Оракул петербургский. Книга 1, стр. 1

ОРАКУЛ ПЕТЕРБУРГСКИЙ

КНИГА 1

ИНТРИГА-БЕЗУМИЕ-СМЕРТЬ

А.Г. ФЕДОРОВ

Беседа первая

Храмовый город Дельфы с оракулом Аполлона Пифийского вырос словно по воле Божьей в замечательном месте земного шара, в древней Греции – на берегах Адреатики. Скорее всего возник он изначально без заметных желаний человека. Греки верили, что здесь, на Ликорийской вершине грандиозной горы Парнас, остановился ковчег Девкалеона и его супруги Пирры, когда они во время потопа носились по волнам девять дней и ночей, обуреваемые страхом божьей кары за грехи своих соотечественников. Страшные испытания, подобно тем, которые позднее были описаны в Библии в главе о всемирном потопе, вразумили первенцев новой ветви рода человеческого.

Но, как и все доброе, хорошее, в душах и головах потомков двух спасенных пилигримов затем воля Божья переросла в нечто туманное, плотское, необязательное – воистину мирское. Дети, внуки и правнуки Девкалеона и Пирры с безрассудной решительностью принялись за греховные наслаждения. Часто злорадный смех дьявола гремел, рокотал в прибрежных скалах прекрасного уголка древней Эллады. Сама жизнь, ее прогрессивные носители – служители культа вынуждены были защищаться от скверны, исходящей от словно взбесившегося народа. Но попытки остановить соотечественников от святотатства не увенчались успехом.

Местность горы Парнас поражает угрюмым величием: узкие долины зажаты в тиски отвесных скал, покрытых вековыми елями и густой, цепкой порослью, создающими по некоторым склонам непроходимые глухие заросли. Контрастом бурному потоку жизни дикой природы выступают лысые места каменных массивов. Они переливаются в лучах палящего солнца слепящими отблесками, вызывающими впечатление цветовой музыки – торжественной, громогласной, трагической.

Цветовая гамма управляется всевластным дирижером – временем суток, поворотом солнечной громадины, а ночью – холодным лунным диском и мириадами ярчайших звезд. Большие и малые светила, пульсируя, словно подмигивают всему живому на Земле, подбадривая людей и животных в вечном усердии, подчиненном Божьей формуле – "плодитесь и размножайтесь".

В лесах водились медведи, волки, кабаны, серны – вся эта дикая живность дополняла эффект угрюмости и величия издаваемыми ночными звуками, неожиданным мельканием или колдовской неподвижностью одиноких фигур, застывших в магическом ступоре на вершинах отвесных скал, на фоне огненно-красной закатывающейся за горизонт солнечной короны. Чувство приобщения к таинственности и величию охватывало созерцателя меняющейся лунной фигуры – хозяйки кромешной тьмы и райски теплой ночи.

Световые монументы и барельефы животных и растительности вызывали незабываемый восторг. Но трудно даже себе представить, как могло проникнуть на неприступную, отвесную скалу живое существо и застыть там в Божественном очаровании. Видимо, и они околдовываются красотой первозданной стихии, наслаждаются и заряжаются от нее энергией жизни, эстетическим наслаждением от драгоценного подарка судьбы – присутствия при Божественном таинстве.

Контрастом – ландшафтным антиподом грозному великолепию были плодородные долины, угодливо и покорно распластавшиеся у основания гор. Бархатная растительность умиляла пластичностью и нежностью, мягкостью и ласковостью. Изящное колдовство дарило те свойства бытия, без которых не возможны любовь и наслаждение.

Неповторимый гротеск "бесконечности" создавала бескрайняя морская гладь, открываемая широкими воротами Коринфского залива. Ее свойства вызывали ощущение возможной, безграничной, но опасной свободы. Изящная цветовая гамма вырывалась из узких ущелий, перетекая в гипнотизирующую все живое и мертвое чистейшую лазурь. Целомудрие морской глади создавало иллюзию защищенности от невзгод. В нем как бы растворялась предрассветная мгла, его силой и властью отталкивались от горизонта тяжелые ночные облака, разрывалась в клочья летаргия ночи, таял дремотный сон отдохнувшей природы. Свидетели такого колдовства – люди, звери, деревья и скалы – застывали в неописуемом восторге, страхе, радости и наслаждении.

