Тайна Лоринг-Чейза, стр. 13

Глава IX,

в которой заметную роль играют снадобья Пибоди, странствующего эскулапа

– Ну-с, пора бы ему очнуться, – прозвучал в неимоверной дали чей-то скрипучий голос.

Путешественник вздохнул, попытался открыть глаза и, поняв, что сделать это непросто, остался лежать неподвижно.

– Ага, точно: ему лучше! – произнес тот же голос. – Живой – и то хорошо. Хм – или плохо? Кому я не дал уплатить Харону драхму? Достойному, хотя и бедному, малому или впавшему в ничтожество мошеннику? Пороку или Добродетели? Однако…

Тут предмету этих сомнений удалось наконец разлепить веки, а разлепив, увидеть склонившегося над ним обладателя скрипучего голоса. Круглые глаза на круглом же лице пристально глядели сквозь большие круглые очки в роговой оправе.

– Молодой человек, ваша отчаянная попытка совершить самоубийство провалилась, – мигнув совиными глазами, объявила сия персона. – Ваш акт felo-de-se не увенчался успехом по причине необычайной, экстраординарной твердости ваших костей. Да-с, лишь благодаря исключительной прочности черепной коробки, или, если угодно, котелка, и моей скромной особе вы все еще дышите этим живительным…

– Кто… Кто вы?

– Пибоди меня зовут, – последовал ответ. – Августус Артур Пибоди, специалист по мозолям, бородавкам, наростам, кашлю, простудам, коликам, мигреням и хандре. Я врачую как внутри, так и снаружи; нет на свете хвори и болячки, которую я не смог бы залечить, особенно мозоли! Нет, не мозольный оператор! Никаких парных ванн, никакого педикюра! Пибоди – обыкновенный лекарь, в силу некоторых обстоятельств пользующий бедняков. Утратив скромное, но обеспечивающее независимость состояние, он превратился во врачевателя мозолей. Вы спросите – вино? Нет! Женщины? О нет! Тому виною стали лошади, лошадки, благородные четвероногие. Я торгую пилюлями, снадобьями, патентованными мышеловками и мухобойками, а главное – средством от мозолей собственного…

– Простите, сэр, но, может быть, вы объясните, как я оказался здесь, в этом лесу?.. Я ведь ранен?

– Однако, молодой человек, вам это лучше знать! Вы сами все это затеяли, и вот вам результат. Правда, расположились вы, можно сказать, со всеми удобствами, а ваша контуженная голова моими стараниями тщательно промыта и отлично перевязана после того, как смазана превосходнейшим средством от мозолей…

– Как от мозолей?! – воскликнул, опешив, пациент. – Силы небесные!

– Лежите, лежите смирно, молодой человек, не делайте резких движений. Мое средство от мозолей лечит все. Это совершенно невинный сложный состав, состоящий в основном из аква пурэ [3] с небольшой добавкой того-другого-третьего… Но это мой секрет. Так что успокойтесь и не унывайте. Ну как, голова уже меньше кружится?

– Да, благодарю вас.

– Прекрасно. Вот вам и средство от мозолей! А что еще ощущаете? Голод?

– Зверский.

– Великолепно… И все это оно, собственноручное мое изобретение – ничегошеньки, кроме изрядного количества аква вульгарэ [4]… плюс маленькая тайна… Голова сильно болит?

– Раскалывается.

– Тоже в конечном счете неплохо. В противном случае вы были бы мертвее прошлогодней баранины…

– Кажется, я вспоминаю: здесь была… дама?

– Да, молодой человек, очень юная леди с надменной внешностью и горделивыми манерами, на которой, помимо прочего, была великолепнейшая шляпа с перьями. Да-с, целое состояние, украшенное перьями! «Он ранен – этот человек?» – спрашивает она меня, соизволив прервать свою бешеную скачку и вернуться. «Контужен, мадам, – отвечаю я, – и отчасти сотрясение мозгов!» – «Бедняга!» – говорит она, а я ей говорю: «Действительно, бедняга. Беднее некуда, мадам, судя по его виду!» – и показываю на вас… Да-с, молодой человек, я столь быстро и своевременно обратил ее внимание на ваш плачевный внешний вид, что она проявила великодушие и раскошелилась щедрее, чем я ожидал, – смотрите! Пять шиллингов – это вам, держите. Я по натуре человек честный – увы, ничего не могу с собой поделать. Да-с!

– Пять шиллингов? Мне? Но за что? – с большим усилием приняв сидячее положение, изумился бедный путешественник.

– Как же! За то, что сшибла вас, конечно. И это очень щедрое вознаграждение, учитывая, что виноваты целиком вы сами… – ответил мистер Пибоди, весь оказавшийся коротеньким и круглым, и протянул деньги. – Берите же!

