Ночные кошмары и фантастические видения (повести и рассказы), стр. 62
– Но ведь ты считаешь, что пистолет был заколдован.
– Нет, я этого не думаю, – спокойно произнесла Марта.
Дарси прошла в кухню за стаканом воды. Во рту у нее внезапно пересохло.
– Собственно, вот и все, – сказала Марта, когда ее подруга пришла обратно. – Джонни умер, и у меня остался Пит. Только когда я уже не могла работать, выяснилось, как много у меня друзей. Если бы я знала это, я ушла бы от Джонни раньше… а может, и нет. Никто из нас не знает, как развиваются события в мире, независимо от того, что мы говорим или думаем.
– Но ведь это не все, правда? – спросила Дарси.
– Да, произошли еще два события, – сказала Марта. – Два незначительных события.
Но по лицу Марты нельзя сказать, что эти события такие уж незначительные, подумала Дарси.
– Я пошла к Мамаше Делорм месяца через четыре после рождения Пита. Мне не хотелось идти, но я пошла. В конверте у меня было двадцать долларов. Я понимала, что не могу позволить себе этого, но я знала каким-то образом, что эти деньги принадлежат ей. Было темно. Лестница казалась еще уже, чем раньше, и чем выше я поднималась, тем сильнее ощущала ее запах и запахи ее квартиры – старых свечей и сухих обоев, и коричный запах ее чая.
Это чувство, когда двигаешься словно во сне – находишься за стеклянной стеной, – охватило меня в последний раз. Я подошла к ее двери и постучала. Ответа не было, я постучала снова. Опять никакого ответа, и я наклонилась, чтобы подсунуть конверт под дверь. И тут послышался ее голос по ту сторону двери, будто она тоже встала на колени. Еще никогда в жизни я не была так перепугана, когда услышала ее шелестящий старческий голос, доносящийся из щели под дверью, – казалось, я слышу голос из могилы.
«Он будет хорошим мальчиком, – предположила она. – Совсем как его отец. Как его естественный отец».
«Я кое-что вам принесла», – сказала я. Я едва слышала свой собственный голос.
«Подсунь его под дверь, милая», – прошептала она.
Я просунула конверт наполовину, и она втянула его к себе. Я слышала, как она разорвала конверт, и ждала. Просто ждала.
«Этого достаточно, – послышался ее шепот. – Уходи отсюда, милая, и больше никогда не смей возвращаться к Мамаше Делорм, ясно?» Я вскочила и побежала прочь так быстро, как только могла.
Марта подошла к книжному шкафу и через несколько секунд вернулась с книгой в твердом переплете. Дарси тут же обратила внимание на сходство между оформлением обложки этой книги и рисунком на книге Питера Роузуолла. Эта книга называлась «Сияние небес», и на обложке были двое американских солдат, атакующих вражеский дот. Один из них держал в руке гранату, другой стрелял из автомата. Автором книги был Питер Джефферис.
Марта сунула руку в сумку и достала книгу своего сына, сняла папиросную бумагу, в которую она была обернута, и осторожно положила ее рядом с книгой Джеффериса. «Сияние небес», «Блеск славы». Когда книги лежали рядом, сходство между ними было несомненным.
– Вот это и есть еще одна вещь, – сказала Марта.
– Да, – с сомнением сказала Дарси. – Они действительно похожи. А как относительно содержания? Может быть, и оно… понимаешь… Она замолчала, смутившись, и посмотрела на Марту из-под опущенных ресниц. С облегчением Дарси увидела, что Марта улыбается.
– Ты хочешь спросить, не скопировал ли мой мальчик книгу этого отвратительного белого? – В голосе Марты не было обиды.
– Нет! – воскликнула Дарси, может быть, слишком поспешно.
– Если не считать того, что обе книги рассказывают о войне, в них нет ничего общего, – сказала Марта. – Они отличаются друг от друга, как… ну, отличаются, как белое и черное. – Она помолчала и добавила: – Но временами появляется ощущение… почти заметное… Это тот солнечный свет, о котором я тебе говорила, – ощущение, что мир на самом деле, в общем-то, гораздо лучше, чем кажется, особенно лучше, чем он кажется тем, кто слишком умен, чтобы казаться добрым.
