Площадь диктатуры, стр. 31

– Холодно, пойду, возьму ветровку, - подмигнув Нине, сказал Горлов. Вернувшись, он вынул из чемодана мешок с подарками и положил его рядом на тумбочку у Машиной кровати. Хлорвиниловая елочка уже стояла там же, густо посыпанная белой пудрой.

Надевая ветровку, Горлов обнаружил в кармане пакет. Под несколькими слоями старых газет обнаружилась спичечная коробка, а в ней - целлофановый конвертик с белесым порошком. Он не был похож на соль, но Горлов все же осторожно лизнул краешек. Вкус был незнаком, и, подумав, что это точно не соль, он выкинул коробок в урну возле лифта, а газеты взял с собой - пригодятся разжигать костер.

К полуночи все было готово. С первым ударом курантов все гуськом съехали с горки, внизу свалились в кучу, но перед двенадцатым ударом Горлов успел вскочить на ноги и открыть шампанское.

– С Новым Годом! - хором закричали Маша с Никитой.

– С Новым Годом, с новым счастьем! - тихо повторила Нина, а Горлов вспомнил, как мечтал провести праздники уже в Челябинске. И в первый раз эти мысли не вызвали сожаления.

– Не вышло, и черт с ними. Мне и здесь не хуже, - подумал он.

Разбудили его на рассвете. Было почти десять утра, когда Горлов проснулся от резкого стука. За дверью стояло трое милиционеров и их соседка по столовой с мужем.

– Горлов Борис Петрович? - шагнув через порог, спросил майор, видимо старший. - Нам надо осмотреть ваши помещения, вот ордер на обыск.

– Да, зачем ордер, осматривайте, если нужно, я только оденусь, - Горлов пошел в спальню, один из милиционеров двинулся вслед за ним.

– Подождите, жена оденется, - Горлов хотел закрыть дверь, но милиционер тут же придавил его к стене.

– Не положено, - сказал он, и Горлов понял, что спорить бесполезно.

– Подай мне халат, - Нина проснулась сразу и, показалось, что она совсем не волнуется.

– Минуточку! - милиционер перехватил одежду и нарочито медленно осмотрел карманы халата, потом женское белье.

– В чем дело? Что вы ищите? - возмутился Горлов.

– Борис Петрович, в присутствии понятых вам предлагается добровольно выдать оружие, боеприпасы, отравляющие и наркотические вещества, антисоветскую литературу, а также иные предметы, запрещенные к хранению и распространению на территории СССР, - сказал майор.

– Какие боеприпасы? У меня только перочинный ножик - вот он, пожалуйста.

– Товарищи понятые, подойдите ближе: нож складной, с черными пластмассовыми накладками, с обеих сторон изображена фигура собаки… нет, запишем - бегущего животного. Длина лезвия шесть с половиной, ширина - около двух с половиной сантиметров. Что еще?

– Больше ничего нет, - растерянно ответил Горлов.

Толкаясь, осмотрели туалет, ванну, больше часа рылись в чемодане и в сумках.

– Должно быть здесь, надо посмотреть на вешалке, - неожиданно воскликнула соседка. Ее лицо и шея покрылись красными пятнами, она все время теребила поясок платья.

– Тише, - толкнул ее муж.

– Давайте посмотрим в прихожей, - согласился майор.

– Вот же она! - закричала соседка.

– Это ваша куртка? - как-то вкрадчиво спросил майор, снимая ветровку с крючка.

– Понятые, внимание! - майор осторожно обшарил карманы. Кроме носового платка, пробки от шампанского и спичек там ничего не было.

– Смыв надо сделать, - сказал один из милиционеров.

– Да она же вся промокла, - ответил другой и повернулся к Горлову. - Почему куртка мокрая?

– В снегу была, потом растаяло, - ответил Горлов.

– Все-таки смыв сделать надо!

– Вам надо, вы и делайте, - вдруг окрысился майор, - а у нас и так дел хватает. За ночь четыре кражи и две групповых драки с ножевыми и нанесением тяжких.

