Спанки, стр. 66

“Не ради собственного спасения, — подумал я, — а ради твоего вечного проклятия”. Мне было ясно, что если я признаю данный факт, то сначала он уничтожит те остатки живого, которые еще теплились во мне, а потом, уже просто так, прикончит и Лотти. Бедняжка пребывала в агонии, истекая кровью и силясь зажать рукой зиявшую на шее рану. Ее боль передалась также и мне, я издал пронзительный вопль и, задохнувшись криком, увидел, как она, оседая, сначала опустилась на колени, а затем рухнула на залитую кровью дорожку.

Я хотел было прикоснуться к ней, дотянуться до нее, однако Спанки по-прежнему не подпускал меня, так же как не позволял случайным прохожим, оказавшимся поблизости, видеть истинную картину происходящего.

Тогда я повернулся к Спанки и мобилизовал все свои сенсорные возможности, как он учил меня, намереваясь проникнуть в глубь его мыслей. В тот же миг меня буквально ошеломила оглушительная какофония, зазвучавшая у меня в голове: Лотти умирала, а этот подонок приближался к оргазму. Я еще больше сконцентрировал свое сознание, и картина окончательно прояснилась.

— Мартин, она угасает, но ты все еще можешь распахнуть для меня свое тело. — Он возбужденно смотрел на меня, но затем, похоже, понял, что я так и не произнесу ни слова, и потому принялся водить пальцами взад-вперед по ее лицу, оставляя десятки зияющих, кровавых ран. Лотти между тем постепенно отходила в мир иной.

— Она истекает кровью, а ты бездействуешь. Похоже, ты оказался еще большим мерзавцем, чем я предполагал.

— Она вовсе не истекает кровью.

Мне все же удалось заглянуть в его мысли.

— Лотти вообще здесь нет. Ты позвонил ей, но она не ответила. Хотя следует признать, что сходство получилось поистине отменное.

Он отшвырнул ее окровавленное тело, которое тут же погрузилось во влажную траву и бесследно исчезло.

— Но ты все равно ее любишь, не так ли? По крайней мере, я заставил тебя поверить в это.

— Я и сам не знаю... — Несмотря на протестующую боль в коленных суставах, я все же заставил себя подняться, увлекая за собой кусочки гравия, прилипшие к насквозь промокшим джинсам.

— И ради нее ты будешь готов абсолютно на все. Даже позволишь мне получить новый срок жизни в человеческом теле.

— Я сказал тебе, что ничего не знаю.

— Ну что ж, самое время узнать.

Он изобразил дружескую улыбку, после чего разгладил складки на рукавах пиджака и поправил воротник черной водолазки.

— А знаешь, Мартин, по мере того как твои страдания все более набирают силу, у меня на сердце становится как-то легче. Ну так как, в последний раз побежим наперегонки? Правила тебе уже известны. Давай посмотрим, кто на этот раз прибежит первым.

Глава 36

Фантасмагория

Паста в ручке кончилась, но медсестра-ирландка — я так и не смог запомнить ее чертовски сложного имени — дала мне свою. Нельзя никому говорить, что у меня есть ручка. И вот я сижу в одном из эркеров, стекла в котором толстые, очень толстые, и наблюдаю, как солнечные лучи отчаянно пытаются пробиться сквозь купу угрюмых, содрогающихся на ветру рябин; сижу, укрыв колени пледом, и пишу эти строки.

Я уже приближаюсь к концу своего повествования — если, конечно, столь возвышенное слово применимо к стопке жалких листков бумаги. Еще я просил сестру-ирландку принести мне что-нибудь твердое — подложить под листы бумаги, но она, похоже, постоянно забываете моей просьбе.

Итак, на чем я остановился?

Ах да!

Я бежал.

Бежал, выбиваясь из последних сил.

Нескончаемый дождь доканал меня, а в желудке поселилась постоянная ноющая боль, взрывавшаяся с новой силой при каждой попытке убыстрить бег. Я так толком и не понял, то ли Спанки специально затруднял мои действия, перекручивая мне все внутренности, то ли дело было в том, что на протяжении последних двадцати четырех часов я находился в беспрестанном движении, к тому же со сломанными ребрами.

