Паранойя, стр. 55

Чед Пирсон.

Я ускорил шаги, чтобы они меня не заметили. Зачем? Инстинктивная реакция.

Господи, неужели Чед вообще знаком с Камилетти? Он никогда об этом не говорил, а если вспомнить, как скромен и непретенциозен этот парень, невольно начинаешь удивляться. Мне не приходило в голову ни одного правдоподобного повода (если не считать всяких темных делишек), по которому они могли бы контачить. И ведь разговор-то деловой, а не дружеский. Камилетти не стал бы тратить время на червя вроде Чеда.

Единственный вариант — случилось то, чего я больше всего боялся. Чед отправился со своими подозрениями на мой счет наверх — выше добраться не смог. Только почему к Камилетти?

Чед, конечно, имел на меня зуб и, как только он услышал о новичке из «Уайатт телеком», тут же побежал к Кевину Гриффину за компроматом. И ему повезло.

Хотя так ли уж повезло?

Если на то пошло, что знает обо мне Кевин Гриффин? Слухи, сплетни, отрывочная информация. Зато и у него репутация подмочена. Не важно, что там наплела служба безопасности «Уайатта». Главное, что в «Трионе» поверили — а иначе они не избавились бы от Кевина так быстро.

Так станет ли Камилетти верить обвинениям из подозрительного источника, от потенциального вруна вроде Кевина Гриффина, да еще и не из первых рук?

С другой стороны... Теперь, когда он увидел меня на ужине с Уайаттом в ресторане с повышенными мерами секретности, может, и станет.

У меня заболел живот. Неужели язва начинается?

По сравнению с моими остальными проблемами язва — это еще мелочь.

65

На следующий день, в субботу, было назначено барбекю Годдарда. Дорога до его загородного дома заняла часа полтора, в основном не по шоссе. По пути я позвонил отцу с сотового, о чем тут же пожалел. Немного поговорил с Антуаном, потом взял трубку отец. Он, по своему обыкновению, запыхтел, засопел, как волк на трех поросят, и приказал мне немедленно приезжать.

— Не могу, папа, — сказал я. — У меня дела по работе.

Я не хотел говорить, что еду на барбекю к генеральному. В уме прокрутил возможные варианты ответов папани: коррумпированные директора; Адам-жополиз; ты забыл, кто ты есть; богачи тычут тебе в лицо своим богатством; не хочешь побыть с умирающим отцом...

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил я, зная, что сам он никогда не признается.

— Ничего мне не нужно, — сварливо ответил отец. — Не нужно, если ты занят!

— Я приеду завтра утром, хорошо?

Отец ничего не ответил, демонстрируя обиду, и передал трубку Антуану. После больницы старый козел ничуть не изменился.

Я нажал на отбой, как только добрался до места. На обочине стояла простая деревянная табличка с фамилией «Годдард» и номером дома. Длинная, изрытая колеями грунтовая дорога по густому лесу неожиданно вывела к широкому подъезду. Под колесами захрустели обломки ракушек. Мальчик в зеленой рубашке отгонял на стоянку машины всех гостей, и я с неохотой передал ему ключи от «порше».

Загородный дом Годдарда оказался приземистым и симпатичным, обитым серой вагонкой. У меня возникло впечатление, что его построили в конце девятнадцатого века. Дом стоял на обрывистом берегу озера. На крыше торчали четыре большие каменные трубы; стены обвивал плющ. Перед домом была огромная бугристая лужайка. Судя по запаху, ее только что подстригли. Кое-где росли огромные дубы и узловатые сосны.

На лужайке стояло двадцать — тридцать человек, все в шортах и футболках и с бокалами в руках. Туда-сюда носилась стайка детей, которые кричали и бросали друг другу мячи. За столом перед верандой сидела хорошенькая блондинка. Она улыбнулась, нашла бейджик с моим именем и вручила мне.

Самое интересное, похоже, происходило по другую сторону дома, на задней лужайке, которая полого спускалась к деревянной пристани. Тут толпилось больше народу, хотя знакомых я не увидел. Ко мне подошла полная дама лет шестидесяти в бордовом платье-халате с поясом. У нее было очень сморщенное лицо и снежно-белые волосы.

— Вы, наверное, потерялись, — ласково сказала ока. Голос оказался низким и хрипловатым, а лицо — таким же потрепанным непогодой и живописным, как сам дом.

