Крейсер Его Величества «Улисс», стр. 18

Взяв донесение, Тиндалл медленно перечитал его. Потом повернул через плечо голову, едва улыбнулся.

– Похоже, вы правы, мой мальчик. Примите извинения старого ворчуна.

Карпентер что-то пробормотал и отвернулся, побагровев – на этот раз от смущения. Взглянув на Вэллери, Тиндалл задумался.

– Надо бы поговорить с командиром «Инвейдера». Его фамилия, кажется, Барлоу. Просемафорьте, буду говорить с ним по радиотелефону.

Они поднялись выше, в командный пункт авиационного офицера.

Уэстклифф уступил свое место адмиралу.

– Кэптен Барлоу? – проговорил Тиндалл, взяв в руки микрофон.

– Слушаю. – Голос Барлоу донесся из динамика над головой адмирала.

– Говорит адмирал. Как ваши дела?

– Надеюсь справиться, сэр. Боюсь, оторван значительный кусок носовой части. Имеется несколько раненых. Загорелось топливо, но пожар не распространяется. Водонепроницаемые двери целы. Механики и аварийные группы укрепляют поперечные переборки.

– Сумеете двигаться самостоятельно?

– Можно попробовать, сэр, но рискованно. Во всяком случае, при таком волнении.

– Как полагаете, до базы сумеете добраться?

– При попутной волне и ветре – да. Суток трое-четверо понадобится.

– Тогда ладно. – Голос Тиндалла звучал неприветливо. – Возвращайтесь назад. С оторванным носом от вас проку мало. Вам чертовски не повезло, кэптен Барлоу. Примите соболезнования. Да, вот еще что! Даю вам провожатыми «Балиол» и «Нейрн» и попрошу штаб выслать вам навстречу океанский буксир. На всякий случай.

– Благодарю, сэр. Мы все вам очень признательны. И последнее, Прошу разрешения опорожнить топливные цистерны правого борта. Мы приняли много воды, всю выкачать невозможно. Иначе крен не выправить.

– Я так и думал, – вздохнул Тиндалл. – Ничего не поделаешь. Принять от вас топливо в такую погоду невозможно. Счастливого пути, командир. Прощайте.

– Большое спасибо, сэр. Прощайте.

Двадцать минут спустя «Улисс» занял свое прежнее место в ордере.

Немного погодя команда крейсера увидела, как «Инвевдер», который уже кренился не так заметно, медленно повернул на зюйд-ост, а по обоим бортам его, подпрыгивая на волнах, шли два корабля – маленький эсминец класса «Хант» и фрегат. Через десять минут они исчезли из виду, закрытые снежным зарядом.

Три корабля ушли, осталось одиннадцать, но, странное дело, именно эти одиннадцать ощущали себя покинутыми.

Глава 5

ВТОРНИК

Об «Инвейяере» и случившейся с ним беде вскоре забыли. У 14-й авианосной эскадры возникло более чем достаточно других забот. Появился враг, с которым надо было бороться – враг много опаснее любой мины или подводной лодки. Изо всех сил стараясь удержаться на раскачивающейся, проваливающейся из-под ног палубе, Тиндалл посмотрел на Вэллери. «Вид у бедняги ужасен – краше в гроб кладут», – снова подумал он.

– Каково ваше мнение, командир? Перспективы не блестящие, а?

– Предстоит хорошая трепка, сэр. Дело к тому идет. Кэррингтон шесть лет плавал в Вест-Иидии, раз десять попадал в ураган. Он признается, ему приходилось видеть такой низкий барометр, но чтобы он еще и продолжал так стремительно падать – никогда. Во всяком случае, в здешних широтах. Выходит, это еще только цветочки.

– Очень утешили, премного вам благодарен, – сухо отозвался Тиндалл. – Тем более что и цветочки эти дают себя знать.

Достигнув девяти баллов, ветер более не усиливался. Перестая валить снег. Но все понимали, что это лишь временная передышка: далеко на норд-весте небо было зловещего цвета. Этот тусклый пурпурный оттенок не бледнел, не сгущался; такая монотонная окраска неба сулила беду. Даже тем, кто давно плавал в здешних водах и видел все разнообразие красок арктического неба, то черного, как смола, в летний полдень, то освещенного великолепием северного сияния, то чудесного лазурного цвета, когда небеса, улыбаясь, видят свое отражение в спокойной, молочно-белой воде за Ледовым барьером, – даже этим бывалым морякам не приходилось видеть ничего подобного.

