Какое ТЕБЕ дело до того, что думают другие?, стр. 14

Потом я вспомнил один трюк, которым однажды воспользовался, когда был со своим другом-физиком, спокойным и почтенным парнем из Англии.

Мы пересекали Соединенные Штаты на машине, и как только подъехали к Тулсе, штат Оклахома, то узнали, что впереди ожидаются сильные наводнения. Мы вернулись в этот маленький городок и увидели огромное скопление машин, в которых сидят целые семьи, и люди пытаются заснуть. Он говорит: «Лучше нам здесь остановиться. Ясно, что дальше ехать невозможно».

— Да ну, брось! — говорю я. — Откуда ты знаешь? Давай посмотрим, сможем ли мы это сделать: может быть, когда мы туда доберемся, вода уже спадет.

— Не стоит тратить время, — отвечает он. — Может быть, нам удастся найти комнату в отеле, если мы поищем прямо сейчас.

— Да не переживай из-за этого! — говорю я. — Поехали!

Мы выезжаем из города и миль через десять-двенадцать натыкаемся на высохшее русло реки. Да, воды там действительно много, даже для меня. Вопроса больше нет: мы не станем пытаться проехать через это.

Мы разворачиваемся: мой приятель ворчит по поводу того, что комнату в отеле мы теперь точно не найдем, а я говорю, чтобы он не переживал.

Вернувшись в город, мы видим, что он просто забит людьми, которые спят в своих машинах, очевидно потому, что в отелях больше нет свободных номеров. Должно быть, все отели забиты до отказа. Над одной дверью я вижу небольшую вывеску: «ОТЕЛЬ». Это был один из того типа отелей, с которым я познакомился в Альбукерки, когда бродил по городу и глазел по сторонам в ожидании, когда смогу навестить жену в больнице: нужно подняться по лестнице, и на первой площадке найдешь сам офис.

Мы поднимаемся в офис, и я говорю управляющему: «Нам нужна комната».

— Конечно, сэр. У нас есть одна комната с двумя кроватями на третьем этаже.

Мой друг поражен: город забит людьми, которые спят в машинах, когда рядом есть отель со свободным номером.

Мы поднимаемся в свою комнату, и он мало-помалу все понимает: у комнаты нет двери, дверной проем просто занавешен какой-то тканью. Сама комната была довольно чистой, в ней была раковина; все было не так уж плохо. Мы готовимся лечь.

Он говорит: «Мне нужно пописать».

— Ванная внизу, в холле.

Мы слышим, как в холле туда-сюда ходят и хихикают девушки, и он нервничает. Он не хочет туда выходить.

— Ну и ладно; тогда пописай в раковину, — говорю я.

— Но это негигиенично.

— Так ничего страшного в этом нет; просто включи воду.

— Я не могу писать в раковину, — говорит он.

Мы оба устали, поэтому ложимся спать. Стоит жара, и мы ничем не укрываемся; мой друг не может заснуть из-за шума. Я почти засыпаю.

Немного позже я слышу скрип половиц и приоткрываю один глаз. Это он в темноте крадется к раковине.

Так или иначе, я знал в Женеве один небольшой отель, который назывался «Хоутел-Сити» и представлял собой одно из тех мест, где на улицу выходит лестница, поднявшись по которой, попадаешь в офис. Там обыкновенно бывают свободные номера, и никто не заказывает их заранее.

Я поднялся по лестнице в офис и сказал портье, что через шесть недель снова вернусь в Женеву и хотел бы остановиться в их отеле: «Могу ли я забронировать номер?»

— Конечно, сэр. Нет вопросов.

Клерк записал мое имя на листочке бумаги — у них даже не было журнала для записи брони, — и я отлично помню, как он пытался найти крючок, чтобы прицепить на него эту бумажку в качестве напоминания. Таким образом, теперь я «забронировал» для себя номер, и все было прекрасно.

Я вернулся в Женеву шесть недель спустя, отправился в «Хоутел-Сити», где для меня действительно подготовили комнату; она была на верхнем этаже. Несмотря на дешевизну отеля, номер был чистый. (Это Швейцария; он был чистый!) На покрывале было несколько дырок, но это было чистое покрывало. Утром мне в комнату принесли европейский завтрак; служащим было очень приятно, что у них остановился гость, который забронировал номер за шесть недель до нужного времени.

