Стоящий у Солнца, стр. 93
Впопыхах и не заметил, когда отворачивал колесо…
Они погрузились в вертолет и, поддерживая связь с участковым, разъезжавшим по дорогам, полетели на осмотр территории. Целый час кружились над вырубками, горами, долинами ручьев, но безуспешно. Ни участковый на земле, ни девять пар глаз с неба не нашли ни машин, ни людей, ни какого-нибудь следа. Пилоты предупредили, что пора возвращаться на базу, – горючее было на исходе.
Служба генерала Тарасова работала безукоризненно…
Тогда ему и в голову не пришло, что шведы сделали из этого свой вывод: если генерал захватил Мамонта и не бросил его, разобравшись, что выкрали сумасшедшего, невменяемого, а значит, бесполезного человека, то, выходит, он вполне здоров и пригоден для дела. Таким образом, Иван Сергеевич попал не только под подозрение, но и под строгое наблюдение. Внешне все оставалось по-прежнему: референт называл его шефом и руководитель фирмы чувствовал в своих руках крепкие ременные вожжи, тогда как в шведском особняке все погрузилось в растерянность и уныние: «паровозу» перевели стрелку и угнали в неизвестном направлении, шведские вагоны простаивали в тупике.
У Ивана Сергеевича оставался еще один шанс отыскать Мамонта, если тот сумел вырваться от генерала. К месту встречи Инги Чурбановой и Данилы-мастера он на четвереньках, но доползет.
А если нет, то Иван Сергеевич был обязан сам явиться к камню со знаком жизни и завершить то, что не смог или не успел Мамонт: найти путь в царство Карны.
Рано утром двадцать восьмого августа он приказал референту срочно заказать вертолет и мимоходом обронил, что получил информацию от своих людей, связанную с Мамонтом, и требуется срочно проверить ее объективность. Он надеялся, что после рейда в Кошгару и в ее подземелья шведов никаким калачом больше не выманить из особняка. Референт исполнил поручение в срок. Иван Сергеевич предполагал возможность больше никогда сюда не вернуться, поэтому перед отлетом вошел в номер Августы, чтобы не тревожить ее и себя, поцеловал, как обычно, при расставании и прихватил с собой слайд из коробки. Взял наугад – воинственная Августа стояла над поверженным тигром…
Перед тем как подняться в воздух, Иван Сергеевич взял планшет у пилотов, отыскал заповедный камень и поставил рядом с ним точку. Пилоты послушно кивнули и подняли машину. Иван Сергеевич сидел в салоне один и потому волновался – не от кого было скрывать свои чувства. Но потом, чтобы взять себя в руки, достал слайд и стал рассматривать его на фоне проносившегося за иллюминатором зеленого уральского леса. Создавалось странное ощущение, будто Августа парила в пространстве…
Однако минут через двадцать вертолет неожиданно круто развернулся и лег на обратный курс. Пилоты объяснили, что получили штормовое предупреждение и путь через хребет временно закрыт: с сибирской стороны Урала шла гроза. Время еще было, чтобы переждать грозу на аэродроме и снова подняться в воздух. Но когда машина приземлилась и бортмеханик открыл дверь и выбросил сходни, в салон вошли Варберг, Джонован Фрич и референт. Варберг сразу же сунулся в кабину пилота, взял планшет, о чем-то поговорил с ним и вернулся в салон.
– Возникла срочная необходимость познакомиться с Мамонтом, – заявил он. – Надеюсь, вы не будете против?
Иван Сергеевич сразу все понял, к чему и штормовое предупреждение, и обещанная гроза. Точка на карте была поставлена!
И на его карьере тоже…
Вертолет тут же взмыл в небо и взял курс на восток.
«Старый чекист» превратился в молчаливого шведа: сидел, уставившись в одну точку. Его переиграли из-за собственной самоуверенности, потому что он никогда не был профессионалом в той области, в которой работают его противники. И сейчас уже было бессмысленно признавать это, проклинать себя за свои слабости, за мечтательную лень и за все остальное, что составляло его суть. Он думал напугать их Россией, но они не боялись ее, поскольку, наверное, и без его пламенных речей знали, куда приехали и зачем.