Я сообразил, что это жена Годдарда. Да, не красавица. Мордден был прав: действительно напоминает щенка шарпея.

— Я Маргарет Годдард. А вы, должно быть, Адам.

Я протянул руку, польщенный, что она каким-то образом меня узнала, пока не вспомнил про бейджик на рубашке.

— Рад познакомиться, миссис Годдард.

Она не предложила называть ее Маргарет.

— Джок много о вас рассказывал. — Она долго держала меня за руку и кивала, широко раскрыв маленькие карие глаза. Как будто я ей понравился — или мне только показалось. Она подошла ближе. — Мой муж — старый циник, и на него не так-то легко произвести впечатление. Так что вы, наверное, чего-то стоите.

С задней стороны дома была крытая веранда. Я пошел туда мимо двух больших черных каджунских грилей, где от тлеющих углей поднимались клубы дыма. Две девушки в белой униформе следили за шипящими котлетами, отбивными и цыплятами. Неподалеку за длинной стойкой, покрытой белой льняной скатертью, двое ребят, на вид студентов, разливали коктейли, газировку, соки и пиво в прозрачные пластиковые стаканчики. За столом еще один парень открывал устрицы и выкладывал их на лед.

Когда я подошел к веранде поближе, то начал узнавать людей: почти все — руководители «Триона» высокого ранга, с супругами и детьми. Нэнси Шварц, старший вице-президент отдела бизнес-решений, — маленькая нервная брюнетка в ярко-оранжевой футболке «Триона». Она играла в крокет с Риком Дьюрантом, главой отдела маркетинга, высоким, поджарым и загорелым, с уложенной феном черной шевелюрой. Оба не улыбались. Секретарь Годдарда, Фло, в шелковом гавайском платье, цветастом и ярком, дефилировала по веранде так, будто настоящая хозяйка — это она.

Вдруг я увидел длинные загорелые ноги на фоне белых шорт — Алана! Она тут же меня заметила, и в ее глазах зажглось удивление. Потом она небрежно помахала, улыбнулась и отвернулась в сторону. Что бы это значило? Наверное, не хочет афишировать наши отношения. Старое правило: «Не лови рыбку с корпоративного причала».

Я прошел мимо своего бывшего босса, Тома Лундгрена, одетого в уродливую рубашку для гольфа в серую и ярко-розовую полоску. Он судорожно сжимал в руках бутылку воды и сдирал этикетку длинной аккуратной ленточкой, с застывшей улыбкой слушая привлекательную негритянку — Одри Бетун, вице-президента и главу команды «Гуру». Чуть позади стояла женщина: скорее всего жена Лундгрена. Она надела почти такой же костюм, и лицо у нее было такое же красное и недовольное. Ее дергал за руку неуклюжий ребенок и что-то просил визгливым голосом.

Метрах в пятнадцати стоял Годдард в окружении небольшой группы смутно знакомых людей. Он смеялся и пил пиво из бутылки. На нем были голубая рубашка с закатанными рукавами, тщательно выглаженные хаки, темно-синий матерчатый пояс и старые коричневые мокасины. Бывший ученик богатой частной школы да и только. К нему подбежала маленькая девочка, он наклонился и, как фокусник, вытащил из-за ее уха монетку. Девочка взвизгнула от удивления, Годдард вручил ей монетку, и малышка убежала, пища от восторга.

Годдард что-то сказал, и слушатели расхохотались, словно он Джей Лено, Ричард Прайор, Родни Дэнджерфилд и еще дюжина юмористов, вместе взятых. Рядом стоял Пол Камилетти в тщательно выглаженных осветленных джинсах и белой рубашке, тоже с засученными рукавами. Ему-то сообщили об «установленной униформе», а вот я заявился в шортах хаки и рубашке поло.

Напротив Годдарда стоял Джим Колвин, главный инженер. Его тоненькие, как у бекаса, сметанно-белые ноги торчали из-под серых бермудов. Не барбекю, а показ мод какой-то. Годдард увидел меня и подозвал жестом.

На пути выросла чья-то фигура и стиснула мне руку. Нора Соммерс, в розовой трикотажной кофточке со стоячим воротником и огромных шортах хаки. Она как будто очень обрадовалась.