Потом я отправился в ООН на первый день Конференции по мирному использованию атомов. У стола регистрации была приличная очередь: женщина записывала адрес и телефон каждого участника, чтобы с ними можно было связаться, если будут какие-то новости.

— Где Вы остановились, профессор Фейнман? — спрашивает она.

— В «Хоутел-Сити».

— О, должно быть, Вы имеете в виду «Хоутел-Сите».

— Нет, он называется «Сити»: С-И-Т-И. (А почему нет? Мы, в Америке, назвали бы его «Сите», поэтому они, в Женеве, назвали его «Сити», чтобы название звучало как иностранное.)

— Но его нет в нашем списке отелей. Вы уверены, что он называется «Сити»?

— Посмотрите номер в телефонной книге. Вы его там найдете.

— О! — сказала она, проверив телефонную книгу. — У меня неполный список! Некоторые люди все еще ищут комнату, поэтому, может быть, я смогу порекомендовать им «Хоутел-Сити».

Должно быть, она что-то узнала о «Хоутел-Сити», потому что больше никто из участников конференции там не остановился. Время от времени, служащие «Хоутел-Сити» получали звонки из ООН и пробегали два лестничных пролета, чтобы сказать мне, с благоговейным восторгом и восхищением, спуститься и ответить на телефонный звонок.

Я помню одну забавную сцену, которая имела место в этом отеле. Однажды ночью я смотрел из окна во внутренний дворик. Краем глаза в здании, которое стояло напротив, я увидел нечто, что привлекло мое внимание: это было похоже на перевернутую вверх дном вазу, которая стояла на подоконнике. Мне показалось, что она пошевелилась, поэтому я чуть-чуть понаблюдал за ней, но она не двигалась. Потом, через какое-то время, она немного сдвинулась в сторону. Я не мог понять, что это такое.

Но через некоторое время меня осенило: это был мужчина с биноклем, который, используя подоконник в качестве опоры, смотрел через двор в окно нижнего этажа!

Кроме того, в «Хоутел-Сити» произошла еще одна сцена, которую я никогда не забуду и которую мне очень хотелось бы суметь нарисовать. Однажды вечером я возвращался с конференции и открыл дверь в самом низу лестничного пролета. Там стоял владелец отеля, который, пытаясь выглядеть беспечным, в одной руке держал сигару, а другой что-то толкал вверх по лестнице. Еще выше, женщина, приносившая мне завтрак, двумя руками тянула этот же самый тяжелый предмет. А на самом верху лестницы, на площадке, стояла она: вся в искусственных мехах, с вываливающейся из платья грудью и положенной на бедро рукой, в надменном ожидании. Ее клиент был несколько пьян, и у него не получалось подняться по лестнице. Я не знаю, знал ли владелец, что мне известны все эти штучки; я просто прошел мимо. Ему, конечно, было стыдно за свой отель, но я, безусловно, получил от этой сцены удовольствие.

Кто такой Герман, черт возьми?

Однажды мне по междугородней линии позвонила одна моя старая подруга, с которой мы вместе работали в Лос-Аламосе. Очень серьезным тоном она сообщила: «Ричард, у меня для тебя печальная новость. Герман умер».

Я постоянно чувствую дискомфорт из-за того, что не помню имен, а потом мне бывает плохо, потому что я не обращаю достаточного внимания на людей. Тогда я сказал: «Да?», — пытаясь быть спокойным и серьезным, чтобы получить больше информации, но вместе с тем про себя думая: «Кто такой Герман, черт возьми?»

Она говорит: «И Герман, и его мать погибли в автомобильной аварии около Лос-Анджелеса. Поскольку его мать родилась именно там, то похороны пройдут в Лос-Анджелесе, в морге на Роуз-Хиллс третьего мая в три часа». Потом она добавляет: «Герман был бы очень-очень рад, если бы ты помог нести его гроб».

Я по-прежнему его не помню. Я говорю: «Конечно, я с радостью это сделаю». (По крайней мере, так я хоть выясню, кто такой Герман.)

Потом у меня появляется идея: я звоню в морг. «Вы проводите похороны третьего мая в 3 часа дня… »