Ночные видения, стр. 15

Послышалась другая песня, дробь барабана сменилась, и гора задрожала до самого основания от ударов грома, похожих на пушечные выстрелы, которые прокатывались по дальним темным коридорам. Тело шамана поднялось в воздух на два ярда и он, кивая и раскачиваясь, повис там, как привидение. Однако изменения, которые происходили с мальчиком, наполнили всех холодным ужасом. Все смотрели на него онемев. Серебряное облако, окружившее мальчика, тоже, казалось, поднимало его в воздух. Однако, в отличие от шамана, его ноги оставались на земле. Ребенок начал расти, будто секунды чудесным образом превратились в годы. Он стал высоким и крупным, старческие черты его лица постарели еще больше вместе с повзрослевшим и состарившимся телом. Прошло еще несколько секунд, от мальчика ничего не осталось, его полностью поглотил другой человек, и к ужасу тех, кто узнал его, этим другим оказался старый господин Изверцов. На виске его зияла огромная рана, из которой крупными каплями сочилась кровь.

Призрак направился к Николаю и остановился прямо перед ним. У того волосы стояли дыбом, и он, как безумец, смотрел на собственного сына, который превратился в дядюшку. Внезапно гробовую тишину нарушил голос венгра, который спросил, обращаясь к призраку:

– Именем великого Владыки, именем Того, в чьих руках вся власть, говори правду и только правду. Беспокойный дух, что погубило тебя, несчастный случай или подлое убийство?

Губы привидения зашевелились, но в ответ раздались скорбные крики эха: – Убийство! Убийство!! Убийство!!!

– Кто? Как? Когда? – спрашивал колдун. Призрак показал пальцем на Николая и, не сводя с него глаз и не опуская руки, начал медленно отступать к озеру. И с каждым его шагом молодой Изверцов, как будто подчиняясь непреодолимому влечению, двигался вслед за ним, пока призрак не дошел до озера. В следующее мгновение он уже скользил по его поверхности. Это была страшная, чудовищная сцена!

Когда виновный оказался в двух шагах от края водной бездны, по его телу пробежала сильная судорога. Он бросился на колени, и в отчаянии обхватил руками одну из старых скамеек и, не отрывая дикого взора от призрака, издал долгий, пронзительный вопль невыносимого страдания. Призрак остановился на поверхности озера и медленно поманил Николая за собой. Стоя на коленях, охваченный ужасом, несчастный кричал, и эхо пещеры громогласно повторяло его слова: – Нет… Нет, я не убивал тебя!

Затем послышался всплеск и посредине озера в темной воде очутился мальчик, который барахтался и тонул, а над ним все так же стояло суровое привидение и неподвижно смотрело на него.

– Папа, папа! Спаси меня… Я тону! – закричал жалобный тонкий голос, подхваченный громогласным настойчивым эхо.

– Мальчик мой! – вскричал Николай, как маньяк вскакивая на ноги.– О, спасите его!.. Да, я признаюсь. Я – убийца… Это я убил его!

Снова послышался всплеск, и призрака не стало. С криками ужаса все бросились к краю площадки, но тут же их ноги словно приросли к земле, они увидели, что какая-то беловатая масса обхватила убийцу и мальчика в водовороте посредине озера и теперь медленно опускалась с ними в бездонную глубину…

Следующим утром, проведя бессонную ночь, некоторые из присутствовавших в пещере, посетили дом, в котором остановился венгерский путешественник, но они обнаружили, что дом пуст и заперт. И путешественник, и шаман исчезли. Многие из старых обитателей городка П. помнят его, а глава местной полиции, полковник С., который умер всего несколько лет назад, был совершенно уверен в том, что благородным путешественником был сам дьявол. Всеобщий ужас усилился, когда узнали, что в ту самую ночь в имении Изверцова вспыхнул пожар, и оно сгорело дотла. Священник сослужил молебен на пожарище для изгнания злых духов, однако, до сих пор место, где стояла усадьба, считается проклятым. Комиссия из Петербурга расследовала все факты, связанные с происшествием, и приказала хранить молчание.

