Тайна Лоринг-Чейза, стр. 20
Бывший каторжник выдернул руку и медленно сжал ее в кулак. Его застывший, суровый взгляд был устремлен туда, где за деревьями блестели невидимые отсюда крыши Лоринг-Чейза. Затем, что-то буркнув, Бен Баукер повернулся и зашагал прочь.
Глава XIII,
в которой Лоринг вновь встречает Лоринга
После того как Бен Баукер скрылся из виду, Дэвид еще долго сидел на скамье и легонько подбрасывал монеты на руке. С этими деньгами он сможет быстро и с удобствами добраться до Лондона, разыскать там Джаспера Шрига, полицейского с Боу-стрит, который однажды уже помог ему, и попросить у него содействия в законном установлении личности… Он поедет на почтовом дилижансе… Да, так он и сделает, но сначала нужно получше подкрепиться.
Составив план действий, Дэвид встал и направился в гостиницу. В харчевне в этот час никого не было, за исключением некоего старца в холщовой одежде, который негромко храпел в углу. Как только Дэвид вошел, старец мигом очнулся и сел, моргая, как будто и не спал.
– Мое поштение молодому гошподину! – прошамкал он. – Не иначе вы пришли жаморить шервяшка?
Дэвид не стал отрицать очевидное, и старик, торжествующе закивав, начал дубасить своей палкой по полу.
– Я сражу понял! – заявил он. – И еще я вижу, у вас доброе сердце, чему я очень рад, ведь и мне тоже не мешает малошть подкрепится… Том, эй, Том!
И патриарх еще громче заколотил палкой. На крик и грохот явился, протяжно зевая на ходу, пухлый круглоголовый хозяин. Увидев посетителя, он расплылся в улыбке, кивнул и повернулся к старику.
– Ну, чего тебе, дед?
– Он еще шпрашивает! Закушки, конечно! Тарелку для юного господина и одну для меня.
– А чем расплачиваться будешь?
– Господин угощает.
– Он так и сказал? – засомневался Том.
– Разве ты не видишь: у молодого господина доброе сердце. Неужели ты думаешь, ему жалко чуть-чуть денег? Он не дашт помереть с голоду бедному старику Джоуэлу. Верно я говорю, молодой господин?
– Ну конечно! – рассмеялся Дэвид, доставая одну из своих гиней. – Если у вас осталась какая-нибудь холодная говядина, хозяин, или, скажем, ветчина – принесите, пожалуйста.
– О, ветчина! – возопил старик, сладострастно закатывая глаза. – Я готов ешть ее день и ночь. Услада для желудка. Нет ничего вкуснее ветчины. Впрочем, кусок говядины, баранины или цыпленок тоже сойдут. Да и от рыбки я никогда не отказываюсь.
– Нет, вы только полюбуйтесь на него, сэр! – неодобрительно пробурчал хозяин, зевая в ладонь. – Уа-а-у… Ему о душе пора думать…
– Том! Не болтай, а неси, чего велено! – завопил старик, снова принимаясь колотить палкой по полу. – Ты слышал, что сказал юный господин? Тащи ветчину, свинину, говядину – что там у тебя – и побольше. Я голоден! И пива не забудь.
– Голоден! – передразнил хозяин. – А ты когда-нибудь бываешь сыт? Сэр, вы просто не представляете, какой он обжора и пьяница! Ненасытная утроба. Бездонная бочка. Хотя по брюху так сразу не скажешь.
– Да, желудок у меня – дай Бог каждому! – гордо кивнул патриарх. – Растягивается будь ждоров!
– Когда-нибудь ты так его растянешь, дед, что получишь заворот кишок. Это так же верно, как то, что тебя зовут Джоуэл Байбрук.
– Поменьше болтай, Том, да побыстрее поворачивайся, а то ишь, рашпустил язык!
Когда наконец все стояло на столе, Дэвид со стариком уселись друг против друга и с жадностью набросились на еду. В самом деле, престарелый мистер Байбрук орудовал ножом и вилкой с поразительной энергией. Дэвид спустя несколько минут понял, что ему с ним не тягаться, и застыл, наблюдая за старым чревоугодником с веселым изумлением. А тот придержал свои челюсти ровно настолько, чтобы представить нижеследующее объяснение:
– Я, видите ли, был кладбищенским сторожем, да!
– В самом деле? – удивленно спросил Дэвид.
– Угу! И папаша мой был кладбищенским сторожем, а после меня им стал мой сын.