Бог, только он, мог выбрать столь живописное место для своих многозначительных деяний, для разговора со слабыми и грешными людишками. Миссию рупора должны были выполнять избранные, доверенные Божьей воле лица, свидетели его всемогущего разума, безошибочного проведения. Создание здесь великого храма напрашивалось само собой. Словно в насмешку над формальной логикой, пришло на землю утверждение, озвученное непростым человеком: "Избранные проверяются ямой". В том месте уже была вырыта глубокая яма. Приковылявшие к ее краю души низвергались в бездну пророческих откровений, подвергались основательной проверке и отбору. Порученцы и поручители, обвиняющие и виновные сплетали здесь в трагическом танце житейских и Божественных откровений – так судьба выносила свой приговор – ободряла или казнила, награждала или избивала. Для всех было очевидным наличие души, мозга и плоти, объединенных в единой человеческой сущности, управляемой Богом. Действия земных тварей предопределены Всевышним, его программой преобразований жизни не Земле.

Историки спорят: был ли на Парнасе первозданный город Ликория, о котором свидетельствует паросский мрамор? Нет достаточных оснований для отрицательного ответа. Но более выражена память о двух других, поздних городах, покрывших себя воистину вселенской славой – это о Дельфах и Елатии. Они – две жемчужины в короне греческой Фокиды. Первый город – пристанище Богов, культовый центр; второй – сосредоточение светской жизни, мирской суеты, воинской славы и коммерческой предприимчивости. Спорить нет смысла, ибо древние утверждали: "Дельфийский Бог не говорит всего прямо, не скрывает, а – намекает". Не проникнуть нам в тайны тайн. Не услышать Божественных откровений.

Отвесные скалы Парнаса, нисходящие к покрову долин и морской глади, имеют вид живописных террас. Именно они и стали строительными площадками для городских достопримечательностей – храмовых помещений, стадиона, театра, жилищ. Все здесь сотворено из природного камня, отточенного умелыми руками людей по Божьему вдохновению. Прекрасные колоннады, крутые, но удобные лестницы, зрелищные арены с амфитеатром каменных скамей, улицы, идеально вымощенные, сочетались с буйством природной и окультуренной растительности.

Фоном строительного великолепия были Федриады – северные скалы высотою 200-300 метров, отражающие лучи солнца, и потому "блестящие" в течение всего дня. Западные вершины оправдывали свое прозвище – Родини, т.е. розовые. Восточная скала – Флембукос зловеще пламенела, словно предупреждая заранее о своей страшной миссии – с нее сбрасывали приговоренных на смерть святотатцев.

Греки не сомневались, что в глубокой древности оракул принадлежал Гее – Богине Земли и Посейдону – властелину морей, колебателю земной коры – это он так шутил или гневался, вызывая страшные бури. Гея в порыве добродетели подарила оракул Фемиде – Богине правосудия, а та передарила его Аполлону. Посейдон же не стал спорить, а уступил свое место и переселился на остров Калаври. Храм был создан в честь великого Божества – Аполлона – этого загадочного, противоречивого, как все незаурядное, существа: он внушал ужас, сея смерть, и, вместе с тем, являлся покровителем целителей, света, искусств, прорицаний, общественных дел. Вера в него пришла из древнего Востока, обнажив сиро-хеттские корни первородного культа. В оракуле сохранились атрибуты почитания и женской Богини Геи. И всегда – в период Темных веков, микенское время – Дельфийский оракул был центром политических движений. Здесь высшая каста жрецов оформляла своими советами и прорицаниями колонизацию окружающих народов, установление тираний и их крушений. Но здесь же, даже на уровне богов и богинь, зарождались и разворачивались интриги, приводящие к безумству в мыслях, желаниях и действиях – расплатой за все за это была всемогущая смерть. Стоит ли говорить о простых смертных. Великие и пустячные полководцы, трусливые и бесстрашные сатрапы являлись помолиться к оракулу, здесь они внимали советам и прорицаниям, но никого еще не спасали благодеяния истиной, ибо символ космитеческого развития была, есть и будет формула – "ИНТРИГА-БЕЗУМИЕ-СМЕРТЬ".