Агафон с большой Волги, стр. 52
– Валяйте! Мы вам вместо переходящего знамени Колькину портянку на агрегат пришпилим. Так и в условиях запишем.
– Ну и пожалуйста! – задетая его оскорбительной насмешкой, кратко ответила она.
– Нашла работягу! Он без меня, говорят, каждый день в футбол гонял да вон с птичницами на ферме цыплят выводил.
– Он там всю электропроводку сменил. А в прошлом году, когда я болела, разве не он меня заменил? Надо, отец, быть справедливым, а вы…
– Да, я отец, лучше знаю своего сына и с наждачком его продраю. Не защищай. Вон Дашка замуж собралась! Это что ж такое?
Соколов вскочил, потом снова сел и достал из пачки вторую сигарету.
– Но ведь должно же это когда-нибудь случиться, – сказала спокойно Глаша, мысленно посмеиваясь над вспышкой деверя, припоминая непоколебимую Дашину настойчивость, с которой она вот уже длительное время отстаивала свою любовь к Феде Сушкину и воевала с родителями. Откуда что взялось. Глаша даже немножко гордилась племянницей.
– Не хочу, чтоб такое случилось, как у Мартьяна с Варварой. Он из угла в угол мечется и тебе проходу не дает. Не хотелось мне о том говорить, но приходится…
– И не следовало, Михаил Лукьянович. – Глафира поднялась со стула и направилась к двери.
– А я желаю поговорить. Это всей нашей семьи касается.
– Это касается только меня одной, – твердо проговорила Глаша и, схватив лейку, выбежала в сад.
– Это, папаша, уже невыносимо! – раздался из горницы голос Николая. Он ловко выпрыгнул через окно из комнаты на веранду и остановился против отца, взбудораженный и рассерженный. – Я протестую, старик!
– Ты откуда взялся? – удивленно и немного растерянно заговорил Михаил Лукьянович.
– На ракете, из космоса! – выпалил Николай.
– Как ты с отцом разговариваешь?
– А как ты со снохой калякал? Знатный комбайнер! Сила! Наверное, на Марсе было слышно… Как тебе, батя… ай-яй-яй!
– Замолчи!
– Не намерен больше молчать! – петушился перед отцом Николай, широкоплечий и длинный. – Портянкой грозишься, а мы вот рванем с Глашей и тебе на самую трубу мешковину повесим, так и знай!
– Тебя вон тянет гонять в футбол и в дурачка, сынок, играть. А ты в механизаторы лезешь, – поддразнивал его отец.
– Смотри, как бы ты сам не остался с последним козыришком. Зазнался ты, батя, вот что я тебе скажу.
– Колька! – рявкнул Соколов.
– Чего вы на весь дом раскричались? – спросила вошедшая Анна Сергеевна.
– А ты спроси его, мама, до чего он тетю Глашу довел. Она убежала вся в слезах, – сказал Николай.
– Ну что с тобой, Миша! Не успел приехать, кидаешься на всех…
– Он, как наш покойный дед, Никифор Иванович, скоро начнет на каждого палкой махать. «Метода воспитания» называется… – не унимался Николай.
– Замолчишь ты или нет, школяр? – разворчался родитель.
– Я не школяр, папа. Мне уже осенью в армию. И ты на меня не шуми, штурвалить все равно буду, – упрямо проговорил сын.
– Анна, уйми его, а то я за себя не ручаюсь…
– Ну, остынь, отец, и скажи, что у вас тут произошло? – спросила Анна Сергеевна. Ей очень неприятен был этот содом, начавшийся в доме с приездом мужа и возвращением Даши.
Сейчас русая голова дочери с накрученными в волосах бумажными завитушками все время мелькала в открытом окне; Даша с любопытством выглядывала из-за косяка: она явно подслушивала и была в курсе всей перепалки.
– Глафира получает новую машину и уходит от меня. А этого молодца, – кивая на сына, говорил Соколов, – берет к себе в помощники.
– Ну и что тут такого? – спросила Анна Сергеевна.
– Она-то хочет иметь персональную славу! А он, видишь, начал пестренькие галстучки носить, ботиночки остроносенькие, об офицерском училище мечтает, с Раисой Спиглазовой сценки репетируют… Куда ж ему за штурвал, такому артисту! У него после первого же загона рубашонка от пота развалится, если работать так, как это делает его отец.
