Уроки судьбы, стр. 23

— Ох, попомните вы у меня этот день! — проводил Модестович недобрым взглядом уходившего с Долгорукими Репнина. — Попомните и пожалеете!

— Это надо отметить, — не обращая на него внимания, предложил князь Петр Михаилу. — Наконец-то мои беды позади! И будем надеяться, нам удастся получить развод с Забалуевым. Однако, как вы смогли уговорить пройдоху управляющего? Честно говоря, я не верил, что у вас получится перетащить этого прохвоста на свою сторону.

— Сказать по чести, мне пришлось для этого пообещать ему прощение от Владимира, — признался Репнин.

— А что на это скажет Корф?

— Он уже сказал. Владимир сам предложил для Карла Модестовича половину жалования.

— Смело, — признал князь Петр. — Вы очень рисковали, а вдруг вам бы не удалось убедить Корфа? Управляющий, судя по всему, человек мстительный.

— Он трус, — отмахнулся Репнин.

— Иногда и трусливая собака кусает, — с сомнением покачал головой Долгорукий. — Вы едете с нами? Я бы хотел отблагодарить вас за содействие.

— Это я благодарен вам за то, что вы позволили мне рискнуть.

— Я был уверен, что у вас все получится. Кроме того, Лиза безоговорочно верит вам, а эта девочка редко ошибается.

— Да, — с теплом в голосе сказал Репнин, — проницательности Елизаветы Петровны можно только позавидовать.

— Мне почему-то кажется, что вы ей нравитесь, Михаил. Но позвольте сейчас высказать вам одну просьбу…

— Прошу вас, — почему-то смутился Репнин.

— Я знаю, что вы стрелялись с Владимиром из-за воспитанницы Ивана, Айны… И мне не хотелось бы, чтобы Лиза сменила одно безответное чувство на другое. Вы меня понимаете? Если вы любите другую женщину, скажите об этом Лизе сразу. Довольно она уже страдала.

— Я действительно дрался на дуэли из-за Анны и даже хотел связать с ней свою судьбу, когда Корф освободил ее.

— И что же вам помешало?

— Между нами все время были какие-то препятствия, и вот, когда они рухнули, оказалось, что мы друг друга почти не знаем. И мы расстались. Даже у счастливой сказки есть конец, я рад, что эта история закончилась. Иначе я не узнал бы Лизу. Ее смелость, ее решительность достойны восхищения. Ее импульсивность и ее упрямство делают ей честь, украшают ее. Она достойна, чтобы выйти замуж за человека, который будет любить ее именно за эти качества.

— Что ж, если вы чувствуете себя таким человеком…

Репнин поклонился князю. Тот кивнул ему, и они вышли па улицу к ожидавшим их в карете домочадцам.

— Ну-с, милейший, Карл Модестович? — раздался над ухом управляющего злобный знакомый голос. — Получил, что обещали? Всем доволен, собака?

— Простите меня, Андрей Платонович! — управляющий бросился к нему с объятьями. — Поверьте, я горько сожалею, что мне пришлось свидетельствовать против вас.

— Пошел вон! — брезгливо отстранился от него Забалуев.

— Зря вы так, Андрей Платонович, в этом деле мы оба с вами пострадали.

— Оба? Это что же, Репнин не выплатил тебе тридцать сребреников за мою душу?

— Он пообещал восстановить меня в прежней должности, а барон, мерзавец, сократил мне жалование вдвое против прежнего.

— Так поедем со мной в Сибирь, я тебе теплое местечко найду, — усмехнулся Забалуев.

— Шутки шутить изволите, — вздрогнул Модестович.

— Какие уж тут шутки! Тебя как мальчика провели. Пришел к тебе князек с дарами, ты губу и раскатал.

— Ох, Репнин мне заплатит, ох, как же он мне заплатит! Они все мне за это заплатят! — Пиф-паф, ой-ой-ой! — поддразнил его Забалуев.

— Бес попутал, Андрей Платонович, бес! Репнин, подлая душа… Спасибо, хоть вы отец-благодетель глаза мне открыли на его мерзкую сущность.

— Доверчивый дурак, — скривился Забалуев.

— Андрей Платонович, — заюлил управляющий, — не лишайте меня своего благоволения, прошу вас! Я клянусь, теперь дела у нас по-прежнему пойдут, так сказать, без задоринки, без сучка.