Забраться в переполненный автобус оказалось намного проще, чем я предполагал, поскольку большинство пассажиров, едва заметив меня, мгновенно расступились. Что и говорить, к тому времени я успел основательно перепачкаться в грязи, вываляться в мокрой траве и, помимо всего прочего, наверняка источал омерзительный запах. С автобуса я сошел за два квартала от квартиры Лотти, прекрасно понимая, что Спанки все равно окажется там раньше меня. Так было всегда.

У меня не оставалось никаких сомнений в том, что даже если я сдамся, он все равно убьет Лотти, как говорится, из чисто спортивного интереса. И все же я не мог стоять и спокойно наблюдать за тем, как она умирает.

Наконец добравшись до ее дома, я увидел, что входная дверь чуть приоткрыта, а из холла на пустынный палисадник падает прямоугольник желтого света. На ступеньках лестницы, ведущей к ее квартире, виднелись мокрые следы. Дверь в квартиру тоже оказалась открытой. Замок не был взломан, все предметы оставались на своих местах, однако по мере приближения к ее комнате, находившейся в конце коридора, я снова ощутил знакомое чувство страха.

Шторы на окнах были задернуты, но мне все же удалось разглядеть лежащую на кровати Лотти. Она спала, голубое одеяло на груди легонько вздымалось в такт ее дыханию. И в тот же миг я ощутил у себя за спиной присутствие Спанки — обернувшись, я увидел его сидящим в кресле в изножье кровати. Он прижал палец к губам и чуть склонил голову.

— Смешно все-таки смотреть на спящего человека, — прошептал он. — Обычно ты называл ее “чудачкой Лотти”, хотя лично мне она кажется самой что ни на есть обычной. И все же посмотри, какой безмятежный у нее вид, не правда ли?

Лотти слегка шевельнулась во сне, и Спанки кончиками пальцев прошелся по ее волосам, невольно напомнив мне сцену ее воображаемого истязания в парке.

— А тебе не хотелось бы увидеть ее еще более умиротворенной?

Он поднял глаза и скользнул взглядом куда-то поверх ее головы. Я проследил за его взглядом. Поначалу я ничего не заметил в царившем здесь полумраке, но, приглядевшись, увидел его, отчетливо выделявшегося на фоне обоев. Это был черный паук, спускавшийся с потолка на тонкой серебристой нити. У паука были длинные членистые ноги, вздутое брюшко, и я сразу же узнал в нем знаменитую “черную вдову”.

Я попытался было смахнуть его в сторону, но Спанки схватил меня за руку и оттащил к своему креслу.

— На сей раз это уже окончательно и всерьез, Мартин. В твоем распоряжении остается всего несколько секунд.

Паук тем временем уже опустился на лицо Лотти и принялся ползать по нему, словно изучая последовательно веки, затем щеку и, наконец, ноздри.

Моя реакция оказалась настолько стремительной, что даже Спанки не успел среагировать, когда я метнулся в сторону лежавшей на кровати фигуры, одновременно протянув руку, чтобы смахнуть с лица Лотти мерзкое насекомое. Однако оно все же успело юркнуть в сторону, а я со всего размаха шлепнулся на спящую девушку...

...для того лишь, чтобы увидеть, как подо мной лопнула туго натянутая кожа, разлетевшаяся на сотни тысяч клочков липкой паутины, облепившей мне лицо и грудь, заклеившей глаза и наполнившей мой истошно вопящий рот влажным теплом миллиона крохотных черных яиц, выплеснувшихся из содержащей их оболочки на пол.

Я открыл глаза.

И увидел свое совершенно обнаженное тело.

Я висел в темноте, медленно поворачиваясь на толстой, обмотанной вокруг горла нейлоновой веревке. Шея моя была сломана, о чем свидетельствовало обжигающее удушье. Подвешенный за эту удавку, я продолжал парить в толще смрадного воздуха.

Глянув вниз, я увидел странных безволосых животных, карабкавшихся друг на друга из лужи какой-то отвратительной жижи и издававших истошные, рыкоподобные звуки. Очевидно, у них наступило время кормежки. Широкие желтые рыла явно учуяли мой запах, и теперь их слюнявые челюсти распахнулись в вожделенном ожидании.

Веревка надо мной внезапно лопнула, и я испытал жуткое чувство падения...

...в залитый лунным светом переулок, по которому бежала очередная банда головорезов. Исторгая кровожадные вопли и громыхая железными прутьями по металлической ограде, они стремительно мчались за мной. Я свернул за угол и увидел прямо перед собой замызганную бетонную лестницу, ведущую в никуда.