Теперь он сам вел к Мамонту, а может быть, и к Карне тех, кого мыслил опутать своими наивными интригами, поразить своими способностями к халтуре и в результате парализовать сознание и волю. Он знал, что существует Интернационал – бессмертное творение, но не подозревал, что от номера к номеру он становится каждый раз неузнаваемым и потому неуязвимым.
Нужно было что-то делать, а он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. В кармане куртки лежал заряженный пистолет, но стоило Ивану Сергеевичу двинуть локтем, чтобы опустить руку на колени, как референт резким движением потянул на себя полу его куртки и выдернул оружие из кармана. Они предвидели все…
Инга и Данила-мастер встретятся, и им уже будет не до того, чтобы озираться по сторонам и следить, нет ли «хвоста»; они будут смотреть друг на друга. Нет ничего проще «вытаптывать» влюбленных в пустынных и диких горах Урала…
Иван Сергеевич стал смотреть в иллюминатор. Внизу стелился лес колючим ковром с прорехами голых каменистых вершин невысоких гор, спереди же наплывал скалистый хребет Урала. «Стоящий у солнца» напоминал крепостные стены огромного, спрятанного за ними города. И вот теперь Иван Сергеевич, обратившись татем, средь бела дня открывал врагу неприступные ворота…
Он никогда не проливал слез бессилия, хотя знал иные. Он часто моргал, чтобы высушить глаза, и перед взором все двоилось…
И вспышка на земле, напоминающая солнечный зайчик, отраженный брошенной бутылкой или стекляшкой, тоже показалась сдвоенной. Два розоватых огонька приближались к вертолету, но удар был один, и настолько мощный, что перед глазами все сначала замелькало, голова, ударяясь о пол и стенки, стала бесчувственно-ватной. Поток сильного ветра промчался по салону, но потом все уравновесилось.
Вертолет потерял инерцию движения вперед и камнем валился на землю. В свободном полете тело стало легким, а перед глазами очутился квадратный иллюминатор с синим, видимым до самого космоса небом.
Он почти парил в невесомости и думал, что слайды бы с Августой хорошо смотреть на этом фоне…
25
Мысль о побеге у него возникла сразу же, едва он поднялся со стула и, ведомый конвоиром с резиновой дубинкой, ногой распахнул дверь вагончика. Нужно было не спускаться по ступеням, а прыгнуть с порога на землю и сразу резко в сторону, мимо штабелей бруса… Но едва дверь растворилась, как он мгновенно получил удар по лбу и голове. На несколько минут пропали всякие мысли вместе с сознанием. Он очнулся уже в другом, приземистом вагончике без окон. Его распинали на стене, растягивая руки привязанными к ним веревками. Пол качался, все плыло перед глазами, ноги подламывались. Кто-то облил его водой из стеклянной банки, в голове посвежело, но лоб и макушка оставались каменными. Перед ним было четверо. Двоих Русинов уже знал – порученец генерала и тот, что вытащил его из постели. Двое других – парни лет по тридцать, автоматы в руках, как игрушки…
– Что, Мамонт, оклемался? – участливо спросил порученец и поднес стеклянную банку к губам. – Жажда мучает… Ну, пей, пей, дорогой…
Едва Русинов сделал глоток, как порученец вдавил край банки в рот, разрывая уголки губ.
– Говори быстро! Кто водил тебя? Куда? Ну?! – Резко отнял банку, выплеснул воду в лицо. – Ну? Не слышу! Громче! – Ничего не услышав, обеспокоенно взял дубинку, постучал по ладони. – Мне жалко тебя, но голову надо поправить. С одного раза ты не понял…
И начал бить скользящими, обжигающими ударами по голове. Эта острая боль привела Русинова в чувство лучше, чем вода. Порученец знал, что делал, – мозги не выбивал, но кожу с головы, кажется, снимал пластами. Русинов не ожидал такой жестокости и дерзости, не мог предположить, что применят сразу самые крайние меры. Видимо, они просто иначе не умели и не могли.
Порученец передал дубинку тому, кто вывел Мамонта из дома. Этот был специалистом по животу – бил только по печени, по ребрам и торцом дубинки в живот. После нескольких ударов Русинов не выдержал, ноги подломились, и он обвис на веревках. Несколько минут он дышал через раз, перетерпливая боль. Ему всегда казалось, что он очень крепкий на удар, а тут почувствовал, что начинает раскисать: в глазах красно, вот-вот потеряет сознание. И не хватает воздуха.