Молодой человек подставил руку и, взяв монеты, бросил их через плечо в густые заросли.

– Провалиться мне на этом месте!.. – ахнул коротышка, замигав и тем еще усилив свое сходство с совой. – Чтоб я оглох, ослеп и онемел, если когда-нибудь наблюдал что-нибудь подобное! Пять шиллингов! Выбросить! Потерять! Чтобы никогда не найти! Проклятье! Что ж это делается, сэр, и кто вы и откуда, черт возьми, что запросто расшвыриваетесь деньгами – и немалыми – на удивление окрестным кроликам?

– Пожалуйста, раз вы хотите знать… – ответил пострадавший со странным, протяжным выговором. – Мое имя – Дэвид Лоринг, а направляюсь я…

Внезапно он осекся и провел по лбу трясущейся рукой. Потом воззрился на свои истоптанные, пропыленные башмаки, изумленно, словно только что проснувшись, огляделся вокруг и разразился счастливым смехом. Он все смеялся и смеялся, не в силах остановиться, и смех его все больше напоминал истерику. Но наконец молодой человек сумел подавить ее и, сев, стал раскачиваться из стороны в сторону, закрыв лицо руками и бормоча, как заведенный:

– Дэвид Лоринг… Я – Дэвид Лоринг!

– Что? – переспросил мистер Пибоди, с растущим опасением наблюдавший за его телодвижениями. – Как вы сказали? Дэвид кто?

– Лоринг… Я – Дэвид Лоринг! А в чем дело? – добавил он, увидав, что Пибоди выпрямился во весь рост и как-то чересчур внимательно на него уставился.

– Кажется, падение потрясло вас сильнее, чем я предполагал, – промолвил эскулап.

– Что вы имеете в виду?

– Э-э, будь я на вашем месте и пожелай назваться громким именем, я выбрал бы какое-нибудь другое… Де Вере, например, либо Верни, или на худой конец…

– А почему не Лоринг?

– Потому что это имя вызывает ненависть в здешних местах. Се прозвище безжалостного изверга и негодяя, хотя в его жилах и течет голубая кровь.

– О ком вы говорите?

– Я говорю о сэре Невиле Лоринге! И я не боюсь сказать это, нет, не боюсь! Пибоди не страшен никто на свете, а что до сэра Невила… Хотел бы я добиться права анатомировать его труп, дай Бог дожить до радостного дня. Его сердце с медицинской точки зрения, безусловно, представляет собой случай экстраординарной патологии – если оно у него есть. Да-с!

С этими словами изобретатель универсального мозольного снадобья закинул за плечи объемистый мешок и нахлобучил на голову широкополую шляпу с высокой тульей.

– Вы выглядите честным человеком, юноша, – изрек он, поклонившись, – поэтому, коль скоро по причине травмы черепа и сопутствующего шока вы ощущаете потребность называться чьим-то именем, советую выбрать какое-нибудь менее одиозное, нежели Лоринг.

– Благодарю вас. Я учту этот совет.

– И кстати, если вы ищете работу, я могу помочь. Справьтесь обо мне в гостинице «Вздыбившийся конь», но только до завтрашнего дня – послезавтра я отправляюсь на Льюисскую ярмарку.

– «Вздыбившийся конь»? – переспросил Дэвид. – Что ж, спасибо, не забуду… До свидания!

– Ого! По-моему, вы торопитесь отделаться от меня, молодой человек! Только если вы надеетесь перемолвиться словом с той леди, то плохо ваше дело – она другого поля ягода! Впрочем, вы молоды, а все юнцы – глупцы! Да-с!

Мистер Пибоди добродушно осклабился и, кивнув, покатился, как колобок, прочь.

Из робкого, забитого создания, которым был всего час назад, Дэвид снова превратился в уверенного, смело глядящего в будущее человека. Внутренне ликуя, он продолжал сидеть на обочине лесной тропы и упивался восторгом обретения собственного «я». Он ничего не замечал, пока не услышал топот копыт. Подняв глаза, он вновь увидел ту самую молодую даму на гордой рослой лошади, бежавшей на сей раз мелкой рысью, с устало опущенной холкой и взмыленными лоснящимися боками. Заметив Дэвида, дама натянула поводья и, остановившись, смерила его хмурым взглядом сверху вниз. Он тоже не остался в долгу и молча разглядывал всадницу. Стройная, гибкая, прекрасно сложена. Красивые темные глаза и полные капризные губы. А завершал портрет упрямый, решительный подбородок. И все же, несмотря на ее властность и надменный вид, Дэвид разглядел в ее больших глазах выражение… быть может, тоски? Или даже страха? Но если так – чего она боялась? Или кого?