Башня Измены, стр. 91
А Хафиста? Так ли он на самом деле злобен? И кто она такая, чтобы судить о зле и добре? Хафиста, конечно, ей немало крови попортил, этого никто не отрицал. И в том, что она попала в такую передрягу, великая его заслуга. Но он старался уцелеть. И чем он в таком случае хуже первичных богов?
Впервые ее маленький уютный мирок показался Р'шейл тесным. И она затосковала. Покой куда-то испарился. Откуда ни возьмись нахлынули воспоминания — неприятные, тягостные. Р'шейл гнала их прочь, но они не уходили.
«Видишь? Все, что тебе дорого, на самом деле ложь, — вкрадчиво молвил Хафиста. — И любовь Тарджи не более реальна, чем этот твой мирок. Харшини тебя втайне презирают, иначе почему позволили тебе покинуть Убежище? Первичные боги боятся тебя. Ты оружие, Р'шейл. Оружие, разящее по воле тех, кто держит тебя в руках. Не дайся им».
«Ты тоже хочешь использовать меня, как первичные боги».
«Я предлагаю тебе кое-что взамен. Я могу умерить твою боль. Я могу помочь тебе».
«Как? Задушишь мои чувства, как харшини? Это была иллюзия, химера, а когда она исчезла, мне стало хуже стократ. Я не хочу пережить это снова».
«Я способен на большее, дитя демона. Я могу избавить тебя от тягостных воспоминаний».
«Эти воспоминания делают меня такой, какая я есть».
«Тогда, наверное, стоит подумать о том, какой ты могла бы быть».
«Я не буду орудием в руках твоих, Хафиста».
«Я предлагаю тебе сотрудничество, Р'шейл, а не кабалу».
И он пропал.
«Наверное, стоит согласиться, — подумала Р'шейл. — Один бог или другой — какая мне, собственно, разница?»
Глава 58
По приказу Тарджи отряд мчался к границе, что было сил. Дженга пообещал сдерживать кариенцев, сколько сможет, но даже по самым смелым прикидкам это давало день-два форы, не больше. Адрина держалась молодцом и не жаловалась, хотя на заду у нее уже живого места не осталось. Вечерами, останавливаясь на ночлег, люди сползали с седел, наскоро ели всухомятку и засыпали как убитые прямо под открытым небом.
В детстве Адрина заслушивалась романтическими балладами о влюбленных, сбежавших из отчего дома. Там, в этих балладах, герои целыми днями лихо скакали в седле, а по ночам неизменно занимались любовью. «Чушь какая», — думала Адрина, осторожно слезая с коня в небольшой рощице, выбранной Тарджей для ночлега. Даже Дамиан уже не выглядел этаким удальцом. Он устал, осунулся и ходил враскорячку, несмотря на то что всю жизнь провел в седле. И отчего-то, глядя на него такого, Адрина чувствовала себя лучше.
Теперь отряд уже не был столь многочислен. Следуя замыслу Дамиана, Тарджа разделил своих людей на несколько небольших групп и поодиночке отослал их на юг с приказом собраться на заброшенных виноградниках к югу от Тестры, где отряд должен был вновь соединиться. Осталось около сотни человек: менее половины из них — налетчики Дамиана, остальные — защитники и уцелевшие гвардейцы Адрины. После переправы через Стеклянную реку в Котсайде им предстояло опять поделиться. Тарджа и его люди полагали направиться в Цитадель, а Дамиан — на юг, в Хитрию.
Адрина знала, почему Тарджа стремится в Цитадель, хотя он почти не говорил об этом. Что-то случилось с Р'шейл. И Адрина молилась, чтобы это что-то не было непоправимым. Тарджа не успокоится, пока не узнает, что стряслось. Будучи человеком тактичным, принцесса не лезла с расспросами, но и то немногое, что ей удалось узнать о Р'шейл, было поразительно. Дамиан рассказывал о ней так воодушевленно, что Адрина могла бы взревновать, если бы не два «но». Первое состояло в том, что Тарджа был влюблен по уши и убил бы военлорда на месте, если б заподозрил его в непорядочности. Вторым «но» был сам Дамиан. Ревность предполагала некие чувства, а поскольку Адрина их к нему не питала, то и ревновать было нечего.