И, решив, что внес требуемую ясность, патриарх с новым рвением вернулся к прерванной трапезе.
Утолив голод и пожелав всего доброго старику и невыспавшемуся хозяину, Дэвид покинул гостиницу и направился по дороге в сторону Лондона.
Но не успел он пройти и сотни ярдов, как услышал пронзительное ржание лошади, дробный топот копыт, а потом увидел огромного коня под седлом, но без всадника, который, перемахнув через изгородь впереди, врезался грудью в противоположную полосу кустарника и исчез.
Узнав Брута, Дэвид толкнул калитку и бросился, осматриваясь на бегу, через луг. Вскоре его опасения подтвердились.
Она лежала ничком на опушке леса, на сломанном суку, который, видимо, и вышиб ее из седла. Она была пугающе неподвижна и не издавала даже стонов. Дэвид в страхе опустился на колени и благоговейно одернул на ее ногах сбившуюся длинную амазонку, осторожно перевернул на спину стройное тело и приподнял безжизненно запрокинутую голову. Бледное лицо казалось еще бледнее по контрасту с черными бровями и длинными ресницами и так странно дисгармонировало с золотом волос. Красивые губы пересохли и совсем потеряли цвет, а тонкие ноздри едва трепетали от слабого дыхания… Слава Богу, жива! Нужно побольше воздуха… Непослушными пальцами ослабив шнуровку, Дэвид освободил белоснежную шею и прислушался. Дышит или нет? Господи, Боже!.. Слава небесам, дышит!.. Что же делать? Воды?.. Конечно, воды, и немедленно!
Все еще поддерживая ее голову, он оглянулся по сторонам и на счастье услышал в подлеске журчание родника. Дэвид подхватил девушку, с большим трудом встал на ноги, и медленно, с бесконечной осторожностью понес ее в рощу. Вскоре он вышел к огромному дереву, крона которого образовывала нечто вроде шатра, а под ним протекал узкий ручей. Дэвид уложил свою ношу на траву и, пригоршней зачерпывая воду, смочил девушке лицо, шею и руки. Наконец, к его бесконечному облегчению, она вздрогнула, вздохнула и открыла глаза.
– Вам лучше? – заботливо спросил он.
Мгновение она смотрела на него непонимающе, потом нахмурилась и снова вздрогнула.
– Что… что я здесь делаю?
– Вы упали с лошади, – объяснил Дэвид.
– Да… вспомнила…
– Вы ранены? Вам больно? – спросил он, склоняясь над ней.
– Нет, нет, – ответила она, неожиданно задрожала, и, словно испуганный ребенок, прильнула к его груди.
– Я… я боялся… что вы убились, – запинаясь, пробормотал он.
– Вы боялись? – повторила она, прижимаясь к нему еще крепче. – Да, понимаю, только есть вещи пострашнее смерти… Смерть не подличает… Смерть – это свобода. Мне кажется, я была бы счастливее, если бы умерла.
– Вы? Да как вы можете такое говорить?! Ведь вы так молоды! Ну, полно, полно! Что за беда с вами приключилась?
– Я боюсь… Боюсь! – прошептала она.
– Кого? Этого человека?
– Да нет же, себя! И еще мне очень одиноко.
– Расскажите. Прошу, расскажите мне все, – мягко настаивал он.
Антиклея отстранилась и, прислонившись спиной к могучему стволу, окинула Дэвида мрачным взглядом.
– Вы испортили мне прическу!
– Простите меня… но вам нужна была вода…
– И вы окатили меня с ног до головы!
– Но это хорошо подействовало, мэм!
– Голова вся мокрая и за воротник стекает… Бр-р!
– Вы были в обмороке, сударыня. Почти не дышали.
Она укоризненно покачала головой, достала миниатюрный носовой платочек и принялась вытирать лицо и шею, потом затянула шнуровку.
– А как я попала сюда, в рощу? – недовольно спросила девушка.
– Я перенес вас, сударыня.
– Удивляюсь, как вам это удалось. Я ведь очень тяжелая?
– Чрезвычайно, мэм!
Антиклея насупилась еще больше.
– Тогда, должно быть, вы сильнее, чем выглядите, сэр.
– Да, мэм… Осмелюсь высказать смиренную просьбу: не ездите верхом на норовистых лошадях.
– Брут – не норовистый… А если и так, тем лучше.
– Он может вас убить…
– Жаль, что он этого не сделал.
– Не гневите Бога, мэм! Если бы вы действительно погибли…