— Умеешь умаслить, налим, — брезгливо кивнул Забалуев.

— Я, как судья решение огласил, сразу догадался — кто-то вас от беды уберег. Видно, важная персона…

— Не твоего ума дело, — самодовольно рассмеялся Забалуев. — Все думали, что со мной можно запросто, что я так, мелюзга, букашка-таракашка, весу не имею. Ан нет, не вышло! Такие люди, как я, на дороге не валяются. Такие люди, как я, высоких покровителей имеют. Тебе бы, дураку, меня надо было держаться, а не этого князька! Какой от него прок? Пфуй! Что он имеет? Пшик! Воздух сотрясает. Балабол! Хотел меня в тюрьму засадить, да фокус-то не удался, не вышло!

— Андрей Платонович, не бросайте! Я на многое способен, сами знаете!

— Это мы еще посмотрим. Уж больно ты скорый бываешь, Карл Модестович. Да и проучить тебя за предательство не мешало бы… Но мне волонтеры нужней. Противник у нас непростой. И война только в самом разгаре.

— Это вы о Репнине? — изъюлился управляющий. — Так он один, а нас — двое. Ведь мы вместе! Андрей Платонович, я правильно понимаю? И вполне разделяю ваше беспокойство.

— Разделяешь? — Забалуев пригрозил Модестовичу кулаком. — Смотри у меня!

— Все, что скажете, Андрей Платонович… Только более на меня не сердитесь. Я — весь ваш и весь в вашем распоряжении.

— То-то! — усмехнулся Забалуев.

Глава 5. «Все дороги ведут в Рим»

За всеми этими заботами Долгорукие совершенно забыли о существовании своей гостьи — госпожи Болотовой, но Ольга была таким оборотом событий даже довольна. Никто не интересовался ею, но и не мешал предаваться размышлениям о своем будущем. Временное затишье и отсутствие интереса к ее персоне показало, что ищейки Бенкендорфа, по-видимому, потеряли ее след, и теперь Ольга могла полностью сосредоточиться на том, чтобы осуществить свой план — инкогнито приехать в столицу и, проникнув во дворец, встретиться с Александром. Ольга была уверена — цесаревич не мог забыть ее так быстро, слишком мало времени прошло с момента их вынужденной разлуки, слишком сильны были их чувства.

— Вы, как я понимаю, и есть госпожа Болотова? — навстречу Ольге, едва она спустилась в гостиную, поднялся Андрей Долгорукий. — Честь имею представиться…

— Я знаю, кто вы, князь, — обворожительно улыбнулась Ольга, подавая ему руку для поцелуя.

Андрей галантно прислонился губами к мраморной, гладкой коже ее руки и отметил про себя — а вдовушка весьма хороша собой, весьма…

Андрей только что сообщил Татьяне, что намерен разорвать помолвку с Наташей, и поэтому был настроен решительно и слегка по-гусарски. Потрясение, вызванное случайно подсмотренным им объятием его невесты и наследника престола, после бурных событий минувших дней отступило на второй план. И сегодня утром, отдохнув от пережитого волнения за судьбу отца и еще раз обдумав свое положение, которое иначе, как двусмысленным, и назвать было невозможно, Андрей пришел к единственно правильному и логичному умозаключению. Он решил вернуть Наташе данное ей обещание жениться на ней и впредь постараться не быть столь доверчивым в вопросах любви.

Поначалу Андрей сел писать невесте письмо, но слова получались излишне резкими, в них скорее читалась обида и оскорбленное самолюбие, нежели гордость и благородство. Перечитав набросок письма, Андрей счел его не по-мужски эмоциональным, а претензии мелочными, и потому пообещал преданно смотревшей ему в глаза Татьяне, что сам поедет в Петербург и лично откажется от продолжения отношений с княжной Репниной.

Татьяна при этих словах побледнела, но потом засветилась счастьем. Андрей почувствовал, что в этот миг она буквально боготворила его, и позволил себе вдоволь насладиться этим чувством. Не каждый же день в тебе видят Бога…

— Рад знакомству и сожалею, что не смог найти времени сделать это раньше, — Андрей предложил Ольге присесть. — Надеюсь, вы довольны приемом?

— У вас очень милый дом и очаровательные домочадцы, — любезно ответила Ольга, садясь на диван.

— О да, вот только у нас сейчас слишком много забот, — развел руками Андрей.