Маша с Никитой испуганно выглядывали из-под одеял, но их комнату осматривали как-то наспех, больше для проформы.

– Ну, ладно, пора заканчивать, - огорченно сказал милиционер и направился к выходу.

– А протокол? Кто протокол писать будет? - крикнул ему вслед майор.

– Да, протокол обязательно, - вспомнив, что рассказывал ему Рубашкин, сказал Горлов.

– Понятые! Понятым остаться! - рассвирепев, заорал майор, но их соседи вышли, сделав вид, что не слышат.

– Что же делать? Без понятых протокол недействителен…

– Давайте акт составим, что понятые ушли без разрешения, - предложил Горлов.

– Нужно им мое разрешение, как прошлогодний снег, - буркнул майор и, наконец-то сняв шинель, уселся за стол. Промучились еще час, измарав листов десять, а под конец выяснилось, что фамилии понятых майор не знает. Горлов догадался сбегать в регистратуру. Оказалось, что соседей только что увезла милиция, но их фамилию сказали.

– Ну и хрен с ними, Федосеевы - так Федосеевы - майор чуть было не плюнул на пол, но вовремя сдержался.

– А вас-то как зовут, - подписывая протокол, спросил Горлов.

– Что я? Я человек известный. Майор Иван Иванов из 81-го отделения, меня здесь вся шпана за версту по походке узнает. Давай выпьем на посошок.

Горлов мигнул Нине, и она принесла запасенную на всякий случай бутылку водки. Разлили по полстакана и, закусив взятыми из холодильника бутербродами, добавили столько же.

– Скажи, Ваня, что все-таки искали? - слегка захмелев, спросил Горлов.

– Что было, того не было! Если ты не знаешь, и не надо! Не положено знать! Хороший ты человек, Боря. Хорошо, что все пронесло, но больше не попадайся, - майор очень быстро покраснел и стал заплетаться.

– Если что, звони в отделение, звони, Боря, милиция своих не сдает, - говорил он, путаясь в рукавах шинели. На прощание они обнялись и договорились как-нибудь вечерком посидеть без суеты.

– Моего друга не обижать! - рявкнул он на кого-то в коридоре.

– Они больше не придут? - выглянул из своей комнаты Никита.

– Не придут, одевайся скорее, а то на ужин опоздаем, - Горлов взял сына на руки и отнес на кровать. Мешочек с подарками лежал нетронутый.

– Чем вы елку обсыпали?

– Маша на кухне нашла, - зевнув, ответил Никита.

Горлов послюнил палец и лизнул прилипшие крупинки. Вкус был такой же, как у выброшенного вчера порошка.

– Гадость, надо вытряхнуть и вымыть, - решил он и понес елку в ванну.

– Оставьте, после посмотрю, - едва сдерживаясь, буркнул Косинов застывшему перед ним Федорову.

– Разрешите идти? - хмуро спросил тот.

– На белом катере…

– Не понял, товарищ полковник.

– К вашей матери на белом катере! Теперь понял? Иди!

Косинов, взял оставленный Федоровым документ и, морщась, подписался.

2.4. Уводили его на рассвете

Новый год встречали три дня подряд, а утром 4-го Рубашкин ясно почувствовал, будто был голос свыше: пора завязывать. Звали еще и во много мест сразу, но он уже давно обещал приехать к Брусницыну в Комарово, и лучшего повода отвертеться от застолий не было. Уехал, и - все, с концами!

Погода была подходящей: тихая, с легким морозцем. За полчаса ходьбы от станции хмурь, как рукой, сняло. Тропинка к крыльцу была плотно утоптана, а дверь в сенях незапертой.

– С горячим литературным приветом! - войдя, громко сказал Рубашкин и тут же осекся. В комнате было не протолкнуться: несколько милиционеров и один в штатском. У окна сидела пожилая соседка Брусницына, по ее лицу катились капли пота - крупные и очень заметные.

– Вот и второй понятой, - сказал штатский и повернулся к Рубашкину: - Задерживаетесь, товарищ, ведь к часу договаривались.