Гнев Рыжего Орка, стр. 47

Прошло еще несколько минут — и Джим влетел в черный круг. Его целью было время шесть лет спустя. Может, уж на этот-то раз он застанет Орка в благополучных обстоятельствах. Бывают же такие, согласно статистике.

О, Рог Шамбаримена! Орк снова был в старом дворце своего отца. Больше с ним в покоях никого не было, и ни звука не доносилось через открытое, загороженное крепкой решеткой окно. Лос снова схватил сына, когда тот явился в Голгоноозу с целью убить отца. Вала скрылась в каком-то другом мире. Произошло это семь месяцев назад, и Орка заключили в доме его детства, в заоблачном дворце.

Джим, к своему потрясению, открыл, что Лос на этом не остановился. В теле Орка появилось нечто странное. Прибавились новые мускулы, которых раньше не было, а ног не чувствовалось совсем, и передвигался Орк каким-то новым, пугающим образом.

Потом Джим увидел отражение Орка в громадном зеркале и пришел в такое удивление и ужас, что чуть было не вырвался и не вернулся на Землю. Нагое тело Орка вплоть до половых органов было таким же, как прежде. Но нижняя часть была туловищем змеи. Ноги исчезли. Орка врастили в гигантское змеиное тело пятьдесят футов длиной, покрытое ярко-зеленой чешуей. На зеленом фоне через равные промежутки располагались алые пятиугольники. Мощная верхняя часть змеиного тела поддерживала торс Орка в вертикальном положении. По полу он двигался, как питон.

Его превратили в змеечеловека, получеловека-полузмея.

Джим достаточно разбирался в тоанской науке и истории, чтобы сообразить, кто произвел эту метаморфозу. Лос, вместо того чтобы убить сына, придумал для него новую пытку. Использовав свое знание биологии и технику, пока еще доступную властителям, он превратил Орка в чудовище. Молодому человеку ампутировали ноги и срастили его с обезглавленной змеей.

Иногда Лос являлся в свой покинутый ныне дворец, чтобы поиздеваться над Орком. Он сказал сыну, что Энитармон вернулась к нему, и после воссоединения у них родилось еще трое детей: Вала, названная в честь тетки по желанию Энитармон, Паламаброн и Теотормон. Все они родились от суррогатных матерей. Орк был единственный, кого Энитармон выносила сама. Она хотела хотя бы раз в жизни испытать естественные роды. Но, испытав их однажды, больше этот опыт повторять не пожелала.

— Но теперь-то я усвоил свой урок, — сказал Лос. — Впредь, когда мои дети вырастут, я буду отправлять их в другие миры. Одни миры будут свободны — те, чьи владельцы уже убиты. В других же мирах моим детям придется помериться умом и хитростью с их правителями.

Энитармон не знала, ни что ее сына держат в заточении, ни что его превратили в чудовище. Лос сказал ей, что ему стало известно — Орк благополучно проживает в мире Манату Ворсион. Эта почтенная женщина усыновила его, и Орк продолжает свое образование в ее мирной вселенной. Когда-нибудь Лос разрешит, мол, Энитармон навестить сына — но нескоро еще, тогда лишь, когда неистовая взаимная ненависть между Лосом и Орком утихнет.

Тем временем Лос позаботился занять Энитармон воспитанием детей — с помощью множества слуг.

Орк не знал, правду ли говорит отец. Возможно, мать все еще томится в заточении или убита.

Джим коснулся мозга-призрака и ощутил ответное прикосновение.

Призрак определенно стал больше. Джим решил побыть с Орком еще немного, чтобы понаблюдать за этим захватывающим гибридом человека и змеи. Первое, на что он обратил внимание, — это совмещение кровеносных систем обоих тел. Рептилия была теплокровная, а следовательно, не настоящая змея. Ее изготовили в лаборатории Лоса специально, чтобы подсоединить к телу Орка — а для этого и в том, и в другом теле должна была циркулировать та же самая кровь. В змеиной половине было свое сердце — одно лишь человеческое не справилось бы с перекачкой крови по всей огромной туше.

Змеиная половина соединялась с человеческой чуть пониже заднего прохода и гениталий Орка. Но Орк был избавлен от унизительной необходимости испражняться на спину змеи, пачкая себя при этом. Пища, которую он ел, переваривалась в его желудке, а потом поступала в желудок змеи. Моча частично выходила через его собственный канал, но большей частью через змеиный.

