Седина в бороду, стр. 4
Сэр Мармадьюк медленно удалился, оставив маленького скрипача наедине с его болью. Стемнело. Серебро волос светилось на темной земле.
Глава III,
в которой читатель познакомится с юной квакершей Евой-Энн
Сэр Мармадьюк, тяжело опираясь на трость, с огромным интересом разглядывал стог сена. Конечно же, ему и прежде доводилось видеть подобные сооружения, но никогда еще столь прозаическая вещь, как сено, не вызывала в нем такого интереса. Сэр Мармадьюк смертельно устал, он попросту валился с ног. Он отошел слишком далеко от дома, пройдя не одну милю по пыльным нескончаемым дорогам, его изящные сапоги с кисточками на голенищах, совершенно не приспособленные для столь тяжелых испытаний, натерли на ногах кровавые мозоли, и вот теперь сэр Мармадьюк со сбитыми в кровь ногами, с ломотой во всех членах, разглядывал столь необычный для себя объект, а в его взгляде читался нескрываемый интерес.
Это был довольно высокий стог, он выглядел мягким и уютным, он словно обещал утомленному путнику роскошное ложе для его ноющих членов. Сено наполняло воздух ароматом, навевающим заманчивые мысли о предстоящем забытьи. И, самое главное, к стогу была приставлена лестница, так и манившая воспользоваться услугами чудесного ложа.
Сэр Мармадьюк, прихрамывая, добрел до лестницы, несколько неуклюже взобрался наверх и с наслаждением растянулся на душистой постели, мечтательно глядя на одинокую звезду, мерцавшую в небе.
– Сорок пять! – бормотал наш герой. – Как глупо и нелепо. Как все… – Тут он вздохнул и погрузился в блаженное забытье.
Но спать ему пришлось недолго. Внезапно он проснулся оттого, что чья-то рука аккуратно зажала ему рот, и чей-то голос прошептал совсем рядом:
– Тише!
И голос, и рука, вне всякого сомнения, принадлежали женщине, и рука эта, хотя и теплая, и мягкая, была в то же время сильной и крепкой.
– Послушайте, мадам… – начал было сэр Мармадьюк, кое-как освободившись от руки.
– О, помолчи же! – зашипел голос, и рука вернулась на прежнее место, зажав рот джентльмена еще крепче. Сэр Мармадьюк волей-неволей повиновался.
В свете полной луны наш герой смог разглядеть пальцы красивой формы, плавный изгиб плеча, копну темных волос.
В наступившей тишине послышалось бормотание приближающихся голосов. Девушка ничком бросилась на сено и осторожно посмотрела вниз. Сэр Мармадьюк последовал ее примеру. По дороге шли три человека. Один их них держал в руке фонарь. Все трое внимательно вглядывались в ночную темноту. Тот, что нес фонарь, был одет в старый рабочий костюм, одежда двух других была получше, но тоже скромной и потертой. Невысокий толстяк в широкополой шляпе и высокий тощий человек в поношенной куртке следовали чуть позади человека с фонарем.
– О, Господи – вздохнул толстяк. – Бедная несчастная глупышка.
– Да уж, воистину глупая девчонка! – проворчал худой.
– Только представь себе, как она бредет в темноте, одинокая, беззащитная…
– Ее следовало бы выпороть!
– Но, Эбенизер…
– Выпороть, Иеремия! Высечь как следует!
– Ты слишком жесток, брат.
– А ты слишком мягок, Иеремия! Это ты виноват во всем, ты постоянно потакал ей, баловал…
– Нет, Эбенизер, это скорее твоя строгость заставила ее бежать.
– Послушайте, – вмешался в разговор человек с фонарем. – Не время пререкаться. Если мисс Ева и впрямь убежала, то нам следует либо поторопиться и догнать ее, либо вернуться назад и улечься спать.
– Верно, Джейкоб, верно! – вздохнул толстый Иеремия. – Надо искать, она не могла далеко уйти.
– Стог! – воскликнул тощий Эбенизер. – Джейкоб, заберись-ка наверх и погляди, нет ли там ее.
– Но здесь нет лестницы, мастер Эбенизер.
– Она должна быть…
– Да, сэр, я сам оставил ее здесь, но сейчас лестницы нигде не видно…
– Говорю тебе, брат, Ева-Энн пошла дальше. Нам надо торопиться!
