Пассажиры с пурпурной карточкой, стр. 6

– Вижу Рекса Лускуса, – говорит Чиб. – Дает интервью у входа в Народный Дом. Приличная толпа сбежалась.

Пеллусидарный прорыв

Лускусу надо бы добавить второе имя – Всегда-на-коне. Человек большой эрудиции с правом доступа к компьютеру Библиотеки Большого Лос-Анджелеса, обладающий хитроумностью Одиссея, он всегда дает фору своим коллегам.

Именно он основал школу критической философии «Иди-Иди».

Прималукс Рускинсон, его великий оппонент, провел обширные научные изыскания после того, как Лускус объявил название своей новой философии. Рускинсон утверждал, торжествуя, что Лускус позаимствовал фразу из устаревшего жаргона, имевшего распространение в середине двадцатого века.

На следующий день в интервью по фидео Лускус сказал, что Рускинсон проявил себя довольно посредственным ученым, что, в общем-то, и неудивительно.

«Иди-Иди» было взято из языка готтентотов. По готтентотски «иди-иди» означает «изучать», то есть созерцать до тех пор, пока не заметишь что-нибудь в предмете – в данном случае в художнике и его произведениях.

Искусствоведы выстроились в очередь, чтобы записаться в новую школу. Рускинсон подумывал о самоубийстве, но вместо этого обвинил Лускуса, что тот через постельные дела вскарабкался к славе.

Лускус ответил через фидео, что его личная жизнь никого не касается, а Рускинсон подвергает себя опасности попасть на скамью подсудимых, если будет нарушать частные интересы личности. Однако, чтобы поставить Рускинсона на место, потребуется не больше усилий, чем когда прихлопываешь москита.

– Москит – это что за хреновина? – спрашивают миллионы зрителей. – Неужели эти ученые шишки не могут говорить на общепринятом языке?

Голос Лускуса приглушается на минуту, переводчики растолковывают смысл непонятного слова, буквально на лету подхватив записку, выданную компьютером с нужным объяснением, после того как машина перебрала весь загруженный в нее энциклопедический запас.

В течение двух лет Лускус набирал очки, играя на новизне школы «Иди-Иди».

Затем он вторично утвердил свой престиж, несколько пошатнувшийся, выступив с философией Всепотентного человека.

Философия приобрела такую популярность, что Управление культурного развития и досуга закрепило за собой ежедневный одночасовой эфир на полтора года вперед для ознакомления зрителей с программой всепотентизации.

– Так что же такое Всепотентный человек? – обращается Лускус к председательствующему во время четвертой встречи в программе «Серия лусканских лекций». – Как он соотносится с современным Zeitgeist – духом времени? Никак. Всепотентный человек – это насущная необходимость нашей эпохи. Он должен материализоваться до того момента, как станет возможным золотой век. Как можно создавать Утопию, не имея утопийцев? Золотой век, имея людей из бронзы?

Именно в тот памятный день Лускус выступил с речью о Пеллусидарном Прорыве, тем самым сделав Чибиабоса Виннегана знаменитостью. И тем самым более чем не случайно опередив сразу на сто очков всех оппонентов.

– Пеллусидарный? Пеллусидарный? – бормочет Рускинсон. – Боже, представляю, что творится сейчас с господином Рядовым Зрителем!

– Мне потребуется некоторое время, чтобы объяснить, почему я прибегаю именно к таким словам при определении гениальности Виннегана, – продолжает Лускус. – Позвольте, сначала я сделаю как будто бы незначащее отступление.

От Арктики до Иллинойса

– Начнем с того, что Конфуций однажды сказал: если на Северном полюсе испортил воздух некий белый медведь, следствием будет сильный ураган в Чикаго. Под этим он имел в виду, что все события и, следовательно, все люди связаны между собой нерасторжимой паутиной. Если один человек совершает нечто на первый взгляд незначительное, от его движений все нити начинают вибрировать и оказывать воздействие на остальных людей.

Хо Чунг Ко, сидя перед своим фидеовизором на Тридцатом горизонте Лхасы, в Тибете, говорит своей жене:

– Этот беложопый все переврал. Конфуций не говорил такого. Ленин, спаси и сохрани! Сейчас позвоню этому типу и скажу ему пару ласковых.

