Надежда смертника, стр. 35

– Пошли, – я выбрался наверх. Следом за мной Джэг и Сви. Мы поглядели вниз.

– Ну как, скажешь, выпрыгнет? – презрительно спросить я.

Джэг покачал головой:

– Не, Пуук, ни за что.

Он снова с уважением.

Я вытащил нож и поднес к его лицу:

– Проговоритесь – пришью! Он мой!

– Никогда. Он твой, Пуук.

Сви закивал тоже.

Слишком поздно идти менять на консервы. Придется поголодать. Не страшно. И раньше голодал. Думал сначала спать в лифте, поглядеть, как верхний очухается, но не стал. Хочу побыть один, придумать, как мне прикончить проклятого Чанга. Спустился на два этажа ниже и пошел в другой конец здания.

Трудно спать не в укрытии. Ни подстилки, ни одеяла. Утром просыпаюсь жутко злой. День дождливый, но я все равно пошел на мену, вернулся с тремя овощными консервами. На этот раз получилось лучше, не облапошили. Вытащил чашку за окно, много воды накапало.

Посчитал свои юнибаксы. Может, отдать Карло как мзду? Не, не отдам.

Пууку не нужны миды, раз им не нужен Пуук.

Открыл консерву, поел холодных овощей. Стало лучше. Пора решать, что делать с верхним. Может, лучше пришить?

Поднимаюсь по лестнице, иду через холл.

Он вопит.

– Помогите кто-нибудь! Пожалуйста! Помогите!

Я прыгаю на крышу лифта, наклонился над люком. Тот глядит наверх. Мы смотрим друг друга. С минуту он молчит, потом:

– Больно.

Шевелит руками за спиной.

Штаны можно выменять на пять-шесть консервов. Ботинки – не знаю. Много. Два-три ящика консервов. А то и больше. До самой зимы еды хватит. Я прыгнул в лифт.

– Да не смотри ты просто так! Помоги, ради бога! Меня зовут Джаред Тенер, я… я потерялся. Получишь вознаграждение.

Не знаю, с кем выменивать ботинки. Можно попытаться с Чангом, а вдруг надует? Нужно быть осторожным.

Восхищенный, трогаю руками ботинки. Джэг рехнулся, отдать ему в мзду такую вещь.

Верхний отдернул ногу, но я просто сидел и крепко схватил. Медленно расшнуровал – не приходилось прежде.

– Убери руки! – Он злится и колотит ногами. Я дернул ботинки, кричу от радости.

– Отдай сейчас же! – Мальчишка весь красный от злости.

– Проклятый верхний.

Я плюнул, он морду в сторону. Весело. Я снова плюнул.

Он вопит, харю воротит:

– Подонок, мерзкий нижний!

Это мне сильно не нравится.

– Заткни хлебало, верхний.

– Отпусти меня! – Лягается.

Я злюсь, но вспомнил, что он для мены пригодится. Куча юнибаксов.

– Принес консерву. Овощи. – Показал ему.

– Боже мой, где я? Отпусти меня! – Задергался, хотел руки освободить. Хрен там. – Кто ты такой?

– Я захватил тебя в плен.

Чанговские словечки. Старик бы нос задрал, если б знал. Я иду ближе, хотел помочь сесть. Покормить нужно.

– Не прикасайся ко мне! – Заехал мне ногой в колено. Я подпрыгнул. – Убирайся, ты, грязный…

Ох я и злой. Хватаю его за ногу и толкнул в грудь. Он грохается вниз.

– Ты, что ль, лучше? Ты, что ль, владеешь миром? Я те покажу!

– Мразь! Дрянь! Не трогай…

Перевернул его, сел на живот, нож вытащил.

– Господи, не нужно… – Он заерзал, но не мог высвободить руки и вытащить их из-под спины.

– Больше ты не верхний! Такой же нижний, как все мы! Теперь будешь мидом!

Острым кончиком ножа я глубоко – чтоб остался шрам – вырезал у него на груди метку мидов: «М» с хвостиком мидов на конце.

Он визжал и вопил: «Боже, о Боже, прошу тебя, нет, о Господи Иисусе!» – почище чем Джэг, когда Карло его метил. Я лезу через люк и наблюдаю за ним. Скорчился в углу и рыдал, как маленький. Кровь капала на живот и на штаны. Их можно отстирать перед тем, как поменять.

– Спаси меня, Господи, – верещал, – кто-нибудь, помогите.

Хныкает. Я подумал: съесть его консерву или оставить.