– Ну, погоди же, папаха! – Шагая по веранде, Николай все время закидывал за уши длинные светлые пряди волос. Он на самом деле похож был на артиста, разучивающего плохо усвоенную роль. – Погоди, знаменитый, мы тебя так обставим! Мы тебе покажем работенку!
– И правда, чего ты ерепенишься, отец. Он же убирал с тобой в прошлом году, не хуже других работал, – возразила Анна Сергеевна.
– То еще была не работа, а детская забава. Через каждый гон к бочке с водой бегал… Нынешний год штурвальному некогда будет водичкой прохлаждаться! Хлеб-то вон какой вымахал!
– Ну что, мама, с ним спорить? Я все равно к Ивану Михайловичу пойду, – нетерпеливо проговорил Николай.
– Сходи, сходи, жалобу на отца напиши…
Михаил Лукьянович поднялся, повертел в руках велосипедное колесо и, откатив его в угол, вышел.
Закат празднично освещал деревья в саду и слепил через стекла веранды уставшие за день глаза Анны Сергеевны. Сутулая широкая спина мужа в полосатой пижаме скрылась за углом. Она понимала, что он пошел в беседку проверять стойкость своего упрямства. День выдался для него нелегкий.
– Ты, Коля, отца не больно дразни, – тихо сказала она сыну.
– Сама слышала: он третирует меня, как мальчишку!
– Ему с Глафирой трудно расстаться, ты что, не знаешь?
– Понятно!.. Глафира не хуже его комбайн знает, курсы механизаторов с отличием закончила. Он теперь нас боится, вот и все! – заключил Николай.
– Ну, положим, его запугать не так просто. Ты не очень фырчи на отца. Прошу тебя, не зли его. Тут вон еще и Дарья… Беда с вами, – вздохнула Анна Сергеевна.
– А я-то что? При чем тут я? – Поправляя на висках бумажные рогульки, Даша высунула голову из окна. – Думаете, что я все еще малышка, да?
– Подслушиваешь? – Николай обернулся и встретился с гневно прищуренными глазами сестры.
– Очень мне нужно подслушивать! – Даша вызывающе тряхнула нелепо торчащими в волосах бумажками. – Вы так кричите, что на всю улицу слышно…
– Значит, прихорашиваешься, под венец собираешься?.. Так, так… – Николай подмигнул матери и лукаво улыбнулся.
– А тебе-то что? – Даша вспыхнула, лениво передернула круглыми плечиками и отвернулась.
– Ну и затеяла… Ох, невеста, – вздохнул Николай и покачал головой.
– Отстань! – крикнула Даша.
– Не трогай ты ее, ради бога! – вмешалась Анна Сергеевна. – С ума меня сведете. Вон к нам, кажется, гости идут.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Николай посмотрел в открытую дверь. В калитку входили Молодцов и Спиглазов.
– Иди зови отца, – сказала Анна Сергеевна Николаю и пошла гостям навстречу. Приветливо поздоровавшись, она рассадила гостей на плетеные стулья и побежала ставить самовар.
– Ну, как дела, курортник? – когда вошел Соколов, спросил Иван Михайлович.
– Отдохнул малость, – мрачно смотря себе под ноги, ответил Михаил Лукьянович. Он был сердит на директора и главного инженера за то, что не дождались его и решили вопрос о закреплении комбайнеров самостоятельно.
Молодцов это понимал, потому и пришел. Разговор поначалу вертелся на мелких хозяйственных делах и явно не клеился.
– Комбайн новый получили? – спросил Соколов.
– Да. Отличная машина! – сказал директор.
– Слыхал, и решение приняли, – искоса поглядывая на Спиглазова, проговорил Михаил Лукьянович.
– Предварительная наметка пока, – сказал Спиглазов. – Если ты не согласен, можно и пересмотреть.
– Пересматривать поздно. Ячмень уже косить надо. – Молодцов насупил клочковатые брови. – Ты что, против своей снохи? – спросил он, обращаясь к Соколову.
– В принципе нет, а вот что мой Колька будет у нее штурвальным, тут уж извиняйте… – Соколов встал и, взяв со стола сигареты, снова присел.
– Она сама попросила, ну, мы уважили, – нерешительно сказал Спиглазов. Он не хотел спорить с Соколовым и готов был пойти на любые уступки, тем более что речь шла не о ком-либо, а о сыне секретаря партийной организации. Он отец, ему и решать…
Директор совхоза, наоборот, придерживался совсем иного мнения. Ему хотелось, чтобы на новом агрегате работала молодежь. Соколов-младший ему очень нравился.