Для поддержания жизни и здоровья Орк был вынужден поглощать еду и питье в огромных количествах. Если бы он попытался уморить себя голодом, он бы мучился и за себя, и за змею.

— Образно говоря, ты всегда был змей, — сказал ему Лос. — А теперь метафора стала реальностью.

— Я змей, который кусается! — рыкнул Орк. — Змей, который может удушить тебя!

Лос, посмеявшись, продолжал:

— Когда я поймаю Валу, я сделаю из нее достойную подругу для тебя.

Очень хочется посмотреть, как вы совьетесь, чтобы заняться змеиной любовью. И как это у вас получится. Такого никто еще не видал!

Орк не ответил — не хотел, чтобы Лос знал, как его сын томится по человеческому обществу, особенно женскому, особенно — обществу Валы.

Бегство казалось невозможным. Врата, снабженные ловушкой, были установлены сразу за единственной дверью и четырьмя окнами. Лос никогда не входил в комнату, хотя открывал иногда дверь, чтобы посмеяться над сыном. Обычно он общался с Орком через телеэкран на стене. И любил будить Орка среди ночи. За это Орк на него не злился. Время дня или ночи мало чго значило для узника, и он был рад случаю увидеть человека и поговорить с ним — даже если это был его отец. Лосу он, конечно, этого не показывал.

Через три месяца после помещения в тюрьму из сдвоенного тела Орка посыпались драгоценности.

ГЛАВА 29

Сначала Орк решил, что покрылся нарывами вследствие какой-то инфекции. На обеих его половинах быстро, как грибы, появились твердые вздутия — только лицо и шея остались чистыми. Они ужасно чесались, и тонкая кожица над ними лопалась при малейшем прикосновении. Из трещин иногда сочилась кровь, но гноя не было. Внутри просматривались какие-то многогранники, на ранней стадии эластичные, как резина. Позже они стали твердыми, как камень. Цвета и оттенки этих образований были самыми разнообразными.

Орк понимал, что обыкновенной болезнью заразиться не мог. Тоаны обладали иммунитетом к прыщам, нарывам и любой кожной инфекции. В его хвори, должно быть, повинен Лос.

Через неделю вздутия увеличились. Величиной они были с грецкий орех, но гораздо тверже, чем его скорлупа. Кожа над ними уже не лопалась, а зуд после первых трех дней прекратился. Орк перестал скрестись, и все расчесы зажили часов за пять.

К счастью, на змеином брюхе выросты отсутствовали. Иначе двигаться по гладкому полу было бы и болезненно, и затруднительно. Даже теперь, хотя Орк перемещался боком, его извивающийся хвост то и дело скользил. Лос, когда появлялся в дверях или на экране, отказывался отвечать на вопросы Орка, сказав только:

— Это не болезнь.

Кожа над всеми опухолями лопнула в один и тот же час, и их содержимое с грохотом посыпалось на пол. Это были граненые камни — они походили на драгоценные и блестели на свету.

Вскоре после этого в дверях появился Лос. Он долго смеялся, потом сказал:

— Ты у нас ходячая сокровищница, Орк, сам себе прииск и ювелир. Скоро ты будешь по самую задницу, человеческую задницу, в бриллиантах, изумрудах, гранатах, рубинах, сапфирах, аметистах и хризобериллах. Может, даже утонешь в них. Благодари меня, сын мой. Твой отец осыпает тебя драгоценностями, хотя ты не заслуживаешь ничего, кроме навоза и пепла. История о твоем роковом богатстве и твоей странной смерти разойдется по всем мирам — я уж прослежу за этим, — и ты станешь такой же легендой, как Шамбаримен и Манату Ворсион.

Вместо ответа Орк нагнулся к полу, зачерпнул пригоршню еще влажных самоцветов, выпрямился и швырнул камни в дверь. Лос сделал лишь небольшой шаг назад и тут же вернулся на прежнее место.

Камни, вылетевшие за дверь, исчезли.

Орк убедился, что врата находятся именно там.

— Теперь ты будешь видеть меня только на экране, — сказал Лос. — А от камней избавиться тебе не удастся. Тони в своем море красоты!