Достаточно времени для любви, или жизнь Лазаруса Лонга, стр. 147

Сразу за рощей черведерева на северной окраине Доброй Пристани дорога повернула направо, к дому Лазаруса Лонга, но я едва обратил внимание на это сооружение, настолько ошеломило меня утверждение Минервы Лонг. Я ее отец?! Я?

– Закрой рот, сынок, а то птичка нагадит, – сказал старейший. – Дорогая, ты его потрясла.

– О Боже!

– Немедленно перестань изображать изумленного фавна, иначе придется зажать тебе нос и влить в рот две унции восьмидесятипроцентного спирта, чуточку разбавленного фруктовым соком. Ты здесь ни при чем. Джастин, а этанол как таковой тебя интересует?

– Да, – ответил я. – Когда я был молод, кроме этанола меня интересовала только одна вещь.

– Если эта вещь – не женщины, подыщем тебе монашескую келью, где ты сможешь накачиваться в одиночестве. Но это все-таки женщины – я знаю тебя гораздо лучше, чем ты полагаешь. Ну что ж, совершим возлияние. Только без этой парочки: они потенциальные алкоголики.

– Ужасное...

– ...но прискорбно верное замечание.

– Но мы поступили так только один раз...

– ...и это не повторится!

– Эй, ребята, не выдавайте себя, а то машина подслушает. Лучше знать свою сопротивляемость, чем попасться по невежеству. Вот вырастете, наберете вес и будете справляться с алкоголем, если только Иштар не напутала в ваших генах, а это вряд ли. Кстати, Джастин. Да, ты один из родителей Минервы. Это тебе комплимент, потому что все двадцать три хромосомные пары были выбраны по результатам анализа тысяч образцов тканей, принадлежавших совершенным людям, с помощью жуткой математики, способной учесть все многообразие переменных; добавим сюда познания Иштар в генетике и несколько моих совершенно никчемных рекомендаций. Таким образом наша милашка получила именно ту смесь, которую хотела.

Я начал было соображать: да, проблем здесь куда больше, чем при обычном рождении, от мужчины и женщины – но Минерва коснулась меня левой рукой, и я успокоился. А Лазарус все еще рассуждал:

– Минерва могла выбрать мужское тело, два метра ростом, весом под сто килограммов, великолепно сложенное – словом, жеребец, да и только. Но она предпочла стать собой – стройной, застенчивой женщиной... Впрочем, относительно застенчивости – тут я не уверен. А ты сама, дорогуша?

– Лазарус, этим качеством невозможно наделить искусственно. Я думаю, что унаследовала его от Гамадриады.

– Точнее, от того компьютера, который я знал... и при этом забрала все подчистую; уж Афина-то, безусловно, застенчивостью не отличается. Ну да ладно. Некоторые из родителей Минервы – доноров, давших ткани, – уже мертвы; другие живы, но не подозревают о том, что мы позаимствовали кусочек ткани из клона, находящегося в стасисе, или из банка живых тканей – как это было в твоем случае. Некоторые знают, что были донорами-родителями – как я, например, или Гамадриада, о которой было упомянуто. Ты встретишь и других, некоторые из них живут на Тертиусе, и мы не делаем из этого тайны. Но близкого родства Минерва не имеет ни с кем. Что такое одна двадцать третья? Консультанты-генетики даже к компьютеру обращаться не станут, риск здесь приемлем. Тем более что на генеалогических древах родителей Минервы зловещие скелеты не раскачиваются. Ты можешь, не опасаясь последствий, сделать ей ребенка. Как и я, впрочем.

– Но вы же мне отказали?

Меня удивило, что Минерва так горячо отреагировала на замечание Лазаруса. Ее застенчивость вдруг исчезла, и глаза зло блеснули.

– Ну-ну, дорогая. Ты же тогда была только год как из пробирки и даже еще не выросла толком, хотя Минерва ввела тебя в менархэ еще на стадии клона. Попроси меня в другой раз: может, я тебя и удивлю.

– Удивите или порадуете?

– А, старая шутка. Джастин, я просто хотел прояснить ваши с Минервой взаимоотношения. Какие бы чувства она к тебе ни питала, вас едва ли можно считать родственниками.

– Я расчувствовался, – сказал я. – Польщен и обрадован... хотя не очень понимаю, почему выбрали именно меня.

– Если хочешь знать, какую хромосомную пару у тебя взяли и почему, попроси Иштар обратиться за консультацией к Афине. Сомневаюсь, что Минерва это помнит.

– Нет, я помню, Джастин, я решила оставить себе способности к математике. Нужно было выбирать между вами и профессором Оуэнсом, стипендиатом Либби. Я выбрала вас, потому что вы мой друг. Вот это да! Джек Харди-Оуэнс – блестящий теоретик! Рядом с ним я простой математик.

– Какими бы ни были причины, моя дорогая поцелуйная кузина, я рад, что вы выбрали меня донором-отцом.

– Причаливаем, командор! – сообщила одна из рыжеволосых. Ляпис Лазулия.

Маленький нуль-гравистат приземлился. Лодка оказалась марки "Корсон фармслед". Я удивился, обнаружив такую машину в новой колонии.

– Благодарю вас, капитан, – ответил Лазарус.

Близняшки выскочили из лодки. Мы со старейшим помогли выйти Минерве.

Нашу ненужную помощь она приняла с изящным достоинством, что меня удивило, поскольку в Новом Риме предпочитали обходиться без подобных архаических церемоний.

Снова и снова я обнаруживал, что обитатели Доброй Пристани и более вежливы, и менее церемонны, чем жители Секундуса. Полагаю, что мои представления о пограничной жизни были рождены чтением романов, живописавших, как бородатые грубияны отражают нападение диких и опасных животных, а мулы увлекают крытые фургоны к далеким горизонтам.

– Шалтай-Болтай, иди спать! – распорядилась "капитан" Лазулия, и нуль-гравистат вперевалку побрел прочь.

Девочки подошли к нам, одна взяла на руку меня, другая – старейшего, Минерва пошла между нами. Я бы все внимание уделил этим веснушчатым рыжикам, если бы рядом не было Минервы. Не то чтобы я уж очень любил детей; некоторые, на мой взгляд, очень уж противные, особенно если умны не по годам. Но эти маленькие всезнайки меня очаровывали и совсем не раздражали. К тому же угадывать черты старейшего, отнюдь не красавца, с его здоровенным носярой, в забавных девичьих мордашках... будь я один, я бы хохотал и хохотал.

– Минуточку. – Я потянул Лорелею за руку, и все остановились. Я взглянул на здание. – Лазарус, а кто архитектор?