Безграничная любовь, стр. 48
Он кивнул, чувствуя себя ужасно несчастным.
— Ведь это не… не болезнь, которой бывают подвержены все члены семьи, правда?
— Нет, — быстро отозвался он, — по крайней мере не в том смысле, что ты думаешь.
— Откуда ты знаешь, что я думаю? Скажи мне.
— Ну… новорожденные дети могут инфицироваться матерями, но в других случаях болезнь эта не наследственная.
— Ты вполне можешь рассказать мне. Уверяю, что весь город скоро будет болтать об этом, Киф, если уже не болтает. По крайней мере я буду знать, что правда в сплетнях, а что — нет.
Сначала он заговорил нехотя. Потом, увлекшись клинической стороной вопроса — как врач, — о болезненном и дорогом лечении, практически бесполезном на третьей и четвертой стадии сифилиса, какая, очевидно, была у Карра.
— Я бы сказал по тому, что видел, что у него теперь нейросифилис — tabes dorsalis, если быть совершенно точным.
— А что это значит?
— То, что затронут его спинной мозг и в связи с этим способность к движению. Его ноги и суставы плохо функционируют при ходьбе. А в темноте он, вероятно, вообще не может ходить.
Бетс содрогнулась:
— А это болезненно?
— Суставы у него очень сильно болят. И, по всей вероятности, мозг его тоже затронут сифилисом. Это называется «парезом», и это худшее, что бывает на третьей стадии люеса. Он будет совершенно безумным, если уже не потерял рассудок. Бетс в ужасе отпрянула.
— А существует ли хоть какое-то лекарство?
— О, есть соли ртути, мышьяка и висмута, но они не очень эффективны. И конечно же, нет никакого способа восстановить те повреждения, которые уже нанесены организму. — Киф обнял ее.
Бетс спросила:
— Как мы можем залучить оттуда Джинкс и Элисон?
— Не знаю.
Бетс подумала, что она никогда еще не слышала, чтобы в его голосе звучала такая вселенская грусть.
— Но ты ведь не позволишь, чтобы это сломило тебя, слышишь? Ты не несешь ответственности за своего брата! Ты ведь не подожмешь свой хвост и не станешь прятаться, так же как и твоя сестра!
Он улыбнулся:
— Я не смог бы этого сделать, даже если б хотел. Ты бы мне это не позволила.
— Ты прав, не позволила бы. — Она улыбнулась ему в ответ и смахнула слезы, поблескивавшие на ресницах.
— Мне следовало бы рассказать тебе обо всем этом до нашей свадьбы, но я боялся, что могу потерять тебя.
— Ну, не выдумывай, — сказала она, прижимаясь к нему. — Как-нибудь я расскажу тебе о пирате, который есть в моей семье. Но сейчас нам надо придумать, как вытащить оттуда Эли и Джинкс.
— Да.
— Киф, тебе следует написать Райлю Толмэну.
— Я думал об этом, но, наверное, не могу этого сделать. Джинкс не хочет видеть его. Бетс приподнялась:
— Но ведь она любит его. Стоит тебе только назвать его имя, как она…
— Знаю, но между ними произошло что-то ужасное. Это случилось тем летом, когда я уехал в школу. Даже тогда я чувствовал что-то, а ведь я был всего лишь ребенком. Что бы это ни было, но из-за этого она сбежала от него, от нас — и с тех пор все время убегает.
— А куда она убежала?
— Она вышла замуж за Эрика Магилликутти — отца Элисон. Эрик — сын тети Эйлин от первого брака.
Перед глазами Кифа встали золотые волосы Эли и ее милое лицо, и его неожиданно осенило — Эли вовсе не дочь Эрика! Она дочь Райля!
— Тогда, может быть, Эрик — муж Джинкс — мог бы убедить ее покинуть Хэрроугейт, — предположила Бетс.
Киф фыркнул:
— Эрик не хочет больше и слышать о Джинкс.
— Тогда остается только связаться с мистером Толмэном. Ведь нас Джинкс не станет слушать. Может быть, он сможет сделать что-нибудь.
— Нет, это не мое дело — просить его приехать, это дело Джинкс и Райля, я не должен вмешиваться. — Киф встал и зашагал по комнате. Вероятно, Райль даже не знал о том, что у него есть дочь.
