Джим Моррисон после смерти, стр. 100

– И ещё, думаю, чтобы выставить меня идиотом. Он это любит.

– Но мы точно не сможем отсюда выйти?

– Точно не сможем.

Сэмпл надолго задумалась:

– Может быть, Эйми, моя сестра, и её монашки сумеют нас вытащить.

Мистер Томас с сомнением взглянул на неё:

– Думаешь, они смогут?

– Думаю, да.

– Как?

– Вы знаете трюк с золотым телефоном?

ГЛАВА 8.

Мы кружились, кружились, кружились…

Золотой телефон материализовался на перилах террасы, как раз рядом с дохлой мультяшной птичкой. Ровно пятнадцать секунд он просто стоял – ничего не делал, а на шестнадцатой начал звонить. Эйми опешила от удивления, так что даже не сразу взяла трубку. И лишь на четвёртом звонке она более-менее пришла в себя, сняла трубку и насторожённо поднесла её к уху, будто опасаясь подвоха.

– Алло.

Её Небеса рушились и деградировали на глазах. Небо было теперь перманентно серым с лёгким синюшным оттенком. Лужайки, когда-то сочные и зелёные, высохли и пожухли. Деревья, сбросив листья, стояли голыми. Вода в озере сделалась грязной и маслянистой, и дохлые рыбины уныло плавали кверху брюхом среди зеленоватой пены. Стены зданий покрылись глубокими трещинами, стекла в окнах таинственным образом сами бились. Странные и зловещие ветры дули с гор, что за озером. Над горами клубился дым – чёрный дым от невидимых, но непрестанных пожаров на той стороне. И в довершение ко всем радостям, воздушные феи, танцевавшие у храма на мысе Максфилда Перриша, теперь только и делали, что глушили стаканами водку, закусывая амфетаминами и квалюдами, и предавались разнузданному разврату лесбийского свойства.

– Это кто? Вас плохо слышно.

Эйми не раз посылала на мыс отряды монахинь, чтобы те разобрались с вконец обнаглевшими феями, что предавались моральному разложению прямо у неё под носом, но феи вели себя очень хитро. Едва завидев Эйминых монахинь, они отступали в туманную область за озером, неподвластную Эйми – в нестабильную зону, куда монахини заходить боялись. Когда же монахини уходили, феи вновь появлялись на мысе и вновь начинали резвиться. Со дня основания своих Небес Эйми ещё ни разу не отдавала распоряжения распять на Голгофе женщину, но для этих развратных и наглых сучек она с удовольствием сделала бы исключение – если бы удалось их поймать. К несчастью, они оказались неуловимыми.

– Сэмпл? Это ты? Ты откуда звонишь? Ничего не слышно.

Эйми и сама чувствовала себя неважно. Её самочувствие целиком и полностью отражало плачевное состояние её Небес. В последнее время у неё появилась одышка и боли в желудке, и что самое неприятное – начали выпадать волосы. Её роскошные золотые волосы, которыми она так гордилась.

– Говори громче. Не слышно.

Но хуже всего было то, что монахини начали проявлять очевидные признаки грядущего бунта. Вот и теперь, пока Эйми напряжённо прислушивалась к шумам в трубке, пытаясь хоть что-нибудь разобрать, они стояли поодаль, этакой заговорщицкой группкой, о чём-то шептались, поглядывая на Эйми, и явно подслушивали её разговор – выражение лиц у них было ну в точности как у стервятников, которые кружат над раненым зверем и ждут, пока тот не издохнет. Если бы не прозак, который Эйми доставала себе в буквальном смысле из воздуха – и в любых количествах, – она, наверное, давно бы сдалась и вернулась в Большую Двойную Спираль.

– Что?! Ты приведёшь мне кого?

Монахини подошли ближе. Внезапная материализация золотого телефона – это было событие неординарное, и оно, ясное дело, возбудило их любопытство.

– Ты приведёшь мне Его? Ты серьёзно? Его? Слушай, Сэмпл, здесь у меня все плохо. Я не могу тратить энергию на твои развлечения. Если тебе вздумалось пошутить, это дурацкая шутка…

Эйми умолкла на полуслове. Только теперь до неё начало доходить, что говорит ей Сэмпл. Она мгновенно забыла и про свои испорченные Небеса, и про вероломных монахинь, замышляющих бунт, и даже про собственные нелады со здоровьем.

