Англо-Бурская война (1899–1902), стр. 56

Неделя с 10 по 17 декабря 1899 года была самой черной за всю жизнь нашего поколения и самой неудачной для британской армии в течение целого столетия. За короткий промежуток времени в семь дней мы проиграли, при всех оговорках или оправданиях, три самостоятельных сражения. По отдельности ни одно из этих поражений не имело особого значения, однако их общий эффект огромен, поскольку они были нанесены всем трем частям основных сил британской армии в Южной Африке. Потери составили примерно три тысячи человек и двенадцать орудий, а косвенный урон, в смысле ущерба нашему престижу, роста веры буров в свои силы и увеличения количества новобранцев в их рядах не поддается исчислению.

Читая материалы европейской прессы того времени, поразительно наблюдать, с какой радостью и глупым торжеством встречали эти наши неудачи. То, что подобным образом реагировали французские ежедневные газеты, неудивительно, поскольку наша история в значительной степени представляет собой противоборство с этой державой, и мы можем с удовлетворением принимать их неприязнь в качестве дани нашему успеху. Россия, как наименее прогрессивная из европейских стран, тоже испытывает естественную враждебность к образу мыслей, если не интересов, нашей державы, которая больше всех выступает за свободу личности и демократические институты. Такое же слабое оправдание можно дать и печатным органам Ватикана. Но как нам относиться к жестокой брани Германии, страны, чьим союзником мы являлись в течение столетий? Во времена Мальборо, когда Фридрих Великий переживал свои черные дни, в борьбе с Наполеоном, мы поддерживали немцев как братья по оружию. Точно так же, как австрийцев. Тем, что Наполеон в конце концов не стер эти две страны с карты мира, они в огромной степени обязаны британским субсидиям и британской твердости. И тем не менее, именно эти страны самым резким образом отвернулись от нас в тот единственный момент новейшей истории, когда мы получили возможность увидеть, кто нам друг, а кто – недоброжелатель. Полагаю, больше никогда, ни под каким предлогом на подобных союзников не будет потрачена британская гинея и пролита кровь британского солдата или матроса. Политический урок этой войны состоит в том, что нам следует крепить свою мощь в рамках собственной империи, а все, кто в нее не входят, кроме наших братьев по крови в Америке, пусть идут своей дорогой и отражают удары судьбы без помощи или помех с нашей стороны. Удивительно было обнаружить, что даже американцы так плохо понимают народ, из которого вышли, что такие газеты, как «Нью-Йорк Геральд» смогли вообразить, будто наше поражение в Коленсо является для нас прекрасной возможностью закончить войну. Однако другие ведущие американские печатные издания более трезво оценили ситуацию и поняли: даже десять лет подобных поражений не истощат нашей решимости и наших ресурсов.

На британских островах и в империи в целом наши неудачи встретили со скорбной, но непреклонной решимостью довести войну до победного конца и пойти на любые необходимые жертвы. Кроме унижения наши неудачи приносили и некоторое скрытое чувство удовлетворения, потому что победы буров должны были, по крайней мере, доказать всем абсурдность точки зрения, будто сильный нападает на слабого. После поражений ощутимо уменьшилась оппозиция войне. Стало слишком нелепым даже для ораторов, стоящих на самых безрассудных платформах, утверждать, что бурам навязали войну, когда каждое новое известие показывало, насколько тщательно они подготовились к борьбе и как много нам еще предстоит наверстывать. Многие из тех, кто выступал против войны просто из спортивного азарта болеть за маленького против большого, начали понимать, что, учитывая географическое положение этих людей, особенности местности, количество и стойкость их сил, мы взялись за дело, которое потребует такого напряжения, какого нам еще не приходилось испытывать. Когда в начале войны Киплинг пропел о «пятидесяти тысячах конницы и пехоты, отправляющихся в Тейбл-Бей», названное количество показалось чрезмерным. Теперь общественному мнению и в четыре раза большая цифра не представляется непомерной. И весь народ объединился в общем порыве. Их пугало только одно (и это часто и громко высказывалось), что парламент поведет себя слишком осторожно и не посмеет потребовать достаточных жертв. Волна охватившего страну чувства была настолько сильной, что любой митинг за мир, вызвал возмущение. Единственная лондонская ежедневная газета, выступавшая против войны, поддалась общему настроению и была вынуждена изменить свою линию. В провинциях оппозиция тоже практически не выступала, а большие колонии были даже более единодушны, чем метрополия. Неудача объединила нас там, где успех мог вызвать моральное неприятие.

В общем, решимость нации отразилась в решительных действиях правительства. Еще до того, как глубоководные кабели назвали нам имена погибших, были предприняты шаги, чтобы доказать всему миру, насколько велики наши скрытые резервы и как мы тверды духом. 18 декабря, через два дня после Коленсо, для продолжения кампании были приняты следующие решения.

1. Поскольку генерал Буллер полностью занят в Натале, контроль и руководство кампанией в целом передается в руки лорда Робертса, с лордом Китчинером в качестве начальника его штаба (таким образом, знаменитые старый и молодой солдаты были вместе призваны на помощь отечеству).

2. Призвать всех оставшихся армейских резервистов.

3. 7-ю дивизию (10 000 человек) отправить в Африку, сформировать 8-ю дивизию и подготовить ее к боевым действиям.

4. Отправить значительное артиллерийское пополнение, включая бригаду гаубиц.

5. Выслать за границу одиннадцать милицейских батальонов.

6. Послать мощный контингент добровольцев.

7. Направить кавалерийские силы территориальных частей.

8. Сформировать кавалерийский корпус, на усмотрение главнокомандующего в Южной Африке.

9. С благодарностью принимать патриотические предложения из колоний по предоставлению дополнительных контингентов.