Движущая сила, стр. 23

У Джоггера была сломана шея.

Мы стояли и сверху вниз смотрели на него, на его голову, повернутую под таким углом к телу, который невозможен при жизни.

– Свалился туда, наверное, – заявил Фаруэй с таким видом, как будто это было совершенно очевидно-Стоящий с другой стороны ямы Харв встретился со мной взглядом, и я понял, что он так же, как и я, думал, что Джоггер мог свалиться случайно в смотровую яму, только если он был в стельку пьян, да и то скорее всего его спас бы инстинкт.

Как будто прочитав мои мысли, во всяком случае первую их половину, Сэнди Смит вздохнул.

– Вчера он здорово набрался в кабаке. Все про какие-то присоски разорялся. Я забрал у него ключи от машины и сам отвез его домой. Иначе пришлось бы его арестовать за вождение в пьяном виде.

Брюс Фаруэй надменно спросил у него:

– Вы жену его известили?

– Холост, – коротко ответил Сэнди.

– И никаких близких родственников, – добавил я. – У меня записаны ближайшие родственники всех моих служащих, и Джоггер сказал, что у него никого нет.

Фаруэй пожал плечами, слез по металлической лестнице, прикрепленной болтами к стенке ямы, вниз и склонился над скрюченным телом, слегка дотронувшись до согнутой шеи. Затем, выпрямившись, кивнул и заявил с обвиняющими нотками в голосе:

– И этот тоже мертв.

Казалось, он хотел сказать, что два трупа за четыре дня на принадлежащей мне территории – подозрительный перебор.

Майкл Уотермид, который оставил своих гостей заканчивать вечеринку по своему усмотрению и последовал за мной на место трагедии, с любопытством спросил:

– В каком смысле тоже?

– Он имеет в виду попутчика, – ответил я. – В четверг.

– Ах да. Конечно, я совсем забыл. Когда они возвращались после доставки двухлеток Джерико. – При воспоминании о Джерико его лицо благородного патриция искривилось, и стало ясно, что он еще не успел переварить ту откровенную информацию, которую походя выложил Эд.

Как я понимал, присутствие Майкла в моем сарае в настоящий момент было вызвано смесью откровенного любопытства, дружеского желания помочь и типичного, присущего многим чувства ответственности, которое значительно помогало английской деревенской жизни оставаться в разумных рамках. К тому же он придавал особый вес всему происходящему, на что мы все – Харв, Сэнди, Фаруэй и я – явно были неспособны.

– Он давно умер? – спросил я– В смысле, сколько часов назад? Прошлой ночью? Брюс Фаруэй промолвил нерешительно:

– Он довольно холодный, но все же я бы сказал, что где-то утром.

Все мы понимали, что сказать точнее на данном этапе было невозможно. И в яме, и на улице было холодновато. Доктор вылез из ямы и предложил вызвать машину за трупом.

– А как насчет фотографий? – спросил я. – У меня есть фотокамера в конторе.

Все торжественно согласились с моим предложением. Я прошел через двор, открыл дверь в контору, взял свой “Никон” и вернулся в сарай. Остальные стояли там же, где я их оставил, вокруг ямы, глядя вниз на беднягу Джоггера и неизвестно о чем думая.

Хотя в сарае имелось окно, через которое проникал дневной свет, мы всегда зажигали электричество, когда работали. И сегодня верхний свет горел, но я все же воспользовался вспышкой, сделав несколько снимков с борта ямы и еще несколько снизу, рядом с моим беднягой механиком.

Я не прикасался к нему, только нагнулся, чтобы сфотографировать его голову. Он лежал в углу. Грубые, запачканные смазкой стены, черный от грязи пол. Казалось, он смотрел на стену в шести дюймах от его носа. Глаза, как у многих внезапно умерших, были открыты. Виднелись две ровные полоски желтых зубов. На нем был старый армейский свитер, заляпанные грязью штаны и потрескавшиеся ботинки. Как ни странно, от него до сих пор пахло маслом и пылью; землей, не смертью.

Яма имела пять футов в глубину. Когда я стоял там выпрямившись, мои глаза были на уровне лодыжек Сэнди, Харва и Майкла. Брюс Фаруэй у меня за спиной. На какую-то страшную секунду мой примитивный инстинкт шепнул мне, что нельзя стоять вот так, с головой на уровне земли. Я резко обернулся, но Фаруэй вполне безобидно писал что-то в маленьком блокноте, и я почувствовал себя полным дураком.

По лестнице я вылез из ямы и спросил Харва, как так получилось, что он именно в это время обнаружил Джоггера.

Харв пожал плечами.

– Да не знаю. Просто бродил по двору, я часто так делаю. Все, кто должен был уехать, уже уехали. Я раньше пришел, чтоб проводить их и посмотреть, все ли в порядке. Ну а потом, чтоб время до завтрака провести, я опять прошелся по двору.

Я кивнул. Харв редко рассиживался – предпочитал двигаться.

– Я и заметил, что в сарае свет, – сказал он, – и подумал, что можно бы сэкономить электричество. Шел туда и все думал, как это я не заметил, как туда кто-то прошел. Некому вроде бы. Я вовсе не волновался, просто решил посмотреть и, как уже сказал, выключить свет. – Он помолчал. – Только не спрашивай меня, почему я дошел до ямы, потому что я не знаю. Дошел, и все тут.

Дело в том, что яма находилась в самом дальнем углу сарая, что как раз и должно было помешать кому-нибудь туда нечаянно свалиться. Большие откатывающиеся на колесиках ворота в дальнем конце сарая позволяли подгонять фургоны прямо на яму. Ближе располагалась маленькая дверь, через которую входили люди, а справа – кладовка, где хранились инструменты.

– Как ты считаешь, – спросил я, – Джоггер пролежал там все время, пока водители забирали фургоны?

Харв забеспокоился.

– Откуда я знаю? Может, и так. Просто дрожь пробирает, верно?

– Вскрытие покажет, так ведь, Брюс? – сказал Майкл, и Брюс, слегка скривившись от такого фамильярного обращения, согласился, что гадать до вскрытия бесполезно.

Майкл уловил насмешку в моем взгляде и незаметно подмигнул. Приручение доктора явно шло полным ходом Фаруэй и Сэнди достали портативные телефоны и призвали на помощь необходимое подкрепление. Майкл попросил разрешения воспользоваться телефоном в конторе. Да ради Бога, сказал я, там открыто. Он пошел звонить, и, когда Харв и я, оба расстроенные и обеспокоенные, тоже вошли в контору, он как раз говорил по телефону Изабель: “Чертовски обидно за старину Фредди. Да, вне всякого сомнения, чистая случайность. Должен бежать. Пока”.