Но адмирал не обращал внимания на небо. Он глядел на море. Все утро волны росли – постепенно, неотвратимо. Теперь, в полдень, море напоминало гравюру XVIII века с изображением парускика, попавшего в бурю: тесные ряды зеленовато-серых валов двигались чередой, увенчанные живописными гребнями кипящей белой пены. Только здесь расстояние от одного вала до другого было около полутораста метров, и эскадру, шедшую почти наперерез волне, трепало основательно.

Особенно тяжело приходилось малым кораблям. Каждые пятнадцать секунд они зарывались носом в пучину. Но еще более страшным и упорным врагом оказалась стужа. Давно опустившись ниже точки замерзания, температура продолжала падать.

Холод становился невыносимым, лед образовывался в каютах и кубриках, намертво сковывал трубы водопровода. Корежился металл, перекашивались крышки люков; дверные петли, замерзнув, перестали вращаться; смазка в приборах застывала, выводя их из строя. Нести вахту, особенно на мостике, было сущей мукой: первый же глоток ледяного ветра точно рассекал легкие, и человек начинал задыхаться.

Огромную опасность представлял собой лед. На палубе «Улисса» образовалось уже свыше трехсот тонн льда, и количество его увеличивалось с каждой минутой. Толстым слоем лежал он на главной палубе, на баке, на орудийных площадках и мостиках; длинными причудливыми сосульками свисал с комингсов, бащен и поручней, утраивал толщину каждого троса, штага и фала и превращал стройные мачты в безобразные, фантастического вида деревья. Он был опасен еще и тем, что превращал палубу в каток. С этой проблемой проще справиться на торговом судне, где топливом служит уголь и где под рукой сколько угодно шлака и золы. На современных же военных кораблях, где в качестве топлива применяют мазут, все гораздо сложнее. На «Улиссе» палубу посыпали песком с солью и уповали на Бога.

Но главная опасность заключалась в тяжести льда. Всякий корабль, если выразиться технически, может быть валким или остойчивым. У остойчивого корабля центр тяжести расположен низко, он подвержен качке, зато легко возвращается в первоначальное положение. Если центр тяжести расположен высоко, то говорят, что корабль валок. Такое судно неустойчиво и ненадежно, его трудно накренить, но зато столь же трудно выпрямить. Если же на палубе такого судна образуется лед, то центр тяжести переместится выше, а это крайне опасно. Последствия могут быть роковыми...

Особенно доставалось эскортным авианосцам и эсминцам, в частности «Портпатрику». И без того неустойчивые из-за высоко расположенной и тяжелой взлетной палубы, авианосцы представляли собой огромные площадки, на которых скапливался снег и образовывался лед. Поначалу взлетные палубы содержались в относительном порядке, специальные команды беспрестанно сметали снег метлами, посыпали палубу солью и обдавали горячим паром из шлангов. Но погода ухудшилась настолько, что послать человека на раскачивающуюся во все стороны, предательски скользкую палубу означало бы отправить его на тот свет. На «Реслере» и «Блу Рейнджере» имелись модифицированные отопительные системы, размещенные под взлетными палубами. На этих кораблях из Миссисипи, в отличие от английских судов, палубы были деревянные, поэтому в столь суровых условиях системы отопления оказались совершенно неэффективными.

Эсминцам доставалось еще больше. Им приходилось мириться не только со льдом, образовавшимся из спрессованного снега, но и со льдом, нараставшим на палубе по мере того, как через равные промежутки времени на корабль обрушивались все новые и новые массы воды. Брызги от волн, ударявшихся о форштевень, замерзали, не успев упасть на палубу. В некоторых местах толщина льда достигала фута. Под огромной его тяжестью скорлупки эти с каждым разом все глубже зарывались носом в пучину, и каждый раз все труднее вырывались из ее объятий. Командирам эсминцев, как и командирам авианосцев, оставалось лишь наблюдать с мостика за происходившим, да уповать на милость Провидения.