Достаточно времени для любви, или жизнь Лазаруса Лонга, стр. 24

ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ: I

ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДЕЛА

Несмотря на то что говорил я старейшему, моему предку Лазарусу Лонгу, правление Секундусом требует больших усилий. Но лишь в продумывании политики и оценке трудов подчиненных. Кропотливая работа не для меня – я предоставляю ее умелым администраторам. Но и тогда проблемы планеты, заселенной миллиардом людей, вполне способны завалить человека делами – даже если он намеревается править, затрачивая как можно меньше усилий. А это значит, следует держать ухо востро и внимательно следить за подчиненными, – чтобы не проявляли чрезмерной активности. Половину времени мне приходится тратить на выявление чересчур инициативных чиновников, а потом еще делать для них невозможным исполнение каких угодно общественных обязанностей.

И уж после приходится исправлять содеянное ими и их подчиненными.

Я никогда не замечал, чтобы подобные действия приносили какой-либо вред кому угодно, кроме этих паразитов, которым приходится теперь искать другие способы избежать голодной смерти (пусть дохнут с голоду – так лучше, но этого никогда не случается).

Важно вовремя подмочить все злокачественные новообразования и удалить их, пока не разрослись. Чем более искусен исполняющий обязанности, тем более выдающиеся образчики способен он обнаружить – но на это приходится тратить много времени. Лесной пожар сумеет заметить всякий, попробуй-ка унюхать первый дымок.

Поэтому на мою основную работу – обдумывание планов – времени остается немного. И цель моего правления – творить добро, но удержаться от зла. Сказать проще, чем сделать. Например, хотя предотвращение вооруженных революций явно входит в мои обязанности по поддержанию порядка, я давно, много лет назад, еще не зная слов Лазаруса, усомнился, правильно ли ссылать потенциальных революционеров. Но симптом, пробудивший во мне беспокойство, оказался настолько ничтожным, что я заметил его только через десять лет.

За все эти десять лет на меня не было ни одного покушения.

И к тому времени, когда Лазарус Лонг возвратился умирать на Секундус, этот тревожный признак не исчезал двадцать лет.

Зловещий знак – это я понял сразу. Если среди более миллиарда жителей, в обществе удовлетворенном и однородном, за два десятилетия не обнаруживается ни одного убийцы, это значит, что цивилизация смертельно больна, невзирая на то что кажется здоровой. Наступила вторая половина двадцатилетия, и подобным размышлениям я уделял все свободное время и все время спрашивал себя: а как бы поступил в подобном случае Лазарус Лонг?

В общем, я знал, как он поступал – потому-то и задумал миграцию либо чтобы увести с планеты свой народ, либо чтобы убраться с нее самому, если желающих последовать за мной не обнаружится.

Читателю может показаться, что я искал насильственной смерти в каком-то мистическом духе, дескать "Король должен умереть". Вовсе нет. Повсюду и всегда меня окружает незаметная, но надежная охрана, в природу которой я не буду вдаваться. Впрочем, без всякой опаски могу упомянуть три главных предосторожности: мой облик публике неизвестен; я почти никогда не появляюсь на людях; а когда вынужден это делать – обхожусь без помпы. Ремесло правителя опасно – не может не быть опасным, – но я не собираюсь погибать. И суть "тревожного симптома" не в том, что я еще жив, а в том, что нет мертвых убийц. Выходит, меня перестали ненавидеть настолько, что не желают рисковать. Ужасно. Где же это я подвел их?

Когда клиника Говарда известила меня, что старейший очнулся (напомнив, что, с его точки зрения, прошла только ночь), я не только проявил бдительность, но, завершив все неотложные дела и отложив прочие, немедленно направился в клинику. Меня продезинфицировали... Нашел я его за кофе, старейший только что кончил завтракать.

Он поглядел на меня и улыбнулся:

– Привет, Айра.

– Доброе утро, дедушка.

Я уже готов был повторить трогательный спектакль, на который он согласился во время прошлого прощания... но ждал знаков, которые говорят "да" или "нет", раньше чем открывается рот. Среди Семей подобные обычаи нередки – однако Лазарус, как всегда, вещь в себе. И я решительно направился к нему.

Он отвечал, чуть отодвинувшись – если бы я не следил, мог бы не заметить этого.

– Здесь чужие, сынок.

Я немедленно замолчал.

– Во всяком случае мне они кажутся чужаками, – добавил он. – Я попытался познакомиться, только у нас выходит "твоя-моя не понимай" в сопровождении жестов. Однако хорошо, когда рядом с тобой люди, а не эти зомби... объясняемся. Эй, дорогуша! Поди сюда, будь хорошей девочкой.

Он поманил к себе одного из техников-реювенализаторов; как обычно дежурили двое, в то утро это были женщина и мужчина. Было приятно, что мой приказ выполнен – женщина была со вкусом одета. Высокая блондинка, не лишенная привлекательности для тех, кто ценит высоких женщин (не сказал бы, что мне такие правятся, ведь говорят, что твоя женщина должна помещаться у тебя на коленях... правда, в последнее время на эти занятия у меня что-то не хватает времени).

Она поплыла вперед и остановилась с улыбкой. На ней что-то там было – женская мода чересчур скоротечна, чтобы я мог за ней уследить – к тому же тогда каждая женщина в Новом Риме старалась отличаться от остальных. Но как бы там ни было, что-то переливчато-голубое подходило к цвету глаз и облегала тело; общее впечатление было весьма удовлетворительным.

– Айра, это Иштар... Я правильно произнес на сей раз, дорогая?

– Да, старейший.

– А вот тот молодой человек – Галахад, хотите верьте, хотите нет. Айра, ты знаешь легенды Земли? Если бы он знал, что означает его имя, то сменил бы его. Это идеальный рыцарь, так ничего и не добившийся. Я пытаюсь вспомнить, почему лицо Иштар мне знакомо. Дорогая, а вы случайно не были когда-нибудь моей женой? Спроси ее, Айра, – может быть, она не поняла меня?

– Нет, старейший, никогда. Без всяких сомнений.

– Она поняла, – подтвердил я.

– Ну значит, то была ее бабушка... Симпатичная была баба, Айра. Но пыталась убить меня, пришлось с ней расстаться.