День Святого Никогда, стр. 62
Проблуждав некоторое время среди переполненных стеллажей и наткнувшись на первую баррикаду из книг, Феликс остановился и прислушался. Библиотечную тишину нарушали лишь тихое попискивание крыс и старческое кряхтение, усиленное гулким эхом. Кряхтение доносилось откуда-то справа, и Феликс двинулся на звук, стараясь ступать по возможности бесшумно. Вскоре перед его взором предстала расшатанная стремянка, на верхней ступеньке которой маячили знакомые Феликсу полосатые гетры.
— Добрый день, Сигизмунд!
Маленький томик in octavo шлепнулся оземь, и сверху раздалось испуганное:
— А?.. Что?.. Где?.. Кто здесь?!
«Сдает старик, — подумал Феликс. — Раньше бы я к нему так не подкрался».
— Это я, Феликс.
— Феликс? — Гетры затопали на одном месте, и вниз спорхнул желтый листок. — Феликс! — обрадовался Сигизмунд, развернувшись таким образом, чтобы видеть собеседника. — Погоди, я сейчас спущусь…
Феликс нагнулся, чтобы подобрать упавший томик и, судя по всему, вырванную страницу из какой-то книги на греческом, а когда он выпрямился, Сигизмунд был уже внизу.
— Вот, — сказал Феликс и протянул ему свои находки.
— Да вы что, сговорились?! — гневно загремел Сигизмунд, и Феликс растерялся. — Сначала Дугал, теперь вот ты… Туристы выискались!.. Куда собрался, позволь спросить? — скрипуче осведомился Сигизмунд, кивая на сумку и футляр в руках Феликса.
— Никуда, — честно сказал Феликс. — Это вам Огюстен передал, — сказал он, скидывая с плеча сумку. — А футляр я… из дома забрал. На память.
— Да? — подозрительно нахмурился Сигизмунд. Он отложил книги на ближайшую полку, открыл сумку и стал придирчиво исследовать маленькие холстяные мешочки, в которые была расфасована посылка Огюстена, давая тем самым Феликсу возможность хорошенько его рассмотреть.
После двух лет, проведенных в подвалах замка Поэнари, Сигизмунд крайне болезненно переносил малейшую сырость — а так как нынешнее лето выдалось весьма влажным, то одет старик был, помимо теплых гетр, в плотные кожаные штаны (от «рабочего» костюма, в котором он обычно щеголял в День Героя), толстую вязаную кофту и целых два шарфа: один опоясывал его талию, оберегая от холода поврежденный позвоночник, а другой обматывал горло, излечивая непременную простуду, которую Сигизмунд ухитрялся подхватывать каждым летом. Вот и сейчас, закончив проверять посылку, он вытащил носовой платок, трубно высморкался и, промокнув заслезившиеся глаза, сказал чуточку хрипловато:
— Ты уж прости, что я на тебя накричал…
«Ничего, мне не привыкать», — подумал Феликс, а вслух сказал:
— Все в порядке? С сумкой?
— Да-да, спасибо… Огюстену передай, что это хорошо, но мало.
— Хорошо, но мало, — повторил Феликс. — Запомнил… А куда Дугал собрался?
— В командировку, — состроил кислую мину Сигизмунд.
— Куда?!
— В Монголию. В пустыню Гоби. Для прояснения слухов о раскопках драконьего логова. Поверить не могу, что он меня на это уболтал…
— То есть, командировочные он получил? — обрадовался Феликс. — Выходит, есть смысл потребовать пенсию?..
— Потребовать-то ты можешь, — хмыкнул Сигизмунд. — Только не у меня, а у Дугала. Если догонишь, конечно…
— Вот оно как… — упавшим голосом протянул Феликс. — Эх, а я рассчитывал…
Сигизмунд развел руками.
— Ничего не попишешь, командировка важнее. Да и денег там было — кот наплакал, все равно бы на всех не хватило… Но ничего, вот скоро выбью грант!..
Это песня Феликсу была знакома.
— Я вот что хотел сказать… — заявил он и набрал воздуха в грудь, собираясь сообщить наконец о пропаже огнестрелов.
— Да?
— У вас старые списки студентов сохранились? — неожиданно брякнул Феликс.
— Вроде да… — оторопел Сигизмунд. — А зачем тебе?
— Да хочу одно имя проверить… Нестор. Учился лет пятнадцать назад.
— Хм… Ну что ж, поищем…
Хаос хаосом, а ориентировался в нем Сигизмунд как рыба в воде. Не прошло и пяти минут, а он уже вернулся к стремянке с пачкой ветхих и пыльных журналов в руках и поманил Феликса за собой. Уверенно шагая по сумрачным каньонам, Сигизмунд добрался до ближайшего окна, возле которого стояли стол, пара стульев и аналой. На аналое покоился раскрытый на середине гроссбух со следами свежих записей.