– Но может он забралась на стог, Иеремия…
– Нет, дорогой брат. Она же направляется в Лондон, зачем ей прятаться в стогу. Господи, одна, в темноте… О, брат, если она покинула нас, если мы действительно потеряли нашу бедную девочку, Монкс-Уоррен опустеет, жизнь наша померкнет…
– Успокойся! Ты бы лучше помолчал, Иеремия, не смей даже думать об этом. Ведь если она и впрямь отправилась в Лондон, то только лишь ради этого развратного негодяя Дентона, будь он проклят!
– Тише, брат!
– Нам и впрямь следует поторопиться!
Все трое побрели дальше, фонарь качался в руке Джейкоба блуждающим ночным светляком.
Сэр Мармадьюк привстал и взглянул на девушку. Та уткнулась лицом в душистое сено. И без того изумленные органы чувств джентльмена уловили явственный всхлип. Сэр Мармадьюк как-то съежился и стал несколько беспорядочно вращать глазами, взглядывая то вниз, то снова на девушку, и лишь после четвертого всхлипа он решился спросить:
– Почему вы плачете?
– Потому, – голос ее был глубок и мягок, – что я люблю их всем сердцем, и у меня душа разрывается на части при мысли, что я покидаю их надолго, если не навсегда.
– Тогда почему бы вам не вернуться обратно?
– Нет-нет, я не могу, пока не могу.
– Почему?
– Я убежала из дома, чтобы выйти замуж, – просто ответила девушка, – и все же… – тут ее голос стал удивительно нежен – мне так тяжело оставлять этих дорогих мне стариков. Видите ли, я у них единственный ребенок, у них больше никого нет и не будет.
– Вы их племянница?
– Да.
– И вы действительно направляетесь в Лондон?
– Да.
– И, как я понял, не одна?
– С возлюбленным, сэр.
– С тем самым человеком, которого ваш дядя назвал негодяем?
– О, он не знает его так хорошо, как я.
– А вы, конечно же, полагаете, что знаете своего возлюбленного очень хорошо?
Девушка удивленно взглянула на него.
– Ну да, сэр. А как же иначе? Ведь я люблю его.
Тут сэр Мармадьюк быстро нагнулся и заглянул ей в лицо. Чудесные глаза открыто встретили его пытливый взгляд, они были чисты, как луговая роса.
– Вы действительно любите его, дитя мое?
– Да! Он настоящий джентльмен, красивый и смелый. И любит меня всей душой. Он так часто говорит мне о своей любви.
– И сегодня ночью вы встречаетесь с ним?
– Да, мы собираемся пожениться сразу же, как только прибудем в Лондон. Но все-таки я иногда боюсь…
– Если вы не хотите, вы не должны мне ничего говорить.
– Нет-нет, я очень рада поговорить с вами о моей любви. Я ведь никому не рассказывала, лишь старушке Нэнни, а она совершенно глуха. Но, сэр, – девушка подняла глаза и взглянула на звезды, – любовь так отличается от того, что я себе представляла.
– Почему же, дитя мое? – спросил он, не в силах оторвать глаз от безмятежной прелести своей собеседницы.
– Меня вот что беспокоит, сэр. Когда моего возлюбленного нет рядом, я рвусь к нему, но когда мы вместе, мне так часто хочется убежать от него, мне все время что-то мешает.
– Но что?
– Не знаю. Что-то в его глазах или голосе…
Она сдвинула густые брови и хмуро взглянула на безмятежную луну. Какое-то время девушка сидела, обхватив колени руками божественной формы, забыв, казалось, о своем собеседнике.
– А давно вы знакомы со своим избранником?
– Почти две недели, сэр. А теперь я уж и пойду. – Она вздохнула, надела соломенную шляпку. – Мы встречаемся в десять часов.
– Но лестница?
– Она здесь, наверху. Я втащила ее за собой.
– О, вы, должно быть, необычайно сильная девушка.
– Да, это так, сэр, – с бесхитростной улыбкой ответила мисс Ева.
– И вы не испугались, обнаружив меня здесь?
– По правде говоря, поначалу немножко испугалась, но мне все равно больше негде было спрятаться, и я решила остаться здесь. Ну а когда я разглядела вас получше, то поняла, что никакой опасности вы для меня не представляете.
– Ха, это все мой рассудительный возраст, дитя!
– Нет, сэр, у меня не было времени определить ваш возраст и убедиться в вашей рассудительности. И потом, меня успокоил ваш храп.