Приключения Михея Кларка, стр. 31

Спал я несколько часов и был разбужен страшным треском. А затем из нижнего этажа послышались пронзительные крики и звяканье стали. Я вскочил с кровати; ложе моего товарища было пусто. Дверь нашей комнаты оказалась отворенной. Шум продолжался, и мне показалось, что я расслышал голос Саксона. Схватив меч, я, не надевая каски и брони, поспешил вниз по лестнице.

Передняя и коридор были битком набиты перепуганными служанками и любопытными слугами, сбежавшимися подобно мне на шум. Я пробился через эту толпу в комнату, в которой мы завтракали утром. Круглый стол посередине комнаты был опрокинут. На полу виднелись три разбитые бутылки, вино текло в разные стороны, валялись также груши, яблоки, орехи и осколки блюд и тарелок. Я увидал также рассыпанные карты и ящик для игральных костей, а около дверей стоял Децимус Саксон, держа в руке рапиру. Другая рапира у него была зажата между ногами. Перед ним стоял молодой офицер в голубой форме, красный от гнева и стыда. Офицер оглядывался кругом, как бы ища оружия взамен того, которого его лишили. Этот офицер мог бы служить прекрасной моделью для скульптора, который пожелал бы изобразить бессильное бешенство.

Около этого офицера стояли его два товарища, тоже одетые в голубые мундиры. Я заметил, что они стояли, взявшись руками за рукоятки рапир. Тогда я стал рядом с Саксоном и приготовился защищать его и себя.

— Что бы сказал ваш фехтовальный учитель? — говорил Саксон, обращаясь к своему противнику. — Его надо выгнать вон за то, что он вам не объяснил, как надо обращаться с оружием. Долой этого учителя! Нечего сказать, хорош гусь! Из-за него офицеры королевской гвардии срамят себя, обнаруживая неумение управлять рапирой.

Старший из офицеров, коренастый брюнет с полным лицом, ответил:

— Эта насмешка, сэр, отчасти заслужена нами, но без нее можно было бы обойтись. Я совершенно согласен с тем, что наш товарищ напал на вас слишком поспешно и что такой молодой воин, как он, должен относиться более почтительно к опытному кавалеру вроде вас.

Другой офицер, красивый человек аристократической внешности, сказал тоже что-то в этом роде и прибавил:

— Если вас это извинение удовлетворяет, я готов к нему присоединиться, если же вы добиваетесь большего, то я охотно беру это дело на свою ответственность и буду с вами драться.

Саксон добродушно улыбнулся и толкнул отнятую рапиру своему противнику.

— Ладно уж, берите свое шило! — сказал он. — А другой раз, как будете драться на рапирах, наносите удар, держа рапиру вверх, а не вниз. Опуская ее, вы открываете кисть руки, и противник всегда вас может обезоружить.

Молодой человек вложил шпагу в ножны. Он был страшно сконфужен тем, что Саксон его так быстро обезоружил и так презрительно его отпустил. Не говоря ни слова, он вышел из комнаты. Децимус Саксон и два оставшихся офицера подняли стол и начали приводить комнату в порядок. Я помогал им в этом.

— Ко мне первый раз пришли три дамы, — ворчал старый искатель приключений, — я только что собирался объявить игру, а этот молодой петушок вдруг налетел на меня. Такая, право, досада! Из-за него же мы потеряли три бутылки мускатного вина. Если бы этому молодому человеку.пришлось пить столько дрянного вина, сколько я его пил на своем веку, он не швырялся бы так добром.

— Это очень горячий юноша, — ответил старший офицер, — вы ему дали хороший урок, пускай он пока посидит у себя в комнате и поразмыслит хорошенько, это принесет ему пользу. А что касается мускатного вина, то дело легко поправить. Мне будет очень приятно, если вы и ваш друг сделаете нам честь выпить с нами этого вина.

— Я был внезапно разбужен шумом и до сих пор не знаю, что такое у вас тут случилось, — ответил я.

— Самая обыкновенная трактирная ссора, — ответил старый офицер. — Благодаря искусству и рассудительности вашего друга дело не имело серьезных последствий. Прошу вас, садитесь на камышовый стул, а вы, Джек, закажите вина. Наш товарищ разбил бутылки, а мы возьмем новые. Это наше право. Спросите самого лучшего вина, Джек. Мы играли в «фараон», сэр. Мистер Саксон играет в эту игру так же хорошо, как и бьется на рапирах. Молодому Горсфорду очень не везло, он начал сердиться и сделался очень обидчивым. Ваш друг рассказывал о своих путешествиях по чужим странам и заметил, что во французских войсках дисциплина, по его мнению, лучше, чем в английских. Молодой Рорсфорд вспылил. Слово за слово, и дело дошло до того, что вы видели. Молодой человек только что поступил на военную службу и торопился показать свою храбрость. А другой офицер прибавил:

— Своим поступком он показал не храбрость, а недостаток уважения ко мне, его начальнику, ибо, если бы мистер Саксон сказал что-нибудь оскорбительное для английской армии, то право защищать нашу честь оставалось за мной. Я старший капитан и имею майорский патент. Я и должен защищать честь полка, а он — всего-навсего безусый корнет, который не умеет еще порядком обучать свою роту.

— Вы правы, Огильви, — сказал другой офицер, садясь за стол и обтирая карты, забрызганные вином. — Если бы это сравнение между английской и французской армией было сделано французским гвардейцем с целью похвастаться и унизить нас, то мы могли бы обидеться и вызвать его на дуэль. Но ведь это говорится англичанином, и притом опытным в военном деле человеком. Обиды тут нет и быть не может. Совершенно напротив, это — полезная и поучительная самокритика.

— Верно, Амброз, верно. Без этой критики наше военное дело застынет на одном месте, а нам надо во что бы то ни стало идти вперед. Наша армия должна идти рука об руку с армиями материка, которые непрестанно и быстро усовершенствуются.

Эти рассудительные замечания офицеров мне очень понравились, и мне захотелось с ними поближе познакомиться за бутылкой вина. О королевских офицерах я судил до сих пор со слов отца, который их терпеть не мог и называл щеголями и буянами. Но, проверив эти предрассудочные мнения на опыте, я нашел, что они совершенно неправильны. Так случается и со всеми нашими мнениями, которые основаны не на знакомстве с жизнью и опыте.