Лавалитовый мир, стр. 13

Несмотря на связанные запястья, Кикаха взял девочку на руки и быстро зашагал к проходу в горах. Люкио бежала впереди. В блеске молний и яростном шуме бури ее фигура казалась маленькой и беззащитной. Позади раздался оглушительный раскат грома. Ребенок обвил руками шею Кикахи и прижался лицом к его плечу.

Кикаха выругался. Ему еще никогда не доводилось попадать в такую жуткую грозу. Тем не менее сейчас он мог убежать от туземцев. У него впервые появилась возможность снова обрести свободу… но тогда пришлось бы бросить ребенка на произвол судьбы.

Из черных туч хлынул ливень, хлеставший по телу, словно плеть. Вода лилась как из ведра.

Кикаха ускорил шаг и опустил голову. В зареве частых молний проступала фигура Люкио темным пятном. Женщина бежала впереди, подгоняемая страхом. Будь Кикаха покрепче и без ноши на руках, он бы вряд ли догнал ее теперь. Люкио бежала, как олимпийский чемпион.

Внезапно она поскользнулась на мокрой траве, упала и проехала на животе несколько футов. Едва Люкио поднялась на ноги, как послышалось громкое шипение и оглушительный треск. Кикаху ослепила яркая вспышка. Несколько секунд он вообще ничего не видел. А молнии продолжали свой огненный танец, хотя уже и не так близко. Прозрев, он увидел, что Люкио снова лежит на земле. И не двигается.

Приблизившись к ней, Кикаха почувствовал запах горелой плоти. Девочка сильнее прижалась к его груди. Он опустил ее на землю и осмотрел почерневшее тело Люкио. Она была мертва. Кикаха схватил ребенка и побежал по склону холма. На фоне мелькавших вспышек он вдруг заметил гигантскую призрачную фигуру.

«Вот это да! — подумал он, замедляя шаг. — Такого не увидишь и в кошмарном сне. Не удивительно, что все племя бежало в панике, забыв о маленьком ребенке».

Фигура приблизилась, и Кикаха обнаружил, что это два существа, а вернее, Вергенгет на своем хикву. Вождю удалось укротить испуганного «лося», и он вернулся за отставшими. Победа над собственным страхом далась ему тяжелой ценой. Он весь дрожал от напряжения и с трудом удерживал мусоида от панического бегства. Бедное животное, очевидно, решило, что хозяин сошел с ума, потому что только безумец мог вернуться в этот ревущий ад наполненного смертью побережья.

В тот миг Кикаха понял, почему Вергенгет стал вождем.

Седая мокрая борода старика прилипла к груди. Ноздри яростно раздувались, а зрачки вращались, как у бешеного пса. Он прикусил губу с такой силой, что появилась кровь, Кикаха окликнул его и указал на труп. Вергенгет кивнул, давая понять, что он все уже увидел.

Вождь усадил ребенка в седло перед собой. Кикаха подумал, что туземец бросит его здесь. Да и зачем было рисковать своей шкурой и жизнью девочки из-за какого-то чужеземца?

Однако Вергенгет наклонился, протянул руку и помог Кикахе взобраться на хикву. Потом развернул мусоида к ущелью и пустил его в галоп. Животное помчалось вперед, как выпущенная из лука стрела. Несмотря на тяжелый груз, «лось» скакал все быстрее и быстрее, и вскоре они добрались до ущелья. Дождь остался позади. Гром и молнии по-прежнему бушевали, но уже на безопасном расстоянии.

ГЛАВА 8

Вергенгет передал девочку рыдавшей матери. Расстроенный отец поцеловал дочь, но на его лице застыло выражение висельника. Он стыдился своей трусости и того, что позволил страху овладеть собой.

— Мы останемся здесь, пока ярость Властителя не утихнет, — сказал вождь.

Кикаха спустился с животного. Следом за ним на землю спрыгнул Вергенгет. Какой-то миг Кикахе хотелось выхватить нож из-за пояса вождя. Он мог бы убежать в грозу, и никто из туземцев не отважился бы броситься в погоню. Он спрятался бы в густых лесах побережья, и если бы молнии обошли его стороной, люди племени уже никогда не нашли бы следов своего странного пленника.

Да, Кикаха мог убежать. Но кое-что удерживало его от решительных действий. И истина состояла в том, что ему не хотелось оставаться одному.