– Тогда разве не может быть, что твоего сына вдохновил Питер Джефферис… что он познакомился с его творчеством в колледже и…
– Конечно, – согласилась Марта. – Думаю, мой Питер действительно читал книги Джеффериса, – это вполне может быть, можно даже сказать, что свой ищет своего. Но здесь есть еще что-то, и это объяснить гораздо труднее.
Она взяла роман Джеффериса, задумчиво посмотрела на него, затем взглянула на Дарси.
– Я пошла и купила эту книгу примерно через год после рождения моего сына, – сказала она. – Она все еще была в продаже, хотя книжному магазину пришлось послать специальный заказ издателю. Когда мистер Джефферис находился в отеле во время одного из своих приездов, я собралась с духом и попросила его написать на ней что-нибудь для меня. Думаю, он был удивлен моей просьбой, но, пожалуй; немного польщен. Смотри.
Она отвернула первую страницу книги «Сияние небес».
Дарси прочитала, что там было напечатано, и почувствовала в собственном сознании какое-то жуткое раздвоение. Эта книга посвящается моей матери. Алтее Дискомонт Джефферис, самой прекрасной женщине, которую я знал. А чуть ниже Джефферис написал авторучкой, черными чернилами, которые уже начали выцветать: Марте Роузуолл, которая убирает за мной и никогда не жалуется. Еще ниже он расписался и поставил дату – август 1961 года.
Написанное от руки ПОСВЯЩЕНИЕ показалось Дарси сначала неуважительным… а потом внушающим неосознанный страх. Но прежде чем она задумалась над этим, Марта открыла книгу своего сына «Блеск славы» и положила ее рядом с книгой Джеффериса. Еще раз Дарси прочитала напечатанное ПОСВЯЩЕНИЕ: Эта книга посвящается моей матери Марте Роузуолл. Мама, я никогда не написал бы ее без тебя. А ниже была приписка тонкой шариковой ручкой: И это абсолютная правда. Я люблю тебя, мама! Пит.
Но Дарси вообще-то не читала надпись, она только смотрела на нее. Ее взгляд двигался туда-сюда, туда-сюда между страницей с ПОСВЯЩЕНИЕ м, написанным в августе 1961 года, и ПОСВЯЩЕНИЕ-м, написанным в апреле 1985-го.
– Видишь? – тихо спросила Марта.
Дарси кивнула. Она увидела.
Тонкий, наклонный, какой-то старомодный почерк был одинаковым на обеих книгах… как и сами надписи, если не обращать внимания на вариации в выражении любви и близости. Отличается только тон написанных от руки посвящений, подумала Дарси. Разница была такой же очевидной, как между черным и белым.
Палец
В тот момент, когда послышался шорох, Говард Митла сидел один в своей квартире в Куинсе. Говард был обыкновенным бухгалтером, которых в Нью-Йорке множество. Его жена Вайолет Митла была обыкновенной медсестрой, работающей у зубного врача, которых в Нью-Йорке также немало. Дождавшись конца теленовостей, она побежала в магазин на углу за мороженным. После новостей шло «Поле чудес», которое ее не интересовало. Она говорила, что ведущий, Алекс Требек, похож на хитрого евангелиста, но Говард-то знал, в чем дело: в «Поле чудес» она чувствовала себя дурой.
Шорох доносился из ванной, которую от спальни отделял крохотный отрезок коридора. Говард сразу же определил место. На вора не похоже – он еще в позапрошлом году навесил на окна толстую сетку за свой счет. Больше походило на мышку в раковине или в ванне. Может быть, даже крыса.
Он подождал нескольких первых вопросов, надеясь, что шорох исчезнет сам по себе, но он не прекращался. Когда пошла реклама, Говард неохотно встал и пошел к двери ванной. Она была распахнута, так что шорох слышался еще громче.
Скорее всего мышь или крыса – как будто лапки скребут о фарфор.
– Черт, – разозлился Говард и направился в кухню.
В углу, между газовой плитой и холодильником стояли принадлежности для уборки – швабра, ведро с тряпками, совок с гибкой ручкой. Говард взял в одну руку швабру, поближе к щетине, а в другую совок. Вооружившись таким образом, он не спеша прошагал через маленькую гостиную к двери ванной, насторожился. Прислушался.