Без мозгов эти ротастые верхние. Думают, владеют миром.

19. Роберт

Вечером я сидел в своей уютной вашингтонской квартире. Едва я закончил длинный разговор с мамой, как телефон зазвонил снова. Я поглядел на него с неприязнью. Как и у всех, кто на виду, у меня был составлен список друзей и знакомых, которые могли позвонить мне домой. Но, как и у всех, кто избирается, мой список вырос до невероятных размеров, иначе мог обидеться кто-нибудь из моих сторонников, которому очень хотелось иметь возможность напрямую обратиться к члену Генеральной Ассамблеи, за которого он голосовал.

Телефон зазвонил снова, и меня охватило искушение не отвечать. Вздохнув, я поднял трубку:

– Боланд слушает.

– Роб? Слава богу.

– Арлина? У вас такой голос… что случилось?

– Ты можешь приехать? Я не могу… Адам не в состоянии…

Меня охватил страх.

– С капитаном все в порядке? А с Адамом?

– Да. Мы…

Раздались приглушенные голоса, и она резко ответила:

– Значит, посмотрите еще раз! Нет, оставьте свет во дворе на всю ночь и не закрывайте ворота.

Сколько помню, Арлина всегда была спокойной и собранной, даже если распекала какого-нибудь идиота-журналиста в низко пролетевшем вертолете.

– Сейчас прилечу. Зажгите огни на посадочной площадке.

– Спасибо, Роб. Я тебе очень признательна…

– До встречи.

Я надел ботинки. Уж если Арлина расстроилась, значит, дело серьезное. Несмотря ни на какие политические разногласия, я просто обязан был отправиться к ней.

Мой водитель уже сидел дома с семьей. Я решил его не беспокоить: у меня есть свои ключи. На лифте я поднялся на крышу, едва дождался, пока подали мой вертолет, и через мгновение был уже в воздухе.

Резиденция капитана была всего в тридцати милях от моей башни: Ночью лететь было тяжелее, если ориентироваться только на зрение, но на высоте двух тысяч футов я подключился к транспортным маякам. Внизу вдоль двенадцати дорог, отходящих от кольцевой автодороги, ярко горели огни.

Приближаясь к резиденции капитана, я настроил свой приёмоответчик. Комп в сторожке проверит мое удостоверение личности. Произошло что-то серьезное, и кто-то может оказаться навеселе. Авария мне ни к чему.

Я приземлился в центре площадки для вертолетов, ориентируясь на огонек, которым размахивал охранник, выключил мотор и спрыгнул, когда лопасти только останавливались.

– Добрый вечер, сэр. Миссис Сифорт в…

– Мистер Вишинский, не так ли? Мне припарковаться сбоку?

– Нет необходимости, мы больше никого не ждем. – У охранника было напряженное лицо. – Но вы можете оставить ключи.

– Конечно.

– Роб? – прозвучал голос женщины.

– Здравствуйте, Арлина.

Она торопливо шла от дома. Мы встретились на полпути.

– Как я понимаю, нашли Адамова сына? Он…

– Филип исчез, – У нее был изможденный вид.

– О Господи. Когда?

– Мы обнаружили это сегодня во второй половине дня. Я с ума схожу. – Она вцепилась в мою руку. – Ник в монастыре. Я могла бы позвонить и попросить его вернуться раньше, но… действительно ли это необ… – она не договорила.

Я повел ее к дому.

– Все образуется.

Я хороший политик и умею находить успокаивающие слова в любой кризисной ситуации.

– Вы ели? Я так и думал. Мы пойдем на кухню, там вы мне все и расскажете.

Я подвел ее к двери, но Арлина уперлась рукой в дверную коробку, сопротивляясь:

– Роб, не нужно мне покровительствовать. Не в том я настроении.

– Но… – я не нашелся, что сказать.

– Если я сейчас поем, меня тут же вывернет. Я страшно боюсь за моего безмозглого гениального сына. Если… когда я его отыщу, излуплю как следует, но сейчас не нахожу себе места от беспокойства.

– Конечно. Со мной было бы то же самое.

– Откуда тебе знать? У тебя-то нет детей. Ее рука метнулась ко рту.

– Роб, прости меня. Я совершенно не в себе!

– Я понимаю, – я постарался, чтобы голос звучал спокойно.

Она уткнулась лицом мне в плечо:

– Прости меня.

– Ну конечно, Арлина.

Я с беспокойством огляделся вокруг. Если какой-нибудь не в меру ретивый журналист заснял это сцену на камеру, хлопот не оберешься.