Его жена говорит:

– Переключи на другой канал. Сейчас будет концерт из Пай Тинга и…

Нгомбе, Десятый горизонт, Найроби:

– Местные критики – банда черномазых выродков. Вот послушай, что говорит Лускус, он бы в одну секунду определил, что я гений. Завтра же утром подам заявление, что эмигрирую отсюда.

Жена:

– Мог бы сначала спросить, согласна ли я куда-то ехать! А дети? Мать? Друзья? Наша собака? – уплывает, замирая, голос – в темноту, подсвеченную на африканский манер, в ночь, где не бродят львы.

Лускус продолжает:

– Бывший президент Радинофф однажды сказал, что мы живем в эпоху Зацикленного человека. Делались довольно грубые выпады против этого проницательного, как мне кажется, определения. Но Радинофф не имел в виду, что человеческое общество – веночек из маргариток. Он имел в виду, что электрический ток современной жизни циркулирует по той цепи, частью которой мы с вами являемся. Мы живем в век Абсолютной взаимосвязи. Ни один из проводников не может дать слабину, иначе всех нас закроют. С другой стороны, не требует доказательств та истина, что потеря индивидуальности делает нашу жизнь бессмысленной. Каждый человек должен быть hapax legomenon…

Рускинсон подскакивает на стуле и вопит:

– Мне знакома эта фраза! На этот раз ты попался, Лускус!

Он так разволновался, что падает в обморок, это симптом широко распространенного дефекта в генах. Когда он приходит в себя, лекция уже кончилась. Рускинсон бросается к диктофону, чтобы прослушать то, что пропустил. Но Лускус уклонился ловко от главного момента и не дал четкого определения Пеллусидарного Прорыва. Он пообещал, что объяснит это в следующей лекции.

Старик, снова приникнув к окулярам, присвистывает:

– Я чувствую себя астрономом. Планеты вращаются на своих орбитах вокруг нашего дома, как вокруг Солнца. Вон Аксипитер, самый ближайший к нам, Меркурий, хотя он не покровитель ворам, он – их возмездие. Далее Бенедиктина – твоя опечаленно-покинутая Венера. Крепость, крепость, крепость! Сперматозоиды расплющивают себе головы об это каменное яйцо. Ты уверен, что она беременна? Твоя мать тоже там, начистила перышки; точно напрашивается под выстрел охотника; вот бы кто и стрельнул действительно. Мать Земля на подходе к перигею, который – госоргановская лавка, где она проматывает твое состояние.

Старик расставляет ноги, как будто борется с морской качкой, иссиня-черные вены на его ногах напрягаются виноградной лозой, которая душит ствол древнего дуба.

– Играю роль великого астронома, я – Доктор Звездочертзнаетчто, герр Штерншайссдрекшнуппе, затем быстрое перевоплощение, и я – Капитан дер подлетка фон харпцунен ди шпротен ин дер банка. Ах! Я видель снофа дас трамп шлепать, твой маман, рыскать, зарываться носом, давать крен в пьяном море. Компас потерян; каютам каюк. Гребные колеса молотят по воздуху. Шкоты шкодят. Чумазые кочегары шуруют лопатами так, что яйца у них вспотели, распаляя огонь своего бессилия. Винты запутались в неводах неврастении. И Большой Белый Кит – блестка в черных глубинах, но быстро всплывает, поставив целью прошить насквозь днище корабля, такое широкое, что невозможно промахнуться. Посудина обречена, я оплакиваю ее. Меня также тошнит от отвращения. Первая, пли! Вторая, пли! Ба-бах! Мама опрокидывается с рваной дырой в корпусе, но совсем не та дыра, о которой ты думаешь. На дно пошла, носом вперед, как подобает ревностному последователю какой-нибудь идеи, ее огромная корма взмывает к небу. Хлюп! Хлюп! С головою на дно! А теперь из подводного мира снова в космос. Твой Рыжий Ястреб, этот лесной Марс, появился только что из дверей таверны. И Лускус, одноглазый Юпитер, верховный покровитель искусства – прошу прощения, что мешаю в кучу скандинавские и древнеримские мифы, – выступает в окружении целой свиты своих приверженцев.