– Да, я понимаю, что ты не можешь дать никаких гарантий, в смысле, подлинный он или нет. Но в данный момент меня может спасти даже не самая лучшая копия. Главное, чтоб у него была хоть какая-то сила. Ты говоришь, он живёт где?!

Теперь Эйми и вправду не верила своим ушам.

– Ты надо мной издеваешься, да? Или нет?

Ей так хотелось поверить Сэмпл. Так отчаянно хотелось поверить.

– Хочешь, чтобы мы телепортировали вас сюда?

Может быть, Сэмпл и не шутит.

– Да, наверное, сможем. Я даже уверена, что сможем.

Теперь Эйми поверила Сэмпл, поверила по-настояшему – потому что она уже ощутила прилив энергии. Даже через телефон, даже с такого огромного расстояния, контакт с Сэмпл придал ей сил. Может быть, они с Сэмпл действительно неразделимы: добро не может существовать без зла, а свет – без тьмы. Вот только, судя по голосу, в результате их длительного разделения силы у Сэмпл отнюдь не убавилось. Даже, может быть, наоборот. Её голос звучал очень живо и бодро, прямо-таки угрожающе бодро.

– Мне надо поговорить с монахинями. Я не буду вешать трубку. Просто на пару минут отойду, чтобы с ними поговорить. Ты подожди пока. Не отключайся.

Теперь, когда силы у Эйми немного восстановились, её Небеса стали меняться буквально на глазах. Конечно же, в лучшую сторону. Серое небо медленно прояснялось. Дохлая птичка на перилах дёрнула лапкой, зашевелилась, перевернулась и неуверенно встала. Потом расправила крылышки и издала хриплую трель. Эйми решительным шагом направилась к группке угрюмых монахинь, которые таращились на неё, широко раскрыв глаза, удивлённые столь внезапной переменой. Да, по врагу надо бить, пока он в растерянности.

– Так, девочки, мне нужна ваша помощь. Давайте быстро вставайте в круг. – Они смотрели на неё как на чокнутую, но теперь её голос звучал, как прежде, твёрдо и властно, и они не посмели ослушаться. Эйми хлопнула в ладоши, подгоняя их, как раздражённая учительница физкультуры – своих заторможенных учениц. – Давайте быстрее. Так, хорошо. Теперь все взялись за руки и сосредоточились. Моя сестра Сэмпл возвращается к нам вместе с важным гостем, так что нам надо определить их в пространстве и перетащить сюда.

Одна из монахинь – вечно всем недовольная, бунтарского склада разбитная девица, начинавшая в борделе в городке Дока Холлидея и когда-то звавшаяся Трикси, но потом, отказавшись от прежней развратной жизни и приняв постриг, поменявшая имя на Бернадетту, – вроде как собралась возразить. Если среди монахинь действительно назревал бунт, то Бернадетга явно была его зачинщицей, так что Эйми поспешила заткнуть её, не дожидаясь, пока она выскажется:

– У нас мало времени. Все объяснения – потом. А сейчас просто делайте, что я вам говорю.

К несказанному облегчению Эйми, Бернадетта, хотя и сердито насупилась, всё же закрыла рот и взяла за руки двух ближайших к себе монахинь, справа и слева.

– Хорошо. Так пока и оставайтесь. Я скажу Сэмпл, что мы готовы.

Когда она поспешила обратно к телефону, над горами за озером встала великолепная радуга. Феи на мысе оторвались от своих богомерзких занятий и уставились на эту сияющую дугу света в благоговении. Эйми подняла трубку:

– Все. Мы готовы.

Теперь у неё появилась надежда, что все и вправду будет хорошо.

* * *

Джим оказался в камере с обитыми войлоком стенами. Что он там говорил про зародыш в утробе? Не совсем то, конечно. Но близко. На нём была смирительная рубашка, а свет в камере то включался, то выключался с нерегулярными интервалами – по всей видимости, Джима пытались ввести в состояние полной психологической дезориентации. Он, понятное дело, взбесился.

– Эй, вы там. Прекратите свои кагэбэшные штучки. Со мной этот номер у вас не пройдёт. Я в своё время крепко сидел на кислоте, так что эти приходы знаю.

И всё же, когда свет выключался, Джим ясно видел сверкающий красный глаз, наблюдавший за ним из темноты в смотровую щель двери. Он подумал, что это, конечно, Доктор Укол запер его в эту иллюзию психушки, потому что Джим задел его самолюбие, сказав, что больше его не боится. Однако это не объясняло, почему красный глаз в темноте держит его на прицеле.