Светящийся щит

Наша маленькая избранная компания представляла собой группу беззаботных путешественников. За неделю до этого мы приехали в Константинополь из Греции и с тех пор по четырнадцать часов каждый день ходили вверх и вниз по крутым склонам Перы, посещали базары, забирались на крыши минаретов и пробивались через полчища голодных собак, этих вековых повелителей улиц Стамбула. Кочевая жизнь заразительна, как говорят, и никакая цивилизованность не способна разрушить очарование неограниченной свободы после того, как вы ее вкусите. Цыгана нельзя заставить покинуть его шатер, и даже обычный бродяга находит особое наслаждение в своей тяжелой неустроенной жизни, наслаждение, которое мешает ему найти постоянное жилье и занятие. Поэтому во время пребывания в Стамбуле главной моей заботой было защитить моего любимца спаниэля Ральфа от этой инфекции и помешать ему присоединиться к бедуинам собачь– его рода, которые, как тараканы, кишели на улицах. Ральф был хорошей собакой, он был моим постоянным спутником и другом. Я боялась потерять его и поэтому постоянно следила за ним. Однако первые три дня он вел себя как вполне приличный, образованный пес, все время верно следуя за мной по пятам. Во время каждой наглой атаки со стороны своих мусульманских собратьев, независимо от того, было ли это демонстрацией враждебности или предложением дружбы, он каждый раз только поджимал хвост и с видом достойного смирения прятался за меня или за кого-либо из нашей компании.

Так как Ральф с самого начала проявил отвращение к случайным знакомствам, у меня появилась уверенность, что он будет вести себя прилично, и уже к концу третьего дня, я совсем не так бдитель– но наблюдала за ним. Такая небрежность очень скоро, однако, была наказана, и мне пришлось пожалеть о своей доверчивости. В какойто момент, когда я не смотрела на него, мой спаниэль услышал зов четвероногой Сирены, и последнее, что я увидела, это его пушистый хвост, когда он исчезал за углом кривого, узкого и грязного переулка.

Очень расстроившись, я провела весь остаток дня в тщетных поисках бессловесного спутника. Я предлагала и двадцать, и тридцать, и сорок франков в награду тому, кто найдет его. И вот порядка сорока бродячих мальтийцев устроили настоящую охоту за моим спаниэлем, и вечером у отеля нас осадил целый отряд этих бродяг, причем у каждого из них в руках была дворняжка невероятного происхождения, которую он изо всех сил старался выдать за моего потерянного друга. И чем категоричнее я отрицала это, тем торжественней они клялись мне, что именно их пес и есть мой спутник, а один из бродяг даже встал на колени, вытащил из-за пазухи старый позеленевший образок с Мадонной и поклялся, что сама царица небесная указала ему на эту собаку. Шум усиливался и стало ясно, что исчезновение моего спаниэля может стать причиной потасовки. В конце концов владелец отеля послал за полицией и весь этот полк двуногих и четвероногих существ был изгнан силой. Я стала все больше убеждаться в том, что никогда не увижу свою собаку, слова портье гостиницы усилили мое горе. Этот человек, с внешностью благородного бандита, который, судя по всему, провел на галерах каких-то пять-шесть лет, со всей серьезностью уверял меня, что все мои усилия напрасны, так как спаниэль мой, без сомнения, уже мертв и съеден турецкими собаками, которые очень любят мясо своих более мирных и более упитанных английских собратьев.

Все это происходило на улице, прямо перед отелем, и я уже было собралась отказаться от поисков, по крайней мере на ночь, и уйти в гостиницу, когда старая гречанка-фанариотка, которая слышала весь этот там-тарарам со своего крыльца неподалеку, подошла к моим безутешным друзьям и предложила одной из них, мисс Х., спросить дервишей о судьбе Ральфа.

– А что могут дервиши знать о моей собаке? – спросила я ее, не имея ни малейшего желания шутить, хотя предложение было явно смехотворным.

– Святые люди знают все, кирея (мадам),– ответила она немного таинственно.– На прошлой неделе у меня украли новую атласную мантилью, которую сын привез мне из Бруссы, а сейчас, как видите, она на мне.