— Вот что я сделаю, — сказал он наконец, — я напишу ему о собрании директоров. Я сам решил на этот раз посетить его, поэтому вполне могу попросить приехать на него и Рай-ля. А когда он приедет, будет только естественным, если мы заговорим о Джинкс.
— Собрание директоров? Что это за собрание?
— Оно состоится примерно через месяц. Со вчерашней почтой я получил уведомление. Ты же знаешь, что Хэрроу Энтерпрайзес принадлежит всей семье. Мой кузен Олли Хэрроу — ее ответственный секретарь. Он сообщает всем нам, как идут дела в компании. Но, по-моему, они с Карром — единственные члены семьи, посещающие эти собрания.
— А разве это законно? Разве большинство директоров не обязано посещать их? Кажется, Марк говорил…
Киф усмехнулся.
— Не думаю, что законность очень волнует Карра. Марк долго приставал ко мне с тем, чтобы я сам следил за происходящим в нашей компании, но мне всегда было проще предоставить Карру самому вести дела. Полагаю, что остальные члены семьи думают так же и посылают свои доверенности на голосование Карру.
— Так ты хочешь сказать, что он голосует за всех вас?
— Почти. Давай подумаем: если я правильно помню, то тетя Эйлин унаследовала семь процентов от дяди Уилли, три процента держит Пенфилд, наш старый дворецкий. Отец позволял ему покупать акции своих новых предприятий — как, например, когда мы занялись грузовыми перевозками.
— Как необычно! Киф улыбнулся.
— Отец и был необычным человеком. — Он посерьезнел, стараясь вспомнить то, что ему было известно о бизнесе. — Все держатели акций являются членами совета директоров, но только Карр, Олли и Пенфилд посещают собрания.
— А как насчет тети Пэйшиенс?
— Думаю, она продала их много лет тому назад, когда они с мамой открыли больницу в Глэд Хэнде.
— Так Карр, значит, делает все, что хочет?
— Ну, наверное, Олли голосует за тетю Эйлин, Пенфилд — за себя. А Карр голосует за остальных, потому что мы каждый год шлем ему доверенности.
— И Райль Толмэн — тоже?
— Олли говорит, что да, Райль же никогда не говорил об этом.
— Так ты собираешься…
— Определенно. Пора взглянуть в глаза Карру. — Киф вздохнул. — Я напишу Райлю и попрошу его тоже приехать.
— А если он не послушает тебя? Что мы будем делать с Джинкс, если он не приедет?
— Придется придумать что-нибудь еще. Райль Толмэн должен приехать, подумала Бетс. Но ведь он ни разу не приезжал на эти собрания, почему же он приедет на этот раз — только потому, что его пригласит Киф? Нет, решила Бетс. Письмо Кифа не будет для него достаточно побудительным мотивом.
И на следующее утро, как только ее муж уехал в больницу, Бетс села за стол, чтоб написать два письма — одно брату Марку, а другое — человеку, которого она ни разу не видела.
РАЙЛЬ
Сентябрь 1899
Молли Джарвис не была красавицей, но несмотря на это всегда приковывала к себе взгляды и привлекала всеобщее внимание. В любом помещении и каждую минуту мужчины, не принадлежащие к кругу ее знакомых, издали смотрели на нее, как это сейчас делал Райль. Ни один мужчина не мог устоять перед обаянием Молли.
Райль в который уже раз удивился ее необычайной привлекательности и на этот раз решил, что ею она обязана своему голосу, низкому и богатому придыханиями. Он слышал, как она говорит: «И она даже взглядом не удостоила его, передавая ему документы. „Вот ваши чертовы показания, — сказала она, — и поскольку в душе я деревенская девчонка, то скажу вам, как их следует использовать — в сортире, сукин вы сын!“
И жадные ее слушатели прыснули со смеху.
А может быть, дело и не в голосе — может быть, дело в ее остроумии, в том, как она не гнушается включать в речь непристойности. Если бы эти истории исходили из других женских уст, они были бы абсолютно неприемлемыми, но то, как рассказывала их Молли, делало их просто веселыми.
— Она сегодня в хорошей форме, — сказали у плеча Райля.
— Она всегда в хорошей форме, — ответил Райль, поворачиваясь к Кэйну, издателю «Уорлд мэгэзин».
— Если вы когда-нибудь устанете друг от друга, прошу вас, замолвите за меня словечко, — сказал Фулмер Кэйн, наблюдая за безупречным представлением Молли.