Сигизмунд, бросив свою ношу на стол, вытащил, протер концом шарфа и угнездил на носу треснувшее пенсне, после чего принялся быстро перелистывать старые журналы, водя пальцем по спискам студентов.
— Нет, — сказал он, закрыв последний журнал. — Не было такого студента.
«Значит, соврал», — удовлетворенно подумал Феликс, но на всякий случай уточнил:
— Это точно?
— Точнее не бывает. А кто такой этот Нестор?
— Хотел бы я знать… Был когда-то помощником бургомистра. Потом — канцлером магистрата. Теперь он главный священник Храма Дракона…
При упоминании Храма Сигизмунд заметно повеселел.
— Да, незаурядная личность, — усмехнулся он и взял со стола ножик для разрезания бумаги. — А с чего ты взял, что он учился в Школе? — спросил он, постукивая ногтем по лезвию из слоновой кости.
— Он мне сам сказал. В прошлый День Героя, на приеме…
— Вот так пускаем в Школу всякую шваль, — огорчился Сигизмунд, — а потом расплачиваемся…
— Вы о чем? — не понял Феликс.
— Да так… О наболевшем. Взять хотя бы меценатов… Раньше от них отбоя не было — удавиться готовы были за приглашение на прием! — а теперь… Некоторые даже здороваться перестали!
— Так он же не меценат, — вступился за Нестора Феликс. — Был чиновник…
— Эти еще хуже, — безапелляционно заявил Сигизмунд.
— …а стал жулик, — закончил мысль Феликс.
— Почему это жулик? — обиделся Сигизмунд. — Он теперь пророк. Попрошу не путать, и жуликов почем зря не оскорблять!
Феликс усмехнулся.
— Ну, пусть будет пророк, — согласился он. — Правда, разница от меня ускользает…
— Разница существенная. Человек всегда думал, как обмануть ближнего своего, но одни предпочитали чистить карманы, а другие — души. Первых называли ворьем, и били во все времена. Вторые же именовались шаманами, жрецами, священниками и пророками. Их тоже иногда били, но редко. В основном их очень уважали, а иногда даже боготворили.
— Что ж, доверяю мнению эксперта, — шутливо поклонился Феликс. — По части мракобесия вы для меня — непревзойденный авторитет…
Еще не окончив фразы, он пожалел, что произнес ее. Он никогда прежде не позволял себе иронизировать по поводу увлечения Сигизмунда, но сейчас словно какой-то бес дернул его за язык. Видимо, несостоявшееся убийство на Рыночной площади напомнило о себе таким странным образом… Однако раньше Феликс не замечал за собой приступов неуместного веселья после пережитого стресса; такое скорее было присуще Огюстену, с которым Феликс делил кров последние два месяца. «Интересно, а истерия заразна?» — сердито подумал Феликс, кляня собственную невоздержанность на язык и опасливо поглядывая на Сигизмунда: не обиделся ли?
Сигизмунд же, уловив сарказм, сперва нахмурился, а потом вдруг просветлел лицом и снял пенсне.
— Послушай… — сказал он мечтательно и посмотрел на Феликса снизу вверх. — А что ты скажешь, если я отрепетирую на тебе одну маленькую лекцию? Как в старые добрые времена, а?
Отложив в сторону футляр с мечом, Феликс осторожно присел на краешек стола и сказал совершенно искренне:
— А знаете… С удовольствием!
— В таком случае… — засуетился Сигизмунд, убирая пенсне, приглаживая волосы и поправляя оба шарфика, — в таком случае — приступим!..
Но прежде чем приступить, он снова вытащил платок и высморкался.
— Кгхм, — откашлялся он и заявил нерешительно: — Должен предупредить, что это еще не лекция как таковая, а всего лишь конспект, набросок…
Феликс скрестил руки на груди и приготовился слушать.
6
Невзирая на отчаянные попытки Сигизмунда привести образовательный процесс в Школе героев к общепринятому «массовому» обучению, почти все герои старшего поколения продолжали практиковать индивидуальную, «от учителя — к ученику», систему передачи знаний, возникшую еще во времена странствующих героев. В обиходе это именовалось «завести любимчика». К примеру, Бальтазар ходил в любимчиках Готлиба со дня их несостоявшейся дуэли, Огюстен очень недолгое время числился в фаворитах Бертольда, а трагическая гибель Гектора заставила Алонсо преступить все писаные и неписаные законы героев: он извел под корень население, а потом и спалил все дома в той деревушке, где линчевали его ученика…