Адрина расседлала коня и сложила упряжь у костра, разведенного кем-то из защитников. Тарджа решил побаловать людей горячей пищей. Если бешеная скачка вымотала его, то о других уж и говорить не приходилось. Услышав о горячем ужине, Адрина и ухом не повела, зато Тами обрадовалась за двоих. Бедная рабыня не привыкла скакать в седле дни напролет, и рядом с ней Адрина являла собой просто образец бодрости и здоровья.
— Я могу забрать вашу лошадь, миледи?
Адрина обернулась. Перед ней стоял капитан Альмодавар. Губы принцессы тронула улыбка. В груди этого страхолюдного на вид детины под железной кольчугой билось сердце истинного джентльмена.
— Спасибо, капитан, но в таких путешествиях каждый сам за себя. Я сама поухаживаю за конем. Вам, наверное, есть чем заняться.
— Так точно, ваше высочество. Но у меня есть несколько ребят-подручных, у которых сил побольше, чем ума. Я прослежу, чтобы о вашем коне позаботились. А вы лучше отдохните, пока есть такая возможность.
Адрина так устала, что возражать была уже не в состоянии.
— Спасибо.
Альмодавар повел кобылу к линии сторожевого охранения, кто-то из помощников подхватил под уздцы и лошадь Тами. Адрина поискала глазами рабыню. Та стояла у костра и, покачиваясь от усталости, грела руки над огнем.
— Сядь, Тами, а то упадешь.
— Я лучше постою, если позволите. Боюсь, что теперь я уже никогда не смогу сидеть, и меня это, честно говоря, устраивает.
Наступила ночь. Плотно закусив и согревшись у костра, Адрина почувствовала себя гораздо лучше. Дамиан и Тарджа сидели в сторонке. Отодвинувшись от миски, Тами заснула как убитая, а Адрина еще долго вертелась, пытаясь лечь поудобнее.
— Рота, подъем! На зарядку!
— Не говори глупостей. Я глаз не могу продрать.
— Знаю. Но если сейчас немного поразмяться, завтра тебе будет гораздо легче — можешь мне поверить.
Дамиан схватил Адрину за руку и заставил подняться.
— Оставь меня в покое!
— Не скули. Ты ведешь себя как принцесса-недотрога.
— А я и есть принцесса-недотрога.
— Не смею спорить с особой королевской крови. Тарджа, ты с нами?
— Нет. Я должен проверить посты. Приятной прогулки, ваше высочество.
Лица Тарджи не было видно во тьме, но в голосе отчетливо слышались насмешливые нотки.
— Голову даю на отсечение, что над Р'шейл он не стал бы смеяться, — проворчала Адрина. Дамиан потянул ее за руку.
Топать по кочкам, да еще в такую холодину, было испытанием не из легких. Все ее мышцы стонали и жаловались.
— А ты стала бы смеяться над тем, кто может испепелить тебя одним взглядом?
— А с чего это у тебя такое хорошее настроение?
— Я жив, здоров и невредим. В нашем положении этого достаточно, чтобы радоваться. Шагай пошире. Нужно хорошенько размять ноги, а ты семенишь, как при дворе.
— Я не семеню.
— Тысяча извинений, ваше высочество.
— И нечего насмехаться.
— Да ты сегодня не в настроении, как я погляжу. А я думал, что ты рада, — ведь не каждый день вырываешься на свободу.
— Мне холодно, и я устала, Дамиан. Я чувствую себя так, словно меня посадили в мешок и часа два колотили палкой. У меня нет сил радоваться.
Дамиан замедлил шаг и обнял Адрину за плечи.
— Я тоже устал. Но бодрюсь, потому что я военлорд и не должен унывать.
— Между прочим, я не твой наемник, и ты не обязан поддерживать мой моральный дух.
Дамиан тихо засмеялся и не ответил. Мало-помалу они удалялись от костра, не пересекая, однако, линии охранения. От бдительного ока дозорных не могло укрыться ничто, происходящее за пределами бивака.
В объятиях Дамиана Адрина понемногу согрелась, и даже ноги будто стали меньше болеть. Впрочем, все это ненадолго. Завтра толи еще будет.
— Долго нам еще ехать до реки? — наконец нарушила молчание Адрина.
— Думаю, дней семь-восемь. Тарджа может сказать точнее.
— И все восемь дней мы будем гнать как бешеные?
— Нет. Люди, может, и выдержат, а вот кони — вряд ли. Так что через денек-другой придется сбавить темп.
— Ты думаешь, Кратин пошлет за нами погоню?
Он кивнул, и лицо его посерьезнело.