие вещички, в основном дорожные чеки и наличные деньги, и вышел. Я шел не в определенное место, а просто куда глаза глядят.

Не прошел я и двадцати минут, как патрульная машина подрулила к тротуару, и меня отвезли в полицейский участок.

Почему я ношу эту штуковину? Я объяснил, что джентльмены обычно носят шпаги.

Если я скажу им, в какой киностудии работаю, то телефонный звонок все уладит. Или я работаю на телевидении? Департамент полиции охотно пойдет навстречу, но хорошо бы его информировать заранее…

Есть ли у меня лицензия на ношение скрытого оружия? Я ответил, что нисколько его не скрывал. Они заявили, что скрывал - шпага в ножнах. Тут я сослался на Конституцию, но мне возразили, что в Конституции, это уж точно, ничего не говорится про хождение по городу с шашлычными шампурами. Коп шепнул сержанту:

– Вот на чем мы его возьмем, сержант - на клинке, что длиннее… думаю, длиннее трех дюймов.

Трудности начались, когда они захотели отобрать у меня Леди Вивамус. Наконец они меня заперли со шпагой и прочим.