Большую часть жизни Кикаха был одинок — причем не из-за отсутствия таких качеств, как общительность и дружелюбие. Нет, он без труда сходился с людьми: сначала с детьми с соседних ферм, затем с ровесниками в сельской школе, а позже с другими студентами в колледже.

Благодаря любопытству, атлетическим способностям и склонности к языкам он становился душой и лидером любой компании.

И еще Пол Финнеган любил читать. Он относился к породе тех ненасытных читателей, которые, выбирая между вечеринкой и книгой, всегда останавливались на последнем варианте. Ему просто не хватало времени. Сын фермера с детства обречен трудиться, и именно с тех пор Пол решил, что не будет фермером. Он тянулся к знаниям, настойчиво добиваясь хороших оценок в школе. Юный Финнеган мечтал о путешествиях по экзотическим странам. Ему хотелось стать зоологом или хранителем краеведческого музея. Он грезил о сказочных местах в глубинах Африки, Малайзии и Южной Америки. Но для этого требовалась степень магистра или доктора наук. И чтобы добиться ее, нужны были высшие баллы в школе и колледже. К тому же мальчику нравилось учиться.

Он читал все, что попадало в руки.

Одноклассники смеялись над ним, называя зубрилой и «букварем». Они шутили над ним без злобы и грубых насмешек, уважая его находчивость и быстрые кулаки. Но они не понимали этого странного и страстного желания учиться.

Если бы кто-то из посторонних людей наблюдал за Полом в возрасте от семнадцати до двадцати двух лет, он вряд ли заметил бы легкую отстраненность юноши от своих сверстников. Перед его взором предстал бы прекрасный спортсмен, краса и гордость школы, отличный ученик с репутацией крутого парня, который изъездил на мотоцикле все окрестные дороги и переспал на сене со всеми девчонками в округе. В отличие от сверстников Пол с отвращением относился к спиртному, но, однажды выпив, попал за решетку за неподчинение дорожной полиции. Это событие буквально сломило его родителей. Мать плакала, отец топал ногами от бессилия и ярости. А Пол без особого труда сбежал из тюрьмы, навестил знакомых и снова добровольно вернулся в заключение, до глубины души удивив надзирателей и полицейских.

Его приятели восприняли это как подвиг. Подружки ужасались и восхищались. Учителя тревожились и недоуменно разводили руками. Но судья, заставший Пола за чтением «Заката и падения Римской империи» незабвенного Гиббона, посчитал юношу пылким и одаренным романтиком, на которого повлияло окружение плохих товарищей. Обвинение сняли, но судья назначил Полу неофициальный испытательный срок. Юный Финнеган поклялся вести себя, как добропорядочный гражданин, и был верен данному слову на протяжении всего испытательного срока.

С тех пор Пол редко покидал ферму, стараясь не испытывать судьбу в лихих забавах друзей, хотя их баловство в основном объяснялось стремлением подражать своему отчаянному вожаку. Обиженные родители почти не разговаривали с ним. Он работал, учился и изредка охотился в лесу. Ему понравилось одиночество. Он предавался уединению так же беззаветно, как прежде общался с друзьями.

А потом, то ли от неосознанного желания наказать Пола за прежние проступки, то ли стараясь удержать его на пути истинном, чета Финнеганов открыла ему потрясающую тайну.

Он оказался приемным ребенком.

Новость ошеломила его. Как и многие дети, Пол прошел возрастной период, когда родители кажутся чужими и враждебно настроенными людьми. Он не стал цепляться за эти детские фантазии, возникавшие обычно после обид, ссор с отцом и других недоразумений. Но когда все его предчувствия оказались горькой правдой, он не мог поверить своим ушам.

По словам приемных родителей, настоящей матерью Пола была англичанка с причудливым именем Филея Джейн Фогг-Фог. При других обстоятельствах он посчитал бы это забавным. Но в тот момент Пол не находил здесь ничего смешного.

Родители Филеи Джейн вышли из рода английских мелкопоместных дворян, а ее прапрадед женился на парсиянке. Парсы, насколько он знал, бежали из Персии под натиском мусульман и позже осели в Индии. То есть он на одну восьмую был индусом — не индейцем, среди которых его приемные родители имели нескольких предков, а настоящим азиатским индусом, пусть даже и с небольшими оговорками. Дело в том, что парсы обычно не вступали в брак с индусами.