Желание, стр. 1

Шорох снега коснулся холодного окна. Огромный пустой дом заскрипел под порывом ветра.

– Что? – спросил я.

– Я ничего не говорил. – Чарли Симмонс, сидевший передо мной возле камина, встряхивал жареную кукурузу в большой металлической миске. – Ни слова.

– Черт возьми, Чарли, я же слышал…

Замерев, я смотрел, как снег засыпал улицы и далекие поля. Самая подходящая ночь для привидений, чтобы подкрадываться к окнам и заглядывать внутрь.

– Тебе померещилось, – сказал Чарли.

Неужели, подумал я. Есть ли голоса у природы? Существует ли язык ночи, времени и снега? Что происходит, что связывает мрак снаружи и мою душу здесь?

И снег ли шуршал на улице, или это прошлое, накопленное за долгие времена, и желания и отчаяния переговариваются на своем языке?

– Боже мой, Чарли, могу поклясться, что только что слышал, как ты сказал…

– Что сказал?

– Ты сказал: "загадай желание".

– Я так сказал?

Его смех не заставил меня обернуться; я продолжал смотреть на падающий снег, и я сказал то, что должен был произнести…

– Ты сказал: "Это особенная, прекрасная, странная ночь. Так загадай лучшее, самое дорогое и странное желание, идущее от самого сердца. И оно исполнится." Вот что я слышал, а ты сказал.

– Нет. – Я увидел, как его отражение в зеркале покачало головой, – Но, Том, ты уже полчаса стоишь, загипнотизированный снегопадом. Огонь гудит в камине. Желания не сбываются, Том. Но… – тут он замолк, но с удивлением добавил, – черт возьми, ты ведь слышал что-то? Ладно. Выпей.

В миске над огнем продолжала потрескивать кукуруза. Он налил мне вина, к которому я не притронулся. Снег продолжал равномерно падать за темным окном, невесомый, как дыхание.

– Почему? – спросил я. – Почему такое желание возникло в моей голове? Если не ты сказал эти слова, то кто?

И в самом деле, подумал я, кто мы такие? Двое писателей, поздно вечером, одни, мой друг, приглашенный на ночь, два старых приятеля, привыкшие много разговаривать и болтать о духах, испробовавшие интереса ради весь этот хлам вроде вертящихся столиков и телепатии, связанные многолетней дружбой, но всегда полные насмешек, шуток и ленивого дурачества.

Но то, что сегодня вечером происходит за окном, подумал я, прекращает наши шутки, гасит улыбки. Снег – ты только посмотри! – хоронит наш смех…

– Почему? – спросил за моей спиной Чарли, потягивая вино и глядя на красно-зелено-голубое пламя, а теперь устремив взгляд на мой затылок. – Почему желание именно в такую ночь? Ведь это рождественская ночь, верно? Через пять минут родится Христос. Он и зима будут властвовать всю неделю. Эта неделя, эта ночь утверждают, что Земля не погибнет. Зима дошла до вершины своей власти, и теперь мир движется к свету и весне. Это что-то особенное. Это невероятно.

– Да, – пробормотал я и подумал о тех древних временах, когда сердца пещерных людей умирали вместе с приходом осени и уходом солнца, и они плакали, пока мир замирал в белом оцепенении, а потом в одно прекрасное утро солнце вставало раньше, и мир был спасен снова, еще ненадолго. – Да.

– Итак, – Чарли прочел мои мысли и отпил немного вина. – Христос был обещанием весны, не так ли? В середине самой длинной ночи года содрогалось Время, а Земля вздрагивала и рождала миф. И что провозгласил этот миф? С Новым годом! Боже мой, ведь первое января – не первый день нового года. Это день рождения Христа. Его дыхание касается наших ноздрей, обещает весну, с первой же секунды после полуночи. Вдохни поглубже, Томас!

– Заткнись!

– Почему? Ты снова слышишь голоса? Да!

Я повернулся к окну. Через шестьдесят секунд наступит утро Его рождения. Какое еще время, пронеслась у меня безумная мысль, может лучше подойти для того, чтобы загадать желание?

– Том… – Чарли тронул мой локоть. Но я уже от всего отключился. Неужели это время особое, – подумал я. Неужели святые духи проносятся в такие снежные ночи, чтобы одаривать нас в эти странные минуты? Если я тайно загадаю желание, то вдруг эта ночь, странные сны, старые метели исполнят его?

Я закрыл глаза. Мое горло сжал спазм.

– Не надо, – сказал Чарли.

Но оно уже трепетало на моих губах. Я не мог больше ждать. Сейчас, сейчас, подумал я, странная звезда горит над Вифлеемом.

– Том, – выдохнул Чарли, – ради всего святого!

Да, подумал я, ради всего святого, и произнес:

– Мое желание в том, чтобы сегодня ночью, на один час…

– Нет! – Чарли ударил меня, чтобы я замолчал.

– …пожалуйста, пусть мой отец будет жив.

Стенные часы пробили двенадцать раз.

– О, Томас, – простонал Чарли. Его рука упала с моего плеча. – О, Том.

Снежный заряд ударил в окно, проскрежетал и умчался. Входная дверь распахнулась настежь. На нас хлынул поток снега.

– Какое печальное желание. И… сейчас оно исполнится.

– Исполнится? – Я резко обернулся и уставился на открытую дверь, зияющую, как могила.

– Не ходи, Том, – сказал Чарли.

Хлопнула дверь. Я уже бежал по улице; боже мой, как я бежал!

– Том, вернись! – Голос заглох за моей спиной в крутящейся метели. – Не надо!

Но в эту первую минуту после полуночи я уже бежал, ничего не соображая, задыхаясь, приказывая сердцу биться, крови мчаться, ногам бежать и бежать, и я думал: "ОН! ОН! Я знаю, где он! Если желание сбылось! Я знаю, где он!"

И во всем засыпанном снегом городе начали бить, бить и звенеть рождественские колокола. Они окружали меня и мчались за мной, пока я что-то выкрикивал, спотыкался в снегу и лелеял свое безумное желание.

Дурак, думал я. Он же мертв! Вернись!

Но что, если он будет жив, один лишь час этой ночью, и я не приду , чтобы отыскать его?

Я был уже за городом, без пальто и шляпы, но разгоряченный бегом; соленая маска замерзала на моем лице и хлопьями отлетала прочь при каждом прыжке по середине пустой дороги, по которой я бежал под веселые переливающиеся звуки колоколов.

Порыв ветра остановил меня за углом, где меня ждала темная стена.

Кладбище.

Я стоял возле массивных железных ворот, глядя сквозь них невидящими глазами.